Таблица лидеров

Действующее вещество то же, те же 4 аминокислоты. Это по моему известно всем, но у дженериков испытания не длятся годами. Если Вас что то смущает, то Каспер уже предложил, возьмите копаксон и аксоглатиран, отнесите в независимую лабораторию,сделайте анализ. И тогда с аргументами, что это разные препараты и не могут подлежать замене в Росздравнадзор. А "розовые сопли" по поводу укола в животик- вызывают улыбку- улыбайтесь, это полезней, чем накручивать себя и других.

И очень большую роль играет окружение. Когда дочь просила дать ей спокойно умереть, мы семьёй всеми силами убеждали её, что надо жить, поддерживали и она вышла из этого состояния. Теперь говорит, что забыла про это. И отлично!

На самом деле у каждого свои проблемы и каждый считает свои проблемы серьезными, даже если другие не считают их таковыми. Поэтому нельзя судить так со стороны, кому легко и он сам себе все придумал, а кому по настоящему тяжело. Для кого то тяжелейшее испытание на работу пойти))) А для кого то возможность пойти на работу- счастье.

Всем привет, Меня зовут Евгений Ксензенко, я журналист и работаю в Лондоне. Недавно познакомился с профессором Энтони Голдстоуном (Prof Anthony H Goldstone), посчитал это огромной профессиональной удачей, ведь немногие врачи удостаиваются звания Командора Британской Империи. Я беседовал с ним о лечении рака для медицинской статьи, но вдруг профессор отвлекся на тему РС, заговорив об инновационном методе лечения, который позволяет некоторым парализованным людям вновь начать ходить. Голдстоун - профессор гематологии в очень уважаемой клинике Harley Street at University College Hospital, он стоял у истоков первых операций с использованием стволовых клеток и разрабатывал методики по трансплантации костного мозга. Его исследования в области лечения гематологических злокачественных опухолей привели к революции в терапии рассеянного склероза. Вот отрывки из моего с ним интервью: - У нас давно уже было понимание, а именно больше 30 лет, что существует возможность вылечить некоторые случаи лейкемии и лимфомы с помощью высоких доз химиотерапии. Проблема в том, что эти высокие дозы химиотерапии наносят вред костному мозгу. Пациент просто не сможет восстановиться после такого лечения. Тогда мы решили использовать стволовые клетки больного в качестве некого манёвра, который позволит человеку перенести высокую дозу химиотерапии. До начала терапии мы забираем стволовые клетки пациента из костного мозга. Для их получения мы даём ему специальные препараты. Таким образом, мы просто мобилизуем появление этих донорских стволовых клеток, а затем забираем и замораживаем их. Таким образом, эта методика была разработана для применения мощных доз химиотерапии. Однако мы стали понимать, что во время этой процедуры происходит некая перезарядка или перезагрузка иммунной системы необычным способом. Когда мы забираем эти стволовые клетки, а затем возвращаем их пациенту, происходит некое аномальное перерождение, в результате которого у некоторых людей появляются необычные иммунные клетки. У больных раком иммунные клетки обычно ослаблены. Мы так же знаем, что трансплантация стволовых клеток приносит свои плоды при лечении так называемых аутоиммунных заболеваний. Это когда клетки организма разрушают сами себя из-за нарушений в иммунной системе, то есть когда наш организм начинает убивать нормальные клетки, подозревая, что они как раз-то и аномальные. Достаточно долго трансплантация стволовых клеток использовали при лечении такой болезни (Lupus Erythematosus). Однако в последние 2-3 года были проведены попытки использовать этот метод для лечения рассеянного склероза. - А почему именно сейчас? - Причина в следующем. И хотя возникновение рассеянного склероза, возможно, связано с действием инфекционного возбудителя, однако разрушение тканей головного мозга пациента вызвано проблемами в иммунной системе человека. Происходит тот же самый аутоиммунный процесс, то есть клетки пациента нападают на собственные здоровые клетки. И вот мы заметили, что в некоторых случаях, когда мы забираем стволовые клетки у больных рассеянным склерозом, то при обратном вливании они превращаются в обычные иммунные клетки и перестают разрушать мозг. Таким образом, состояние пациента больше не ухудшается, а в некоторых случаях происходит восстановление некоторых функций головного мозга. И тогда состояние пациента значительно улучшается. - То есть теперь можно помочь всем больным рассеянным склерозом? Нет, это не работает для всех. Поэтому важно знать, какие группы людей хорошо реагируют на это лечение, и пытаться его применять именно в правильных случаях, когда можно рассчитывать на успех. Чаще всего на лечение положительно реагируют молодые люди, которые болеют рассеянным склерозом меньше пяти лет. Пациентам с диагнозом рассеянный склероз реммитирующего течения (прерывистая форма течения заболевания с чередованием обострений и улучшений - Е.К) новый метод поможет больше, чем людям с первично-прогрессирующим течением рассеянного склероза. Таким образом, для пациентов лучше, если симптомы проявляются, а затем исчезают. Получается, в основном, это лечение для молодых людей, которые ещё могут ходить, то есть они не прикованы к инвалидному креслу. Однако есть комплексный неврологический анализ, который должен определить, кому это лечение поможет, а кому нет. - Есть какие-то ещё “подводные камни”, о которых люди должны знать? - Есть несколько причин, по которым мы должны осторожно относиться к этому лечению. Прежде всего любая трансплантация стволовых клеток несёт в себе небольшие риски. Конечно, уже намного меньше, чем раньше, но они всё ещё сохраняются. По-прежнему два или три пациента из 100 умирают после процедуры. Ну и во-вторых, это всё ещё очень дорогая терапия. С другой стороны, если этот метод убирает необходимость в других лечениях в течение многих лет, то затраты соотносимы. К примеру, такая операция может стоить 50 тысяч фунтов или даже больше. Кроме того, нужно быть осторожным при выборе места для лечения. Так как его могут провести, как я называю, в ковбойском стиле. В Южной Америке есть разные клиники, которые делают подобное лечение дешевле. Однако я не уверен в его качестве. - А каким оно должно быть? Например, если у вас есть молодой человек, страдающий рассеянным склерозом, то такая процедура относительно безопасна для него. Однако её нужно проводить в клиниках, у которых есть опыт в проведении подобных операций. И во-вторых, должен быть невролог в клинике. У нас их обычно два. Они осмотрят пациента и решат, имеет ли смысл ему проводить подобное лечение или нет. Вы же понимаете, есть достаточное число отчаявшихся людей, готовых лечь на операцию, даже если у них прогрессивное течение рассеянного склероза. И подобное лечение им может и не помочь. - А если есть правильный пациент для вашего метода, то какие бывают результаты? В общем, если есть пациент с подходящими условиями для операции, то в 50% случаях болезнь перестаёт развиваться, а в 20-30% их состояние может значительно улучшится. Некоторые люди, которые были прикованы к инвалидному креслу, уже через несколько месяцев начинают ходить. Результаты терапии очень многообещающие, но саму операцию должны проводить только те специалисты, которые понимают, что они делают. То есть получается, что у молодых пациентов есть шанс на восстановление, а у других людей, как например, у профессора Стивена Хокинга, понятно, что у него не рассеянный склероз, а боковой амиотрофический, просто нет шансов? Да. Людям с такими ограничениями в мобильности новый метод не поможет. - Вы сказали, что всё-таки есть случаи, когда люди встают с инвалидного кресла. Это же чудо. Как это происходит на эмоциональном уровне? - У некоторых пациентов происходят улучшения на неврологическом уровне. Демиелизирующие заболевания, разрушающие нервы, не просто останавливаются, но и нервы полностью восстанавливается, Таким образом паралич может реверсировать, то есть человек сможем ходить. - Вы лично видели такие случаи? -Да - Расскажите, пожалуйста, что из себя представляет сама процедура. Сколько времени занимает ваш метод? Он проходит в два этапа. Прежде всего, нам нужно получить стволовые клетки пациента. Для этого мы попросим принимать его некие препараты в течение нескольких дней. Затем, когда мы знаем, что они уже в крови, начинается другая процедура, которая продолжается 3-4 часа, - сбор стволовых клеток. Первый этап это амбулаторная стадия. Мы наблюдаем за пациентом, оцениваем, подходит ли он для проведения этого лечения. В общей сложности где-то две недели занимает первый этап. Затем пациенты ложатся в клинику, примерно, на три недели. В это время мы и вводим стволовые клетки - по-сути, это тоже самое переливание крови. После чего мы наблюдаем за пациентом в течение 15-20 дней, пока он не восстановится. Затем ещё в течение нескольких месяцев больными занимаются разные специалисты, включая физиотерапевтов. - И когда будут заметные первые результаты, если всё прошло успешно? Ну они, конечно, не убегают прямо из больницы. Состояние больных улучшается постепенно в течение 3-6 месяцев. - Вы сказали, что видели, как пациенты встают с инвалидных кресел. Что происходит с ними в такие моменты на эмоциональном уровне? Видел. Такое, чтобы люди встали с кресла, это пока произошло в США и у нас. Пациенты приехали в больницу в инвалидных креслах, а вышли из неё самостоятельно через несколько недель. Один из этих людей теперь отправляется на работу на велосипеде. Понимаете, это не какой-то там ковбойский метод, это реальная инновация. Надо только помнить два аспекта: выбор подходящих пациентов для проведения этого лечения и правильный выбор клиники, у которой есть опыт в проведении подобной терапии. - Профессор, как так получилось, что этот метод раньше не использовали. Время ещё не подошло? Когда начинали это делать, это были единичные случаи. Их зарегистрировали в европейской группе по трансплантации костного мозга. Так как люди, страдающие рассеянным склерозом, могли неожиданной почувствовать себя лучше, то сложно было понять из-за эпизодичности лечения, что конкретно произошло. Сейчас такие процедуры проводят в масштабах по 10-20 больных в каждой клинике. Так что мы точно знаем - исследования тщательно задокументированы, от чего происходит улучшение состояния пациента. Теперь в этой области трансплантации стволовых клеток появились научные статьи, в которых описываются подобные случаи. Всего уже провели несколько сотен таких операций в Европе и США, - И насколько долго длится эффект от лечения. Есть ли какая-то гарантия, что болезнь не вернётся? Впервые подобные операции начали делать 7-8 лет назад, но по-настоящему вот только последние 2 года. Так что проследить эффект за длительный период времени с большим количество пациентов, мы можем только за последние 2-3 года. Мы не знаем, как эти люди будут чувствовать себя через 10 лет. Однако в большинстве случаев мы не наблюдаем ухудшения состояния пациентов. - Как вы видите развитие этого метода в будущем? С этим заболеванием подобную методику чаще всего пытаются применить, когда болезнь стала прогрессировать. А для того, чтобы была хорошая отдача, этот метод должен применяться, как единственный метод лечения. Обычно его применяют через год после диагностики или используют вместе с другими лекарствами. - Хочу просто ещё раз уточнить, что конкретно Вы называете “ковбойским стилем” лечения. Ковбойский стиль означает, что неопытные и иногда даже люди, которых не волнует здоровье пациентов, пытаются воспользоваться ситуацией. Предлагают лечить модным методом, подвергают жизни людей риску. Они пытаются делать то, что сами не понимают до конца. Все инновационные лечения в этой области должны проводить люди, которые знают, что они делают. Как в нашей клинике

