Наши любимые стихи.

[Vera]

* * *

 

Мне много лет. Пора уж подытожить,

Как я живу и как вооружён.

На тысячу сердец одно помножить –

И вот тебе готовый батальон.

 

Значенья своего я не превысил,

Мне это не к лицу, мне не идёт, –

Мы все в атаке множественных чисел

С единственным названием: народ!

 

Быть может, жил я не для поколений,

Дышал с моей эпохою не в лад?

Быть может, я не выкопал по лени

В моей душе давно зарытый клад?

 

Я сам свой долгий возраст не отмечу...

И вот из подмосковного села

Мне старая колхозница навстречу

Хлеб-соль на полотенце поднесла.

 

Хлеб-соль! Мне больше ничего не надо,

О люди, как во мне ошиблись вы.

Нет, я не в ожидании парада,

Я в одинокой комнате вдовы.

 

Я ей портреты классиков развешу,

И все пейзажи будут на стене,

Я всё ей расскажу, её утешу,

Прошу, друзья, не помешайте мне!

 

Я радость добывал, и есть усталость,

Но голос мой не стих и не умолк.

И женщина счастливой оставалась, –

Я был поэтом, выполнил свой долг.

 

1963

 к началу

Маяковскому

 

Ласковым в дружбе, в споре разгневанным –

Будто я видел вас только вчера,

Будто сидите вы с Борею Левиным

И разговариваете до утра.

 

Будто на общем собрании клуба

Вы обращаетесь с речью к нам –

Завоевавший алмазный кубок

Первенства СССР по стихам.

 

Будто встречаемся – только реже,

Будто – непогребённый поэт –

В гости пришли вы – такой же, прежний –

К нам – постаревшим на десять лет.

 

Громким оркестром, музыкой медною

В марше прошло по часам и по дням

Время, в бессмертье своём незаметное,

Время, которое дорого нам.

 

Но времени нет и разлуки нету –

Жив Маяковский! Он не ушёл –

Вечный поэт, над вершиной планеты

Громко читающий «Хорошо!»

 

1940

 

[Vera]

Давид Самойлов

Бандитка

 

Я вёл расстреливать бандитку.

Она пощады не просила.

Смотрела гордо и сердито.

Платок от боли закусила.

 

Потом сказала: «Слушай, хлопец,

Я всё равно от пули сгину.

Дай перед тем, как будешь хлопать,

Дай поглядеть на Украину.

 

На Украине кони скачут

Под стягом с именем Бандеры.

На Украине ружья прячут,

На Украине ищут веры.

 

Кипит зелёная горилка

В белёных хатах под Березно,

И пьяным москалям с ухмылкой

В затылки тычутся обрезы.

 

Пора пограбить печенегам!

Пора поплакать русским бабам!

Довольно украинским хлебом

Кормиться москалям и швабам!

 

Им не жиреть на нашем сале

И нашей водкой не обпиться!

Ещё не начисто вписали

Хохлов в Россию летописцы!

 

Пускай уздечкой, как монистом,

Позвякает бульбаш по полю!

Нехай як хочут коммунисты

В своей Руси будуют волю...

 

Придуманы колхозы ими

Для ротозея и растяпы.

Нам всё равно на Украине,

НКВД или гестапо».

 

И я сказал: «Пошли, гадюка,

Получишь то, что заслужила.

Не ты ль вчера ножом без звука

Дружка навеки уложила.

 

Таких, как ты, полно по свету,

Таких, как он, на свете мало.

Так помирать тебе в кювете,

Не ожидая трибунала».

 

Мы шли. А поле было дико.

В дубраве птица голосила.

Я вёл расстреливать бандитку.

Она пощады не просила.

 

1944 - 1946

 

 

 

[Vera]

Давид Самойлов

 

Давайте защитим людей

От войн, обмана и насилья!

Иначе для чего нам крылья

Орлов, пегасов, лебедей?

 

Давайте проясним мозги,

Запорошённые враждою,

Промоем светлою водою

Глаза не видящих ни зги.

 

Давайте выправим хребты,

Замлевшие дугообразно,

Иначе назначенье праздно

Поэзии и красоты.

 

Давайте наше ремесло

Сравним с искусством врачеванья,

Ведь нету лучшего призванья,

Покуда существует зло.

 

И люди будущей земли,

Быть может, скажут нам спасибо.

Мы быть прекраснее могли бы,

Но быть уместней не могли…

 

1960

 

 

[Vera]

Давид Самойлов

Девочка

 

Восемь дней возила иудеев

Немчура в песчаные карьеры.

Восемь дней, как в ночь Варфоломея,

Землю рыли и дома горели.

 

«Слушай, Бог!» – кричали их раввины.