В инструкции написано, что если вы забыли сделать укол, то уж пропустите и следующий делайте в своё время. Как то так, это я своими словами). Чего такая жёсткая связка-не знаю ))) А у меня четкая связка с КИ аналога Тизабри, мы пили таблетки в строго определенное время, даже будильник ставила, врач несколько раз повторила, если забыла или не было возможности,лучше позже, чем раньше, а если сильно забыла, то лучше вообще пропусти. Вот у меня наверное рефлекс насчёт позже с тех пор выработался, как у собаки Павлова)))

Ну вот и хорошо, только второй укол надо было сделать тогда завтра утром, сегодняшний вечерний пропустить (лучше перерыв больше 24-х часов, чем меньше)

Вчера перед суточным дежурством первый раз сделала укол Аксо, покраснение вместе укола как слепень укусил, но ттт шишки нет, и почти не горело, а сегодня утром второй сделала. Я со страху перешла на утренний укол, страшно было делать вечером одной в кабинете. ) посмотрим, что и как дальше. Всем здоровья.

Получила сегодня упаковку аксоглатирана,первый раз укололась им.Кстати в этой упаковке была инструкция,а в прошлый раз её не было .Вроде все нормально прошло чуть припухло.

Спасибо! Решил 10 дней подряд проколоть. Сделал в бедро в этот раз. Посмотрим что дальше будет.

Хорошая статья, с учетом того, что при регистрации Вы указали почтовый ящик организации занимающейся сопровождением пациентов Англомедикал.

Мне кажется, жесткая связка 1 укол в 24 часа это для того, чтобы не перегружать иммунную систему. Вдруг среагирует (необязательно). Например таблетки контрацептивы тоже нельзя принимать более одной за 24 часа...

У меня тоже ВПРС. Мне реально помогает. Практически полностью остановило прогрессирование болезни. Я бы посоветовал первые 10 ампул проколоть каждый день. Глубоко в мышцу. Я колю в переднюю часть бедра. Сам себе. А потом колоть через день. Туда же. Ни каких следов от уколов не остаётся. Это кажется что страшно самому себе колоть. Но оказывается это очень просто.

Кстати о мышцах. Просыпаюсь сегодня. Встаю. А на спине мышцы скованные. Если лягу на спину из положения сидя, встать уже не смогу. Для меня всё ясно. Сегодня колоть тактивин. Или его заменитель имунофан. Через пол часа после укола эта тяжесть в пояснице проходит. И это на 48 часов. После завтра опять укол. И так уже с 1995 года. Перестаю колоть, нарастает спастика и по спине, и по ногам, и руки крючит. Как объяснить этот эффект я не знаю.

Легко сказать, не стонать, смотря как подвернешь. Мы же люди, а не роботы. Ногу подворачивала, если что. И слёзы и стоны и раздражительность были, когда отек не спадает и все остальное не торопиться налаживаться.

Вера, мне Ваш комплексный подход оч. нравиться! Почти всегда и с оговорками. "Не сотвори себе кумира" - вечный принцип, как и критичное отношение к разного рода прозрениям. Всё связано со всем. Если бы Ваш завлаб был менее яркой личностью, он бы жил вечно? Умер бы от др. причины? Надо было вовремя опроститься? Почему-то кажется, что Вы прекрасно ориентируетесь и в статистике и в стохастических процессах. Вашей дочери вполне могла помочь одна диета. Вот одна из фантазий: Причины болезней по Луизе Хей 1. Знаете, совершенно не жалко, что на БАС ума не хватило - обойдусь РС))) Для бывш. машиниста бетономешалки уже неплохо))) 2. Собирают на б-ю БАС: 42 г., 3-е детей, ник. отн-я к инт. бомонду. 3. Зачем глупые психологи придумывают бесчисленные тесты и опросники, если для понимания психологии чел-ка достаточно форумы почитать?

Тоже пробовал глицин. От него быстрей засыпаешь. Но просыпаешься рано. Может чуть успокаивает. Может голова становится чище. Мужскую линию укрепляет. По утрам заметно. Но то, что он останавливает прогрессирование РС - это уже слишком. 9 лет на ВВИГ. А в них глицина нет. Работает. Изучил всё досконально. 1 год и 7 месяцев на ВМИГ. Работает точно также. А в них есть глицин. Но не глицина в этом заслуга а донорского иммуноглобулина. Его воздействие на органы ответственные за выработку своих иммуноглобулинов. Единственный способ доказать что ВМИГ работают это время. Я уже 1,5 года. У меня нет ухудшений. Другие год. Третьи меньше. Но ведь работает. И самое важное это безвредно. Ни каких побочек. Во всяком случае ещё ни разу не зафиксировано. И те кто колит, ещё ни один в обострение не сорвался. Это тоже о чём-то говорит... Но времени прошло мало. Да и людей мало...

Здорово, надеюсь Вам этот препарат подойдет Помните, гриппоподобный синдром может проявляться не только в виде высокой температуры, но и в виде ломоты суставов или головных болях. Не ждите, что он сам пройдет - пейте парацетамол или ибупрофен (нурофен). Будет намного легче и комфортней.

Может, заинтересует: Нейропротекция при ишемической болезни мозга: глицин Комплексное клиническое (неврологическое, нейропсихологическое) исследование пациентов с дисциркуляторной энцефалопатией показало улучшение общего состояния больных на фоне нейропротективной терапии глицином (сублингвально в суточной дозе 600 мг): уменьшалась выраженность несистемного головокружения, повышались внимание, работоспособность, общая активность... ПС. Конечно, не утверждаю, что эффекты у Вас вызваны именно глицином. Здоровья и удачи!

Огромное спасибо за заботу! Сегодня сделала первый укол как раз с 0,25, пока что полет нормальный)

Правильное поведение в данной ситуации. Я бы ещё на сайт здравнадзора отправила сообщение с описанием побочек и заставила бы дока добавить удостоверение. В ЦРС подготовьте заявление на имя главного невролога с просьбой закупать вам коп в инд. порядке. И спокойно требуйте. И немнго офтоп по поводу " до четырех утра колотило мелкой дрожью, как при простуде укуталась в одеяло, плед и шерстяные носки,". У меня на ребифе несколько раз в год с самого начала приёма бывает подобная реакция. Помогают две таблетки парацетамола и укутывание. Причины определить невозможно (укол не "под", а "в" кожу? или общее состояние организма в этот момент? или чёрт знает что ещё?) Но два раза подряд не бывало никогда. В остальном всё чики-пуки, хоть я и аллергик по жизни (отёк Квинке и др. "радости" жизни знаю не по наслышке). В общем, удачи

Последний поэт Серебряного века - Мария Петровых (1908 - 1979) Я равна для тебя нулю. Что о том толковать, уж ладно. Все равно я тебя люблю Восхищенно и беспощадно, И слоняюсь, как во хмелю, По аллее неосвещенной И твержу, что тебя люблю Беспощадно и восхищенно. *** Ни ахматовской кротости, Ни цветаевской ярости - Поначалу от робости, А позднее от старости. Не напрасно ли прожито Столько лет в этой местности? Кто же все-таки, кто же ты? Отзовись из безвестности!.. О, как сердце отравлено Немотой многолетнею! Что же будет оставлено В ту минуту последнюю? Лишь начало мелодии, Лишь мотив обещания, Лишь мученье бесплодия, Лишь позор обнищания. Лишь тростник заколышется Тем напевом, чуть начатым... Пусть кому-то послышится, Как поет он, как плачет он. 1967

Таблица для уколов Экставии, колол по ней Экставию, Бетаферон, сейчас колю Ронбетал Миша