«Слушай, Бог!» – рыдали их вдовицы.

И Господь услышал неповинных –

Спас одно дитя от рук убийцы

 

Девочка, растрепанный галчонок,

Бурей исковерканная птаха.

И глаза – не как у всех девчонок –

Полусумасшедшие от страха.

 

И я обнял несчастного ребёнка,

Сел на покосившемся крыльце с ней,

Расчесал ей волосы гребёнкой,

Волосы из «Песни Песней».

 

Девочка! И я ношу и грею

Под личиной грубой и несхожей

Сердце Божьей милости евреев,

Милости не заслуживших Божьей.

 

1944

[Vera]

На Дунае

Дмитрий Самойлов

О, краткое очарованье

Плывущих мимо кораблей!

А после разочарованье

От бронзы бывших королей.

Сидят державные солдаты,

Как задремавшие орлы.

А корабли плывут куда-то,

Как освещенные балы.

Здесь варвары на земли Рима

Запечатлели свой набег.

Но все равно — плывущий мимо

Прекрасней ставшего на брег.

[Vera]

День выплывает из-за острова

И очищается от мрака

С задумчивостью Заболоцкого,

С естественностью Пастернака,

 

Когда их поздняя поэзия

Была дневной, а не вечерней,

Хотя болезнь точила лезвия

И на пути хватало терний.

 

1980-1986

[Vera]

ПОЭМА ПУШКИНА ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН

[Vera]

23.08.2006 в 13:38, Рона сказал:

Ярослав Смеляков

ОПЯТЬ НАЧИНАЕТСЯ СКАЗКА...

Свечение капель и пляска.

Открытое ночью окно.

Опять начинается сказка

на улице, возле кино.

Не та, что придумана где-то,

а та, что течет надо мной,

сопутствует мраку и свету,

в пыли существует земной.

Есть милая тайна обмана,

журчащее есть волшебство

в струе городского фонтана,

в цветных превращеньях его.

Я, право, не знаю, откуда

свергаются тучи, гудя,

когда совершается чудо

шумящего в листьях дождя.

Как чаша содружества - брагой,

московская ночь до окна

наполнена темною влагой,

мерцанием капель полна.

Мне снова сегодня семнадцать.

По улицам детства бродя,

мне нравится петь и смеяться

под зыбкою кровлей дождя.

Я вновь осенен благодатью

и встречу сегодня впотьмах

принцессу в коротеньком платье

с короной дождя в волосах.

1947

Не слыхал ли ты про это? Дождь. Напечатано в газетах: дождь.

Мы не верили сначала, но по крышам Застучало: дождь, дождь, дождь. 

 

[Vera]

Сумасшедшая, бешеная, кровавая муть.

Что ты? Смерть или исцеленье калекам?

Проведите, проведите меня к нему. 

Я хочу видеть Этого челвека.

Сергей Есенин, Хлопуша

[Vera]

Белая берёза

 

Белая берёза

под моим окном

Принакрылась снегом

Точно серебром

На пушистых ветках 

Нежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой.

 

И стоит берёза

в сонной тишине

И горят снежинки

В голубом огне

А заря Лениво обходя кругом

Осыпает кисти новым серебром.

Сергей Есенин

 

[Vera]

Александр Кочетков. Баллада о прокуренном вагоне

 

Баллада о прокуренном вагоне

 

– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, –
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастёт на сердце рана –
Прольёмся чистыми слезами,
Не зарастёт на сердце рана –
Прольёмся пламенной смолой.

 

– Пока жива, с тобой я буду –
Душа и кровь нераздвоимы –
Пока жива, с тобой я буду –
Любовь и смерть всегда вдвоём.
Ты понесёшь с собой повсюду –
Не забывай меня, любимый, –
Ты понесёшь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

 

Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
– За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернёмся оба – я и ты.

 

– Но если я безвестно кану –
Короткий свет луча дневного, –
Но если я безвестно кану
За звёздный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

 

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колёса оторвал.

 

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

 

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них –
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

 

1932

[Vera]

Перевод А. Оношкович-Яцына

(Пехотные колонны)

День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — все по той же Африке
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!

Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!

Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне!

Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом,
Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем!
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне!

Счет-счет-счет-счет — пулям в кушаке веди,
Чуть-сон-взял-верх — задние тебя сомнут.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!

Для-нас-все-вздор — голод, жажда, длинный путь,
Но-нет-нет-нет — хуже, чем всегда одно, —
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!

Днем-все-мы-тут — и не так уж тяжело,
Но-чуть-лег-мрак — снова только каблуки.
(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!

Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь,
Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей,
Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!