Анна Ахматова Анна Ахматова Стихотворения Я научила женщин говорить… Но, Боже, как их замолчать заставить? В зрелые годы Анна Ахматова гордилась тем, что Корней Чуковский, в статье о «Поэме без героя», назвал ее мастером исторической живописи. Она приходила в отчаянье, когда из ее сборников в 40-е, 50-е и даже в либеральные 60-е редакторы с неизменным постоянством изымали все, что не укладывалось в рамки «любовной лирики». Тогда-то и написала часто цитируемую эпиграмму: «Я научила женщин говорить… Но, Боже, как их замолчать заставить?» Но это реакция раздражения на конкретную ситуацию, а, по существу в том, что именно она научила русскую женщину говорить по-своему и о своем, Ахматова как раз и видела назначенное ей свыше Предназначение. По ее мнению, в предреволюционной России к середине десятых годов обозначился социальный заказ на женский поэтический голос. Вакансия – на роль примадонны Серебряного века – была одна, претенденток несколько, однако по воле рока досталась именно ей. Уникальный, серебряный, театр русской поэзии не продержался и до первого, десятилетнего юбилея. После семилетия войн и революций все стало иным: рифмы, темы, дикция. Зато прима серебряной сцены оказалась задуманной надолго. Это ее – низким, неповторимым голосом проголосил ужас большого террора в бессмертном «Реквиеме»: Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой, Кидалась в ноги палачу, Ты сын и ужас мой. Большой террор – не последний ужас и всего ахматовского поколения и лично Ахматовой. Ей, как и многим, «суровая эпоха» еще не раз ломала и подменяла жизнь и судьбу. Загоняла в никогда и в никуда: Один идет прямым путем, Другой идет по кругу… А я иду – за мной беда, Не прямо и не косо, А в никуда и в никогда, Как поезда с откоса. Но она-то не гнулась и не ломалась: выкарабкивалась из-под откоса и двигалась навстречу тайному зову: «Многое еще наверно хочет быть воспето голосом моим…» Больше того, когда пришла пора подводить итоги, Анна Всея Руси оглянулась – назад, глянула – окрест и ахнула: она, единственная, ни разу не отреклась от наследства, ни разу не усомнилась в ценности завещанного, хотя средь законных и полу-законных наследников великой русской культуры вовсе не числилась наипервейшей: Казалось мне, что песня спета Средь этих опустелых зал. О, кто бы мне тогда сказал, Что я наследую все это: Фелицу, лебедя, мосты И все китайские затеи, Дворца сквозные галереи И липы дивной красоты. И даже собственную тень, Всю искаженную от страха, И покаянную рубаху, И замогильную сирень. Как всегда, Ахматова не отрывается от конкретики, в данном тексте – от реалий своей малой родины – Царского Села: Державинского – времен Фелицы (Екатерины Второй), Пушкинского, Тютчевского… Но при этом ей удается не поссорить два столь разных века, совместить в пространстве стиха легендарный город муз с тем страшным железнодорожным пунктом, на вокзале которого 1 сентября 1921 года Анна Ахматова своими глазами увидела имя Николая Степановича Гумилева в газетном сообщении о расстреле членов контрреволюционной Боевой Организации. На том самом вокзале, где они назначали свидания в первой юности… Больше того, именно Ахматовой каким-то чудом удалось соединить, казалось бы, несоединимое: модерн и классику, изысканность и простонародность, графическую четкость стиля и почти говорную интонацию живой речи… Анна Андреевна Ахматова родилась 11 июня (по старому стилю) 1889 года в Одессе в семье потомственного моряка – отставного инженер-капитана второго ранга Андрея Антоновича Горенко и Инны Эразмовны, урожденной Стоговой. Вскоре после ее рожденья семья переехала в Царское Село, где Горенки прожили до лета 1905 года. Здесь, в городе поэтов, Анна одиннадцати лет от роду написала первое стихотворение, здесь же, еще гимназисткой, познакомилась с будущим мужем Николаем Гумилевым. Летом 1905-го супруги Горенки разошлись, Андрей Антонович остался в Петербурге, а Инна Эразмовна с детьми уехала к родственникам, на юг. Жили сначала в Евпатории, затем перебрались в Киев. В Киеве Анна Горенко закончила гимназию и некоторое время училась на юридических курсах. В апреле 1910 года она вышла замуж за Николая Степановича Гумилева. После венчания молодые отправились в Париж, а по возвращении поселились в доме матери Николая Степановича, в Царском Селе. Осенью Гумилев, взяв отпуск в университете, уехал в Африку. На целых полгода. За это время «полуброшенная новобрачная» успела написать книгу стихов, решительно не похожих на прежние – прежние мало чем отличались от поэтических упражнений обыкновенной провинциальной барышни. Во всяком случае, так считал Гумилев и потому советовал жене заняться чем-нибудь другим. Например, танцами. Однако вернувшись из африканских странствий, все-таки спросил – нет ли в ее синей тетради новых «поэз». Услышанное настолько удивило Гумилева, что он немедленно взялся за подготовку их издания. На подготовку ушло чуть более полугода, и в начале 1912 года первый сборник Анны Ахматовой «Вечер» вышел в свет. Тираж был крохотный, 300 экземпляров, но его заметили. И оценили. И читатели, и критики. Георгий Чулков, влиятельный литератор и друг Блока, не стал даже дожидаться появления книги. Вот что писал Чулков о самых первых журнальных ахматовских публикациях еще в декабре 1911-го и, не где-нибудь, в респектабельной столичной газете «Утро России»: «Изысканность поэтического дара Ахматовой в утонченности переживаний. Почти в каждом стихотворении…, как в бокале благоуханного вина, заключен тайно смертельный яд иронии». Год 1912 в судьбе Анны Ахматовой отмечен не только выходом «Вечера». В том же году, в сентябре, у нее родился сын – Лев, друзья Гумилевых тут же перекрестили его в Гумильвенка. Вообще, в этом счастливом и щедром году судьба все время делала ей подарки. Например, в канун 1912-го открылось литературное кафе «Бродячая собака». Выступления в этом легендарном подвальчике с чтением своих стихов помогли Ахматовой преодолеть природную застенчивость, и она из почти дурнушки, слишком высокой, худой и горбоносой, превратилась в одну из самых прелестных женщин предвоенного Петербурга. У нее появился звездный шлейф – свита поклонников: Пленник чужой! Мне чужого не надо, Я и своих-то устала считать… Впрочем, женский успех, хотя и не способствовал семейному ладу, творчеству ничуть не мешал. Наоборот! Стихи шли тугой волной и становились все совершенней: утонченность авторского переживания сочеталась с общедоступностью (в том смысле, в каком общедоступным считался Московский Художественный театр). К зиме 1913 был готов второй, самый популярные сборник Ахматовой – «Четки». Когда обсуждался вопрос о тираже «Четок» (ранней весной 1914), Гумилев, по воспоминаниям Анны Андреевны, «задумчиво сказал: „А может быть, ее придется продавать в каждой мелочной лавке“. В каждой мелочной лавке «Четки», конечно, не продавались, но общую ситуацию Николай Степанович угадал точно: именно «Четки», переизданные бесчисленное количество раз, сделали имя ее автора – Анна Ахматова – знаменитым. Некоторые из современниц утверждают, что Ахматова не выдержала испытания первой славой, другие, наоборот, свидетельствуют, что даже ранняя слава не освободила ее от неуверенности в себе. Эту затаенную неуверенность выдает автопортрет 1914 года: Как не похожа на полет Походка медленная эта, Как будто под ногами плот, А не квадратики паркета. Горькие строки написаны ранним летом 1914 года, когда семейные неурядицы чуть было не кончились разводом, инициатором которого был Гумилев, и только вмешательство свекрови притушило конфликт. К тому же вскоре началась война, Гумилев добился направления в действующую армию, чуть было не расставшиеся супруги опомнились, сообразив, что их связывает нечто большее, чем влюбленность. В одно из писем на фронт Анна Андреевна вложила такие стихи: А теперь пора такая, Страшный год и страшный город. Как же можно разлучиться Мне с тобой, тебе со мной? Оказалось можно: Гумилев всерьез увлекся Ларисой Рейснер, тогда еще молоденькой поэтессой, а не Валькирией Революции, а Ахматова художником Борисом Анрепом. Анреп жил и работал в Англии, но, сразу по объявлении войны, вернулся на родину, чтобы выполнить свой офицерский долг. Анрепу посвящены любовные циклы в третьей книге Ахматовой «Белая стая». Словом, от недавних надежд на сохранение брака к концу 1916-го не осталась и следа: и Лариса Рейснер, и Борис Анреп были слишком яркими людьми, чтобы супруги Гумилевы могли делать вид, будто ничего серьезного в их маленькой семье не произошло. Впрочем, корень разлада был не только в «холоде измен». Война, а затем революция разворотили привычный быт и как бы отменили все прежние нравственные обязательства. Очень точно сказал об эмоциональном климате тех лет Сергей Есенин: «Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода». Вдобавок мать Гумилева продала дом в Царском Селе и, забрав внука, уехала в Бежецк, уездный городок в Тверской губернии, неподалеку от ее наследственного имения – деревушки Слепнево. Жилье, которое Анна Ивановна Гумилева приобрела на вырученные деньги, было достаточно просторным, но жить там Ахматова, конечно же, не могла. Пришлось «скитаться наугад за кровом и за хлебом». К счастью, у подруги ее детства Валерии Сергеевны Тюльпановой, по мужу Срезневской, была большая квартира, где Анне Андреевне всегда были рады. У Срезневских ее и разыскал Гумилев, когда весной 1918 года вернулся наконец в Петроград. Разыскал с твердым намерением повиниться и начать новую жизнь, но Анна Андреевна его огорошила: попросила развод, объяснив, что выходит замуж за его друга Владимира (Вольдемара) Шилейко. Николай Степанович не поверил. О том, что их общий приятель, ученый ассириолог, сильно неравнодушен к его жене, он догадывался давно, но никаких ответных чувств за Анной не замечал. Да их, по-видимому, и не было: и двух лет не прошло, как нелепый этот брачный союз распался, Шилейко уехал в Москву, оставив Ахматовой собаку и казенную квартиру в бывшем Мраморном дворце. Может быть, расставание с Шилейко и не было бы столь решительным, если бы не катастрофа 1921 года. В августе этого года был арестован и приговорен к расстрелу Николай Гумилев якобы за участие в контрреволюционном заговоре. Подробностей Анна Андреевна не знала, не знаем их и мы, но до конца жизни была убеждена, что виновата в гибели отца своего единственного ребенка. Если бы не она, Николай Степанович не вернулся бы в коммунистическую Россию, а остался на Западе, как и многие его однополчане… В худшем случае, перебрался бы, через Латвию или Эстонию, за границу: в первые послереволюционные годы это было хотя и рискованно, но возможно… По иронии судьбы, трагическая осень 1921 года застигла Анну Андреевну на взлете творческого успеха. С началом нэпа оживилось получастное, кооперативное книгоиздательство, и прежде, чем его придушат, Ахматова успеет издать целых три книги, «Подорожник» и два издания «Anno Domini». В 1922 году в ее жизни произойдет и еще одно событие: надолго, на целых пятнадцать лет, она свяжет свою судьбу с судьбой талантливого искусствоведа Николая Николаевича Пунина. Брак этот в некотором роде был «преступным» и, на взгляд со стороны, странным: сойдясь по большой и взаимной любви с Анной Андреевной Ахматовой и даже прописав ее в своей квартире, в легендарном Фонтанном Доме, Пунин официально не разошелся с прежней женой Анной Евгеньевной Арене. И не только из-за мягкотелости и бесхарактерности. Как свидетельствует их переписка, недавно изданная, Николай Николаевич до самой смерти Анны Евгеньевны относился к ней как к самому близкому, а главное – верному другу. Ахматова это, конечно, чувствовала и при первой же возможности сделала попытку освободить Пунина, взять на себя инициативу окончательного разрыва. Окончательному разрыву помогли три обстоятельства. Первое было трагическим: осенью 1938 года арестовали и приговорили к пяти годам каторги ее сына, студента истфака Ленинградского университета Льва Николаевича Гумилева. Два других, поначалу, пообещали какую-то надежду на продолжение жизни, как личной, так и творческой. Согласно легенде, Сталин, заметив, что его дочь Светлана переписывает в свою тетрадь стихи Ахматовой из какой-то сильно потрепанной книжицы, поинтересовался у придворных литчиновников, жива ли она и почему не издается. Мимолетного интереса со стороны «отца народов» оказалось достаточным, чтобы толстые журналы обеих столиц стали выпрашивать у забытой поэтессы новые стихи. Ахматова, наперекор всему, создает шедевр за шедевром. Вслед за арестными стихами из «Реквиема», завершен посвященный Пунину лирический цикл «Разрыв», начат цикл «Венок мертвым», создан первый вариант «Поэмы без героя»… Казалось бы, кончилось десятилетие «немоты». О том, чтобы публиковать хотя бы фрагменты из «Реквиема» речи не было, эти крамольные тексты заперты в «подвале памяти», однако в 1940-м у Ахматовой все-таки вышел вполне приличный по объему сборник «Из шести книг», в который вошла и лирика конца тридцатых годов. Вторая удача предвоенных лет – встреча с ученым-медиком профессором Владимиром Георгиевичем Гаршиным. Встреча была случайной (Гаршин, по просьбе общих знакомых, помог Анне Андреевне лечь на исследование в больницу в связи с резким обострением базедовой болезни), но оказалась судьбоносной. Об этом свидетельствует стихотворение, написанное ранней зимой 1938 года «Годовщину веселую празднуй…», а также лирическое отступление в первом из вариантов «Поэмы без героя»:«Ты мой грозный и мой последний, \ Светлый слушатель темных бредней: \ Упоенье, прощенье, честь». Ахматова, по обыкновению, преувеличивает, но в данном случае не слишком: Гаршин действительно был человеком незаурядным и на редкость обаятельным. Правда, он, как и Пунин, был женат и хотя, в отличие от Пунина, никогда не отказывал себе в необременительных романах с красивыми и молодыми женщинами, к своим семейным обязанностям относился со старомодной серьезностью. К тому же очень любил младшего сына… Чем бы обернулся затянувшийся почти на три года роман двух уже сильно немолодых людей, неизвестно, но началась война… Ахматову, по распоряжению, видимо, Сталина, вывезли из блокадного Ленинграда на военном самолете сначала в Москву, затем в Ташкент. Гаршин от эвакуации отказался. Разность опыта военных лет – блокадного для Гаршина, и сравнительно благополучного для Ахматовой, – и развела их. Для Ахматовой этот был тяжкий удар. Она была настолько уверена в привязанности Владимира Георгиевича, что открыто, на людях, упоминая его имя, добавляла, что это ее муж. Гаршин и в самом деле, овдовев осенью 1942-го, сделал Ахматовой официальное предложение в письменном виде и стал регулярно высылать в Ташкент деньги. Однако вскоре после этого опрометчивого предложения, внезапно сошелся с женщиной, которую знал с юности – все страшные годы блокады она была ему верной и надежной помощницей, и в работе, и в заботе. Впрочем, от этого удара судьбы Анна Ахматова оправилась относительно быстро, ибо жизнь опять почти улыбалась ей. После того, как патриотическое стихотворение «Мужество» в феврале 1942 года было опубликовано в «Правде», она почти вошла в состав литературной элиты: ее устные выступления, что в Москве, что в Ленинграде, пользовались бешеным успехом, ее портреты и интервью печатали в ленинградских газетах. А главное, самое главное: за мужество, проявленное в борьбе с немецкими захватчиками, с ее сына была снята судимость, со дня на день Анна Андреевна ждала его демобилизации… Беда пришла с подветренной стороны… Поздней осенью 1945 года влиятельный питерский критик Владимир Орлов привел в гости к Ахматовой английского слависта Исайю Берлина. Уроженец России, Берлин свободно говорил по-русски… Беседа затянулась, в гостиницу славист вернулся под утро, что было тут же отмечено соответствующими органами. Конечно, в те годы любой иностранец был на подозрении, но в случае с Берлиным КГБ насторожилось не случайно: славист шатался по Ленинграду в паре с сыном самого Черчилля, а кроме того был прикомандирован к английскому посольству в качестве эксперта по русским вопросам. Конечно, контакты с подозрительными иностранцами, читай: шпионами, в ситуации 1945 года достаточный повод, чтобы поставить на место «знаменитую ленинградку». Но только повод. Причина глубже: надлежало приструнить и напугать осмелевший за четыре года войны «стомильонный народ». Надо отдать должное Сталину: инспирированное им Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», предоставлявших свои страницы подрывным элементам в лице Ахматовой и Зощенко, так запугало советскую интеллигенцию, что Ахматова умерла, не дождавшись его официальной отмены… Впрочем, если бы Постановление 14 августа 1946 года приговаривало к гражданской смерти только ее, одну, и это испытание она бы наверняка вынесла не надорвавшись. Но этот приговор, к несчастью, увлек за собой в бездну и ее близких: 26 августа 1949 арестован, осужден и сослан в Заполярье Николай Пунин, а осенью снова арестовали Льва Гумилева… Гумилев выживет, вернется к прерванным историческим исследованиям, напишет несколько замечательных книг, которые сделают его имя широко известным всей думающей и читающей России. А вот Пунин так и умрет в ссылке, в августе 1953-го. От последствий блокадной дистрофии. На эту смерть Ахматова откликнется стихами удивительной свежести и силы: И сердце то уже не отзовется На голос мой, ликуя и скорбя. Все кончено, и песнь моя несется В глухую ночь, где больше нет тебя. Глухая ночь затянулась для Ахматовой еще на три года: ни личные обращения к сильным мира сего, ни письма с просьбой о пересмотре дела Льва Гумилева успеха не имели. Правда, ей все-таки предоставили финский домик в дачном поселке Комарове (по тем временам литфондовская дача считалась «признанием заслуг») и даже включили в число делегатов Второго Съезда писателей, и она не отказалась от этой «чести», все еще надеясь, что перемена социального статуса окажет какое-то давление на тех, от кого зависела судьба сына. Надежда оказалась тщетной: Лев Гумилев был освобожден лишь весной 1956-го, после двадцатого Съезда партии, осудившего «культ личности Сталина». Однако вместе с великой радостью в жизнь Анны Ахматовой вошла новая большая беда: разлад с единственным сыном. Лев Николаевич вернулся из «каторжных нор» убежденным, что во всех его неудачах виновата «плохая мать» – ленивая, равнодушная, занятая собой… Эту последнюю свою боль Анна Андреевна скрывала даже от самых близких друзей. И сына простила… А скрытая боль делала свое смертоносное дело: инфаркт следовал за инфарктом… Однако Анна Ахматова продолжала работать: вписывала новые строфы в «Поэму без героя», вернулась к отложенным в год большого террора пушкинским штудиям. Много сил отнимали переводы, а также воспоминания о современниках: Блоке, Мандельштаме, Михаиле Лозинском. Последнее десятилетие своей жизни, с весны 1956, Анна Андреевна нарекла «плодоносной осенью». Осень Анны Всея Руси и впрямь оказалась почти погожей, во всяком случае, она успела дожить до поры сбора урожая, итога трудов и дней. В июне 1962 по Москве «бродил слух», что Анна Ахматова выдвинута на Нобелевскую премию. Якобы по совокупности заслуг перед русской культурой, но на самом деле за «Реквием» и «Поэму без героя», которые, как и «Доктор Живаго» Бориса Пастернака, были опубликованы только на Западе… Слух, к счастью, оказался всего лишь слухом – и все вздохнули с облегчением, в том числе и сама Анна Андреевна: судьба и на этот раз смилостивилась над ней, избавила от участи Пастернака, которого вынудили отказаться от почетной премии. Однако и партийное начальство явно не хотело повторения недавнего скандала, особенно теперь, после преждевременной смерти его виновника. Во всяком случае, в визе на поездку в Италию на вручение международной премии «Этна-Теормина» (декабрь 1964) Ахматовой отказано не было. Больше того, на этом торжестве ее свиту составляли наипервейшие лица тогдашней литературной элиты: Александр Твардовский, Константин Симонов, Микола Бажан, Алексей Сурков. В Италии до нее дошла и еще одна потрясающая новость: Оксфордский университет принял решение о присуждении госпоже Ахматовой почетного звания – доктор литературы. На обратном пути из Лондона, летом 1965 года, ей удалось на несколько дней задержаться в Париже и встретиться с друзьями своей юности: поэтом и критиком Георгием Адамовичем, учеником Николая Гумилева, художниками Дмитрием Бушиным и Юрием Анненковым – и тому, и другому Анна Андреевна когда-то позировала… Увиделась она и с одним из главных героев своей любовной лирики – Борисом Васильевичем Анрепом. Со дня их расставания, в октябре 1917, прошло без малого полвека… Однако самым главным итогом зарубежных триумфов Великой княгини русской поэзии (этот титул присвоили ей итальянцы на церемонии вручения премии «Этна-Теормина») была стремительность, с какой прошел через советскую цензуру ее последний прижизненный сборник «Бег времени», очень красивый, с портретом работы Амедео Модильяни на белоснежной глянцевой суперобложке. 8 мая 1985 года рукопись ушла в набор, в октябре она уже дарила друзьям элегантные томики… А через месяц ее свалил очередной четвертый инфаркт. Врачи не верили, что Анна Андреевна поднимется. Но она поднялась и в феврале выписалась из больницы с условием, что немедленно, на следующий же день отправится в кардиологический санаторий. К несчастью, так быстро организовать перевозку в Домодедово не удалось, в санаторий Анна Ахматова попала лишь через несколько дней. Там она и скончалась – 5 марта 1956 года, в тринадцатую годовщину смерти Сталина. Отпевали Анну Всея Руси в Ленинграде в Никольском Морском соборе, а похоронили там, где нашла бедный уют ее плодоносная осень, – на Комаровском кладбище. Алла Марченко Рубрики: писатели Теги: стихи красота. прекрасная поэтесса