06.09.2025 в 23:58, Vera сказал:

Евгений Евтушенко

 

Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,
и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
в нем умирала ты, и я в нем умирал.

«Постойте умирать!» — звучало в ржанье с луга,
в протяжном вое псов и сосенной волшбе,
но умирали мы навеки друг для друга,
а это все равно что умирать вообще.

А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,
и бегал еж ручной в усадебных грибах,
и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,
кувшинкою речной держа звезду в зубах.

Дышала мгла в окно малиною сырою,
а за моей спиной — все видела спина!—
с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,
измученная мной, любимая спала.

Я думал о тупом несовершенстве браков,
о подлости всех нас – предателей, врунов:
ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
и я тебя губил, как столько же врагов.

Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
насмешки над людьми горьки и солоны.
Но кто же, как не мы, любимых превращает
в таких, каких любить уже не в силах мы?

Какая же цена ораторскому жару,
когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
хотел я счастье дать всему земному шару,
а дать его не смог — одной живой душе?!

Да, умирали мы, но что-то мне мешало
уверовать в твое, в мое небытие.
Любовь еще была. Любовь еще дышала
на зеркальце в руках у слабых уст ее.

Качался старый дом, скрипел среди крапивы
и выдержку свою нам предлагал взаймы.
В нем умирали мы, но были еще живы.
Еще любили мы, и, значит, были мы.

Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!),
когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
то будет плоть моя, ехидничая втайне,
«Ты жив!» мне по ночам нашептывать в жару.

Но в суете страстей, печально поздний умник,
внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
Когда-то я любил. Когда-то я был жив».

1965 -1966

Эти стихи всегда любила и помню наизусть.

[Vera]

20 часов назад, Vera сказал:

Александр Кочетков. Баллада о прокуренном вагоне

 

Баллада о прокуренном вагоне

 

– Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, –
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастёт на сердце рана –
Прольёмся чистыми слезами,
Не зарастёт на сердце рана –
Прольёмся пламенной смолой.

 

– Пока жива, с тобой я буду –
Душа и кровь нераздвоимы –
Пока жива, с тобой я буду –
Любовь и смерть всегда вдвоём.
Ты понесёшь с собой повсюду –
Не забывай меня, любимый, –
Ты понесёшь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

 

Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
– За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернёмся оба – я и ты.

 

– Но если я безвестно кану –
Короткий свет луча дневного, –
Но если я безвестно кану
За звёздный пояс, в млечный дым?
– Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

 

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колёса оторвал.

 

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

 

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них –
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

 

1932

То же самое (см.предыдущий ответ).

[Vera]

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.

Отрывок из романа Евгений Онегин

[Vera]

Людмиле Орловой   Для меня эта ночь вне закона. Я пишу - по ночам больше тем. Я хватаюсь за диск телефона И набираю вечное 07.   Девушка, здравствуйте! Как вас звать? Тома. Семьдесят вторая! Жду, дыханье затая! Быть не может, повторите, я уверен - дома! А, вот уже ответили... Ну, здравствуй, - это я!   Эта ночь для меня вне закона. Я не сплю, я кричу - поскорей! Почему мне в кредит, по талону Предлагают любимых людей?   Девушка! Слушайте! Семьдесят вторая! Не могу дождаться, и часы мои стоят. К дьяволу все линии, я завтра улетаю! А, вот уже ответили... Ну, здравствуй, - это я!   Телефон для меня, как икона, Телефонная книга - триптих, Стала телефонистка мадонной, Расстоянья на миг сократив.   Девушка, милая! Я прошу, продлите! Вы теперь, как ангел, - не сходите ж с алтаря! Самое главное - впереди, поймите, Вот уже ответили... Ну, здравствуй, - это я!   Что, опять поврежденье на трассе? Что, реле там с ячейкой шалят? Все равно, буду ждать, я согласен Начинать каждый вечер с нуля!   07, здравствуйте! Снова я. Что вам? Нет! Уже не нужно. Нужен город Магадан. Я даю вам слово, что звонить не буду снова. Просто друг один узнать, как он бедняга, там.   Эта ночь для меня вне закона. Ночи все у меня не для сна. А усну - мне приснится мадонна, На кого-то похожа она.   Девушка, милая! Снова я, Тома! Не могу дождаться, и часы мои стоят. Да, меня. Конечно, я. Да, я, конечно, дома! - Вызываю. Отвечайте. - Здравствуй, это я!   1967 round-like heart 93 Источник: https://poembook.ru/poem/15135-07

[Vera]

Николай Степанович Гумилёв (15 апреля 1886 - 26 августа 1921).

 

Слово.

 

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.

 

И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.

 

А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.

 

Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.

 

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.

 

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.

 

1921

 

Христос.