Серебряный век русской поэзии Истинная поэзия - это любовь, мужество и жертва. Ф. Гарсия Лорка Эти слова величайшего испанского поэтов, мне кажется, больше всего подходят к блестящей плеяде русских поэтов конца XIX - начала XX века И действительно, после Пушкина и Лермонтова это был самый яркий “всполох” в литературной жизни русского общества: Ахматова, Цветаева, Пастернак, Ходасевич, Есенин, Гумилев и многие, многие другие. В России всегда была щедра на таланты, но удивительно то, что к началу XX века в стране появился целый ряд гениальных поэтов, имена которых навсегда останутся в русской и мировой литературе. Это были люди высокообразованные, знакомые не только с культурой своей страны, но и историей, литературой, мифологией и различными искусствами других стран и народов. Может быть, поэтому сразу же замечаешь, что почти все поэты обращаются к древнему эпосу. В произведениях Максимилиана Волошина красной нитью проходит тема Бога: Вначале был Мятеж, Мятеж был против Бога, И Бог был Мятежом. И все, что есть, началось чрез Мятеж. И как различно каждый из поэтов воспринимает великого пророка человечества Христа! Николай Гумилев представляет Иисуса в розовых одеждах, со светящимся нимбом над головой, идущим к людям и несущим им радость нового знания: Он идет путем жемчужным По садам береговым. Люди заняты ненужным, Люди заняты земным. Страдающая душа Ивана Бунина раскрывается Христу, чтобы найти у него покой: За все тебя, Господь, благодарю! Ты, после дня тревоги и печали, Даруешь мне вечернюю зарю, Простор полей и краткость синей дали. Любовь... Поэты всех времен посвящали ей строки своих стихов, сонетов, поэм. Но каждый поэт по-своему видит мир любви, в котором суждено ему жить. Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь, — пишет Марина Цветаева, надолго разлученная с мужем, но пронесшая любовь к нему через всю свою жизнь. Мир любви Анны Ахматовой совсем другой: А ты думал - я тоже такая, Что можно забыть меня, И что брошусь, моля и рыдая, Под копыта гнедого коня. Александр Блок навсегда останется для читателей певцом неразгаданной тайны Прекрасной Дамы: Дыша духами и туманами, Она садится у окна. И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука. Но самая большая любовь в жизни русского поэта — это любовь к России. Именно ей во все времена посвящали самые прекрасные строки наши великие поэты: Ломоносов и Державин, Пушкин и Лермонтов, Мандельштам и Белый, Клюев и Гумилев. Игорь Северянин склоняет голову, воспевая родину: Моя безбожная Россия, Священная моя страна! А вот задумчивые родниковые струи поэзии Есенина: Край любимый! Сердцу снятся Скирды солнца в водах лонных. Я хотел бы затеряться В зеленях твоих отозванных. Сергей Есенин принял русскую революцию, как Блок и Маяковский, и в семнадцатом году он пишет: О, Русь! Взмахни крылами, Поставь иную крепь. С иными именами Встает иная степь. Но впоследствии он смотрит на все происходящее в России по-новому. Многие приняли революцию 1917 года, но вместе с большевизмом приходят голод, разруха и долгие годы войны. Войны гражданской, где брат идет на брата и отец на сына. Если сначала все мечтали о переустройстве общества, о лучшей жизни для народа и всей страны, то потом все чаще звучит страшное слово — эмиграция. Один за другим уезжают талантливые люди: ученые, писатели, музыканты. А вместе с ними уезжает, исчезает, раскалывается на кусочки русская культура, складывавшаяся веками. Мощный поток старой культурной традиции чувствуется в произведениях писателей и поэтов “серебряного века”. Марина Цветаева пишет Борису Пастернаку из Берлина: Рас-стояние, версты, мили... Нас рос-ставили, рас-садили, Не рассорили — рассорили, Расслоили... Стена да ров Расселили нас, как орлов — Заговорщиков: версты, дали... Не расстроили — растеряли. Эти строки дышат горечью. В Германии, Франции, Швейцарии в русских кафе, где собираются эмигранты, звучали стихи Есенина, Белого, Ходасевича, Блока. Но кому нужны были там, за границей, эти истерзанные болью строки, обращенные к любимой России: Идет по луговинам летия Таинственная книга бытия Российского — где судьбы мира скрыты — Дочитана и наглухо закрыта. И рыщет ветер, рыщет по степи — Россия! — Мученица! — С миром спи! (Марина Цветаева) А те. кому удалось вернуться или каким-то образом остаться в России, какие “награды” готовила им “обновленная Родина”! Ссылки, лагеря, голод, письма, никогда не отправленные друзьям и родным, находившимся за границей, и огромнейшая работа... в стол. Произведения ходили в списках, тайно вывозились за границу, чтобы мы, сегодняшние читатели, получили истинное представление о том времени, хотя многие лучшие произведения читатели не увидели и по сей день. Дмитрий Мережковский пишет 11 февраля 1918 года: ...Да будут прокляты слова, Дела и люди. Да будут прокляты! Если гаснет свет — я его не вижу. Если человек зверь — я его ненавижу. Если человек хуже зверя — я его убиваю. Если кончена моя Россия — я умираю... А в ответ, как взрыв, гордо, пророчески-победоносно звучат строки Зинаиды Гиппиус: Она не погибнет, — знайте! Она не погибнет, Россия. Они всколосятся — верьте! Поля ее золотые. И мы не погибнем, — верьте! Но что нам наше спасенье! Россия спасется — знайте! И близко ее воскресенье. Как много пережили эти люди, как много они испытали, сколько потерь! И все их чаянья, беды и расставания сливаются в “Молитве” Анны Ахматовой: Дай мне горькие годы недуга, Задыханья, бессонницу, жар. Отыми и ребенка, и друга, И таинственный песенный дар. Так молюсь за своей литургией После стольких мучительных дней, Чтобы туча над темной Россией Стала облаком в славе лучей! http://www.litra.ru/...01184864120314/ 0 http://slova.org.ru/ Марина Цветаева * * * Уж сколько их упало в эту бездну, Разверзтую вдали! Настанет день, когда и я исчезну С поверхности земли. Застынет все, что пело и боролось, Сияло и рвалось. И зелень глаз моих, и нежный голос, И золото волос. И будет жизнь с ее насущным хлебом, С забывчивостью дня. И будет все - как будто бы под небом И не было меня! Изменчивой, как дети, в каждой мине, И так недолго злой, Любившей час, когда дрова в камине Становятся золой. Виолончель, и кавалькады в чаще, И колокол в селе... - Меня, такой живой и настоящей На ласковой земле! К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры, Чужие и свои?!- Я обращаюсь с требованьем веры И с просьбой о любви. И день и ночь, и письменно и устно: За правду да и нет, За то, что мне так часто - слишком грустно И только двадцать лет, За то, что мне прямая неизбежность - Прощение обид, За всю мою безудержную нежность И слишком гордый вид, За быстроту стремительных событий, За правду, за игру... - Послушайте!- Еще меня любите За то, что я умру.

МАРИНА ЦВЕТАЕВА И БОРИС ПАСТЕРНАК. "Как она любила Тебя и как д о л г о - всю жизнь! Только папу и тебя она любила, не разлюбливая." Ариадна Эфрон (из письма Б.Пастернаку) Историю взаимоотношений этих двух великих русских поэтов можно и нужно рассматривать сквозь призму их взаимной переписки. Ровесники, оба из профессорских семей, москвичи. Их отцы приехали в Москву из провинции и собственными силами добились успеха и общественного положения. А матери были одаренными пианистками. Но как по своему распорядилась их жизнями судьба. Они встречались изредка и были мало знакомы. По словам Цветаевой:"Три-четыре беглых встречи - и почти безмолвных, ибо никогда, ничего нового не хочу. - Слышала его раз с другими поэтами в Политехническом Музее. Говорил он глухо и почти все стихи забывал. Отчужденностью на эстраде явно напоминал Блока. Было впечатление мучительной сосредоточенности, хотелось - как вагон, который не идёт - подтолкнуть "Да ну же..." и так как ни одного слова так и не дошло (какая-то бормота, точно медведь просыпается) нетерпеливая мысль: "Господи, зачем так мучить себя и других!" Пастернак, со своей стороны, также вспоминает случайность их первых встреч: "На одном сборном вечере в начале революции я присутствовал на её чтении в числе других выступавших... .Я заходил к ней с каким-то поручением, говорил незначительность, выслушивал пустяки в ответ. Цветаева не доходила до меня." С мужем у Марины Цветаевой отношения были непростыми. Их семейная жизнь состояла из встреч и расставаний. Сергей Яковлевич Эфрон был человеком одаренным. Однако, внутренняя необустроенность, его метания в поисках самого себя, безусловно сказывалась и в первую очередь, на судьбе близких ему людей. Выходец из семьи профессиональных революционеров, вынужденный жить вдали от родителей, а затем и рано потерявший их, Сергей Яковлевич замкнулся в себе, внешне оставаясь общительным и открытым. Одиночество это разомкнула Марина. Рожденнный не в свою эпоху, но до фанатизма любящий Россию, он так и не смог принести ей пользу, рАвно как и своей семье. Марина Цветаева писала в своём стихотворении, посвященном ему: "В его лице я рыцарству верна - Всем вам, кто жил и умирал без страху! - Такие - в роковые времена - Слагают стансы - и идут на плаху" (С.Э. 3 июня 1914 г.Коктебель) В мае 1922 года Цветаева уехала к обретённому вновь после многолетней разлуки, мужу в Берлин. Вскоре Пастернак прочёл изданные в 1921 году "Вёрсты" и написал Цветаевой письмо. Спустя тридцать пять лет Пастернак рассказывал об этом в своей автобиографии: "В неё надо было вчитаться. Когда я это сделал, я ахнул от открывшейся мне бездны чистоты и силы. Ничего подобного нигде кругом не существовало. Сокращу рассуждения. Не возьму греха на душу, если скажу: за вычетом Анненского и Блока и с некоторыми ограничениями Андрея Белого, ранняя Цветаева была тем самым, чем хотели быть и не могли все остальные символисты вместе взятые. Там, где их словесность бессильно барахталась в мире надуманных схем и безжизненных архаизмов, Цветаева легко носилась над трудностями настоящего творчества, справлялась с его задачами играючи, с несравненным техническим блеском. Весной 1922 года, когда она была уже за границей, я в Москве купил маленькую книжечку её "Вёрст". Меня сразу покорило лирическое могущество цветаевской формы, кровно пережитой, не слабогрудой, круто сжатой и сгущенной, не запыхивающейся на отдельных строчках, охватывающей без обрыва ритма целые последовательности строф развитием своих периодов. Какая-то близость скрывалась за этими особенностями, быть может, общность испытанных влияний или одинаковость побудителей в формировании характера, сходная роль семьи и музыки, однородность отправных точек, целей и предпочтений. Я написал Цветаевой в Прагу письмо, полное восторгов и удивления по поводу того, что я так долго прозёвывал её и так поздно узнал. Она ответила мне. Между нами завязалась переписка, особенно участившаяся в середине двадцатых годов, когда появились её "Ремесло" и в Москве стали известны в списках крупные по размаху и мысли, яркие и необычные по новизне "Поэма конца", "Поэма горы" и "Крысолов". Мы подружились." Тринадцать лет длилась эта переписка, достигнув апогеи в 1926 году. Цветаева потом напишет об этом: "Летом 26 года Борис безумно рванулся ко мне, хотел приехать - я о т в е л а: не хотела всеобщей катастрофы". Более ста писем... Это удивительная история Любви, Дружбы и Содружества, отраженная в письмах, прозе, критических заметках. 1 февраля 1925 года Цветаева пишет Пастернаку: "Наши жизни похожи, я тоже люблю тех, с кем живу, но это доля. Ты же воля моя, та, пушкинская, взамен счастья". (А.Пушкин - На свете счастья нет, но есть покой и воля - из стихотворения 1834 г."Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит"). В этих взаимоотношениях видится, что мир подлинной жизни Цветаевой - тот, в котором происходит слияние душ, а не тел. Этот мир создан ею и в её творчестве, эта тональность прослеживается и в её переписке с Пастернаком. Как в поэзии, так и в жизни Марина Цветаева ставила своих героев в такие ситуации, когда любящие разъеденены и не могут сойтись. Идеальный образ любимого человека для неё дороже, чем близкий, осязаемый. В то же время, не отрицая общепринятых проявлений любви, она сдирает телесную оболочку, как бы освобождая от земных уз - от оков косной материи и низкой чувственности. "Люблю тебя". Цветаева в эти слова заключает все переживания любви. Как бы создавая новую реальность - реальность души. По сути своей это высокий романтизм с характерным для него пониманием любви - к недоступному, к неосуществимому. Более приземленный Борис Пастернак пишет о взаимоотношениях своих с Цветаевой: "... Нас с нею ставят рядом раньше, чем мы узнаём сами, где стоим. Нас обоих любят одною любовью раньше, чем однородность воздуха становится нам известной. Этого не отнять, не переделать" (Из письма жене) Из письма Б.Пастернака - Цветаевой (Москва 31 июля 1926 г.) "Успокойся, моя безмерно любимая, я тебя люблю совершенно безумно... Сегодня ты в таком испуге, что обидела меня. О, брось, ты ничем, ничем меня не обижала. Ты не обидела бы, а уничтожила меня только в одном случае. Если бы когда-нибудь ты перестала быть мне тем высоким захватывающим другом, какой мне дан в тебе судьбой" Эпистолярный роман Бориса Леонидовича Пастернака и Марины Ивановны Цветаевой давно канули в прошлое, но остались произведения, рожденные этими мгновениями. Не в этом ли и есть великая сила Любви?!!!.... * * * Знаю, умру на заре! На которой из двух, Вместе с которой из двух - не решить по заказу! Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух! Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу! Плящущим шагом прошла по земле! - Неба дочь! С полным передником роз! - Ни ростка не наруша! Знаю, умру на заре! - Ястребиную ночь Бог не пошлёт на мою лебединую душу! Нежной рукой отведя нецелованный крест, В щедрое небо рванусь за последним приветом. Прорезь зари - и ответной улыбки прорез... - Я и в предсмертной икоте останусь поэтом! М.Цветаева Именно это стихотворение, которое в числе других вошло в маленькую книжечку "Вёрст", и которое так глубоко взволновало Бориса Пастернака: "Дорогая Марина Ивановна! Сейчас я с дрожью в голосе стал читать брату Ваше - "Знаю, умру на заре!" - и был как чужим перебит волною подкатывавшего к горлу рыдания...". Письмо, написанное 14 июня 1922 года.Оно было большое, написанное на одном восторженном дыхании - на том самом, которое было и Марининым дыханием. Оторвавшись от России, не влившись в эмиграцию, Марина постепенно становилась как бы неким островом, отделившимся от родного материка - течением Истории и собственной судьбы. Становилась одинокой, как остров, со всеми своими неразведанными сокровищами... Пастернак остро и болезненно ощутил эту отторгнутость Марины, неумолимую последовательность, с которой обрывались связующие её с Россией нити живых человеческих отношений. Как человек высокоинтеллектуальный, Марина по силе своего таланта, характера, да и самой сути, перестраивала и перекраивала собеседников на свой особый, не свойственный окружающим, лад. Не каждый выдерживал такое напряжение ума. *Новые отношения с новыми людьми у Марины начинались зачастую с того, что заметив (а не то и вообразив) искорку возможной общности, она начинала раздувать её с такой ураганной силой, что искорке этой случалось угаснуть, не разгоревшись, или в лучшем случае, тайно тлеть десятилетиями, чтобы лишь впоследствии затеплиться робкой заупокойной свечой. Разумеется, Марина была способна и на "просто отношения" приятельские,добрососедские, иногда даже нейтральные - и искру возможной (а по тем эмигрантским временам и обстоятельствам, пожалуй, и н е в о з м о ж н о й) общности искала и пыталась найти далеко не в первом встречном. Однако, современное ей несоответствие отзыва - зову, отклика - оклику, уподоблявшее её музыканту, играющему (за редчайшим исключением) для глухих, или тугоухих, или инакомыслящих, заставлявшее её писать "для себя" или обращаться к ещё не родившемуся собеседнику, мучило её и подвигало на постоянные поиски души живой и родственной ей. И чудо свершилось: 27 июня 1922 года почтальон принёс письмо от Эренбурга...В нём были несколько листов сероватой бумаги, исписанных незнакомым, наклонным, летящим почерком и сопроводительная записка: Дорогая, Марина, шлю Вам письмо от Пастернака. По его просьбе прочёл это письмо и радуюсь за него. Радуюсь также и за Вас - Вы ведь знаете, как я воспринимаю Пастернака. Жду очень Ваших стихов и писем! Нежно Ваш Эренбург" (Ариадна Эфрон. Страницы воспоминаний" Марина, сделав небольшую паузу,...ответила... Началась переписка... П И С Ь М О Так писем не ждут, Так ждут письма. Тряпичный лоскут Вокруг тесьма Из клея. Внутри - словцо, И счастье. - И это - всё. Так счастья не ждут, Так ждут конца: Солдатский салют И в грудь - свинца Три дольки. В глазах красно. И только. - И это - всё. Не счастья - стара! Цвет - ветер сдул! Квадрата двора И чёрных дул. (Квадрата письма: Чернил и чар!) Для смертного сна Никто не стар! Квадрата письма. "...Я буду терпелива, пишет Марина, - и свидания буду ждать как смерти. Отсюда моё: Терпеливо, как щебень бьют, Терпеливо, как смерти ждут, Терпеливо, как вести зреют, Терпеливо, как месть лелеют - Буду ждать тебя (пальцы в жгут - Так Монархини ждёт наложник), Терпеливо как рифму ждут, Терпеливо, как руки гложут, Буду ждать тебя... * * * Дней сползающие слизни, ...Строк подённая швея... Что до собственной мне жизни? Не моя, раз не твоя. И до бед мне мало дела Собственных... - Еда? Спаньё? Что до смертного мне тела? Не моё, раз не твоё. "...Ваше признание меня, поэта, до меня доходит - я же не открещиваюсь. Вы поэт. Вы видите б у д у щ е е. Хвалу сегодняшнему дню(делу) я отношу за счет завтрашнего. Раз Вы видите - это есть, следовательно - б у д е т. Ничья хвала и ничьё признание мне не нужны, кроме Вашего. О, не бойтесь моих безмерных слов, их вина в том, что они ещё слова, т.е. не могут ещё быть т о л ь к о чувствами." * * * Б.Пастернаку Рас-стояние: вёрсты, мили... Нас рас-ставили, рас-садили, Чтобы тихо себя вели, По двум разным концам земли. Рас-стояние:вёрсты, дали... Нас расклеили распаяли, В две руки развели, распяв, И не знали, что это сплав Вдохновений и сухожилий... Не рассОрили -рассорИли, Расслоили... Стена да ров. Расселили нас как орлов- Заговорщиков: вёрсты, дали... Не расстроили - растеряли. По трущобам земных широт Рассовали нас, как сирот. Который уж - ну который - март?! Разбили нас - как колоду карт. "...чтобы идти к Вам - нужна рука, протянутая навстречу. Хочу Ваших писем: протянутой Вашей руки... Что до "жизни с Вами"... - исконная и полная неспособность "жить с человеком" живя им: ж и т ь им, ж и в я с ним. Как жить с д у ш о й - в к в а р т и р е? В лесу может быть - да. В вагоне может быть - да (но уже под сомнением, ибо - 1 класс, 2 класс, 3 класс, причём 3 класс вовсе не лучше первого, как и первый класс - третьего, а хуже всех - второй класс. Ужасен разряд). Жить (сосуществовать) "с ним", живя "им" - могу только во сне. И чудно. Совершенно так же, как в своей тетради..." * * * Русской ржи от меня поклон, Ниве, где баба зАстится... Друг! Дожди за моим окном, Беды и блажи нА сердце... Ты, в погудке дождей и бед - То ж, что Гомер в Гекзаметре. Дай мне руку - на весь тот свет! Здесь - мои обе заняты. *Влияние на творчество Цветаевой её переписки с Пастернаком, было столь же значительным, сколь своеобычным, ибо влияние это выражалось не в степени присвоения, поглощения одной личностью - другой, не в той или иной мере "ассимиляции", нет, выявлялось оно в определившейся нацеленности Марининой творческой самоотдачи - самоотдачи, обретшей конкретного адресата. ...Всё, что было создано ею в двадцатые годы и начале тридцатых, в пору её творческой зрелости и щедрости, кем бы и чем бы ни вдохновлялось это созданное, - всё это, от сердца к сердцу, было направлено, нацелено на Пастернака, фокусировано на него, обращено к нему, как молитва. В нём она обрела ту с л у х о в у ю п р о р в у, которая единственно вмещала её с той же ненасытимостью, с какой она творила, жила, чувствовала. Пастернак любил её, понимал, никогда не судил, хвалил - и возведённая циклопической кладкой стена его хвалы ограждала её от несовместимости с окружающим, от неуместности в окружающем... Марине же похвала была необходима, иначе она зачахла бы от авитаминоза недолюбленности, недопонятости или взорвалась бы от своей несоразмерности аршину, на который мерила её читающая и критикующая эмиграция. (Не о нескольких близких и верных речь, разумеется) Усугубившаяся в тот период усложненность её поэтического языка (ныне внятного и "массовому" читателю, но труднодоступного "избранному" читателю двадцатых годов) тоже отчасти объясняется Марининой направленностью на Пастернака: речь, понятая двоим, зашифрованная для прочих! Ибо для освоивших четыре правила арифметики до поры до времени остаётся зашифрованной высшая математика... (Ариадна Эфрон. Страницы воспоминаний) Борису Леонидовичу Пастернаку посвящены М.Цветаевой и цикл "Провода" (Из девяти стихотворений), стихи: "Двое", "Строительница струн, приструню и эту..." и мн. другие... БОРИС ПАСТЕРНАК: "... В течении нескольких лет меня держало в постоянной счастливой приподнятости всё , что писала тогда твоя мама, звонкий, восхищающий резонанс её рвущегося вперёд, безоглядочного одухотворения. Я для вас писал "Девятьсот пятый год" и для мамы - "Лейтенанта Шмидта" Больше в жизни это уже никогда не повторялось...". (Из письма Б.Пастернака Ариадне Эфрон; октябрь, 1951 год) * * * ДВА ПИСЬМА Любимая, безотлагательно,, Не дав заре с пути рассесться, Ответь чем свет с его подателем О ходе твоего процесса. И если это только мыслимо, Поторопи зарю, а лень ей, - Воспользуйся при этом высланным Курьером умоисступленья. Дождь, верно, первым выйдет из лесу И выспросит, где тор, где топко. Другой ему вдогонку вызвался, И это - под его диктовку. Наверно, бурю безрассудств его Сдадут деревья в руки из рук, Моя ж рука давно отсутствует: Под ней жилой кирпичный призрак. Я не бывал на тех урочищах, Она ж ведёт себя, как прадед, И, знаменьем сложась пророчащим, - Тот дом по голой кровле гладит. * * * МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ Ты вправе, вывернув карман, Сказать: ищите, ройтесь, шарьте. Мне всё равно, чей сыр туман. Любая быль - как утро в марте. Деревья в мягких армяках Стоят в грунту из гумигута, Хотя ветвям наверняка Невмоготу среди закута. Роса бросает ветки в дрожь, Струясь, как шерсть на мериносе. Роса бежит, тряся как ёж, Сухой копной у переносья. Мне всй равно, чей разговор Ловлю, плывущий ниоткуда. Любая быль - как вещий двор, Когда он дымкою окутан. Мне всё равно, какой фасон Суждён при мне покрою платьев. Любую быль сметут как сон, Поэта в ней законопатив. Клубясь во много рукавов, Он двинется подобно дыму Из дыр эпохи роковой В иной тупик непроходимый. Он вырвется, курясь, из прорв Судеб, расплющенных в лепеху, И внуки скажут, как про торф: Горит такого-то эпоха. * * * Не волнуйся, не плачь, не труди Сил иссякших и сердца не мучай. Ты жива, ты во мне, ты в груди, Как опора, как друг и как случай. Верой в будущее не боюсь Показаться тебе краснобаем. Мы не жизнь, не душевный союз, - Обоюдный обман обрываем. Из тифозной тоски тюфяков Вон но воздух широт образцовый! Он мне брат и рука. Он таков, Что тебе, как письмо, адресован. Надорви ж его ширь, как письмо С горизонтом вступи в переписку, Победи изнуренья измор, Заведи разговор по-альпийски. И над блюдом баварских озёр С мозгом гор, точно кости мосластых, Убедишься, что я не фразёр С заготовленной к месту подсласткой. Добрый путь. Добрый путь. Наша связь, Наша честь не под кровлею дома. Как росток на свету распрямясь, Ты посмотришь на всё по-другому. * * * ПАМЯТИ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ Хмуро тянется день непогожий. Безутешно струятся ручьи По крыльцу перед дверью прихожей И в открытые окна мои. За оградою вдоль по дороге Затопляет общественный сад. Развалившись, как звери в берлоге, Облака в беспорядке лежат. Мне в ненастье мерещится книга О земле и её красоте. Я рисую лесную шишигу Для тебя на заглавном листе. Ах, Марина, давно уже время, Да и труд не такой уж ахти, Твой заброшенный прах в реквиеме Из Елабуги перенести. Торжество твоего переноса Я задумывал в прошлом году Над снегами пустынного плёса, Где зимуют баркасы во льду. --------- Мне так же трудно до сих пор Вообразить тебя умершей, Как скопидомкой-мильонершей Среди голодающих сестёр. Что сделать мне тебе в угоду? Дай как-нибудь об этом весть. В молчанье твоего ухода Упрёк невысказанный есть. Всегда загадочны утраты. В бесплодных розысках в ответ Я мучаюсь без результата: У смерти очертаний нет Тут всё - полуслова и тени, Обмолвки и самообман, И только верой в воскресенье Какой-то указатель дан. ЗИма как пышные поминки: Наружу выйти из жилья, Прибавить к сумеркам коринки Облить вином - вот и кутья. Пред домом яблоня в сугробе, И город в снежной пелене - Твоё огромное надгробье, Как целый год казалось мне. Лицом повёрнутая к богу, Ты тянешься к нему с земли, Как в дни, когда тебе итога Ещё на ней не подвели. * * * Любимая, - молвы слащавой, Как угля вездесуща гарь. А ты - подспудней тайной славы Засасывающий словарь. А слава - почвенная тяга. О, если б я прямей возник! Но пусть и так, - не как бродяга, Родным войду в родной язык. Теперь не сверстники поэтов, Вся ширь просёлков, меж и лех Рифмует с Лермонтовым лето И с Пушкиным гусей и снег. И я б хотел, чтоб после смерти, Как мы замкнемся и уйдём, Тесней, чем сердце и предсердье, З а р и ф м о в а л и нас вдвоём. Чтоб мы согласья сочетаньем Застлали слух кому-нибудь Всем тем, что сами пьём и тянем И будем ртами трав тянуть. *Отношения, завязавшиеся между обоими поэтами, не имели и не имеют себе подобных - они уникальны. Два человека - он и она! равновозрастных, равномощных во врождённом и избранном (наперекор внушавшейся им музыке, наперекор изобразительности окружавших их искусств!) поэтическом призвании, равноязыких, живущих бок о бок в одно и то же время, в одном и том же городе и в нём эпизодически встречающихся, обретают друг друга лишь в непоправимой разлуке, лишь в письмах и стихах, как в самом крепком из земных объятий! Это была настоящая дружба, подлинное содружество и истинная любовь, и письма, вместившие их, являют собой не только подробную и настежь распахнутую историю отношений, дел, дней самих писавших, но и автопортреты их, без прикрас и искажений. (Ариадна Эфрон. Страницы воспоминаний) ССЫЛКА НА ПЕРВОИСТОЧНИКИ: 1. Марина Цветаева "Стихотворения и поэмы" М. Изд. Правда 1991 2. Ариадна Эфрон "О Марине Цветаевой" М. Советский писатель 1989 г 3. Письма 1926 года Райнер Мария Рильке, Борис Пастернак, Марина Цветаева. Москва, Книга, 1990 год 4. Сгоревшая жутко и странно Российского неба звезда... М.,Има-Пресс, 1990 г http://clubs.ya.ru/4611686018427427448/replies.xml?item_no=2660

ТанечкаА, посоветую Вам использовать игольчатый ипликатор Кузнецова, или Ляпко, или иной др. По рекомендации своего врача я применяю его уже более 12 лет. Эффект прекрасный. Причём, без всяких хим.препаратов. Но, использую я его с применением настойки прополиса (2-2,5 ч.л. на стакан водки, с предварительным протиранием спины, водкой или спиртом, доведённым до консистенции водки, с добавлением 1-1,5 ч.л. прополиса на стакан). В любом случае, связаны боли с РС или др. причинами, болезненные ощущения будут сняты, а прополис улучшит проведение нервных импульсов к мышцам. Так же, необходимо делать физические упражнения, с воздействием на область спины. Такие же как при радикулите. Будьте здоровы. Павел.