 

Он идет путем жемчужным
По садам береговым,
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.

 

«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.

 

«Лучше ль рыбы или овцы
Человеческой души?
Вы, небесные торговцы,
Не считайте барыши!

 

Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, —
Светлый рай, что розовее
Самой розовой звезды.

 

Солнце близится к притину,
Слышно веянье конца,
Но отрадно будет Сыну
В Доме Нежного Отца».

 

Не томит, не мучит выбор,
Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь
За искателем небес.

 

* * *

 

Я, что мог быть лучшей из поэм,
Звонкой скрипкой или розой белою,
В этом мире сделался ничем,
Вот живу и ничего не делаю.

 

Часто больно мне и трудно мне,
Только даже боль моя какая-то,
Не ездок на огненном коне,
А томленье и пустая маята.

 

Ничего я в жизни не пойму,
Лишь шепчу: "Пусть плохо мне приходится,
Было хуже Богу моему
И больнее было Богородице".

 

Осень 1906.

 

Credo.

 

Откуда я пришел, не знаю...
Не знаю я, куда уйду,
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду.

 

Когда исполнюсь красотою,
Когда наскучу лаской роз,
Когда запросится к покою
Душа, усталая от грез.

 

Но я живу, как пляска теней
В предсмертный час больного дня,
Я полон тайною мгновений
И красной чарою огня.

 

Мне все открыто в этом мире -
И ночи тень, и солнца свет,
И в торжествующем эфире
Мерцанье ласковых планет.

 

Я не ищу больного знанья,
Зачем, откуда я иду;
Я знаю, было там сверканье
Звезды, лобзающей звезду.

 

Я знаю, там звенело пенье
Перед престолом красоты,
Когда сплетались, как виденья,
Святые белые цветы.

 

И жарким сердцем веря чуду,
Поняв воздушный небосклон,
В каких пределах я ни буду,
На все наброшу я свой сон.

 

Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты.
И вспыхнет радуга созвучий
Над царством вечной пустоты.

 

Осень 1905 г.

 

Солнце духа.

 

Как могли мы прежде жить в покое
И не ждать ни радостей, ни бед,
Не мечтать об огнезаром бое,
О рокочущей трубе побед.

 

Как могли мы... Но еще не поздно.
Солнце духа наклонилось к нам.
Солнце духа благостно и грозно
Разлилось по нашим небесам.

 

Расцветает дух, как роза мая,
Как огонь, он разрывает тьму.
Тело, ничего не понимая,
Слепо повинуется ему.

 

В дикой прелести степных раздолий,
В тихом таинстве лесной глуши
Ничего нет трудного для воли
И мучительного для души.

 

Чувствую, что скоро осень будет,
Солнечные кончатся труды,
И от древа духа снимут люди
Золотые, зрелые плоды.

 

Январь 1915 г.

 

Жираф.

 

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

 

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

 

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

 

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

 

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит, бродит жираф.

 

Душа и тело.

 

Над городом плывет ночная тишь,
И каждый шорох делается глуше,
А ты, душа, ты всё-таки молчишь,
Помилуй, Боже, мраморные души.

 

И отвечала мне душа моя,
Как будто арфы дальние пропели:
"Зачем открыла я для бытия
Глаза в презренном человечьем теле?

 

Безумная, я бросила мой дом,
К иному устремясь великолепью,
И шар земной мне сделался ядром,
К какому каторжник прикован цепью.

 

Ах, я возненавидела любовь -
Болезнь, которой все у вас подвластны,
Которая туманит вновь и вновь
Мир, мне чужой, но стройный и прекрасный.

 

И если что еще меня роднит
С былым, мерцающим в планетном хоре,
То это горе, мой надежный щит,
Холодное презрительное горе."

 

***

 

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно — колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае
На пагоде пёстрой… висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

 

А тихая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,
Внимательно слушая лёгкие, лёгкие звоны.

 

1911.

 

Орел.

 

Орел летел все выше и вперед
К Престолу Сил сквозь звездные преддверья,
И был прекрасен царственный полет,
И лоснились коричневые перья.

 

Где жил он прежде? Может быть в плену,
В оковах королевского зверинца,
Кричал, встречая девушку-весну,
Влюбленную в задумчивого принца.

 

Иль, может быть, в берлоге колдуна,
Когда глядел он в узкое оконце,
Его зачаровала вышина
И властно превратила сердце в солнце.

 

Не все ль равно?! Играя и маня,
Лазурное вскрывалось совершенство,
И он летел три ночи и три дня
И умер, задохнувшись от блаженства.

 

Он умер, да! Но он не мог упасть,
Войдя в круги планетного движенья.
Бездонная внизу зияла пасть,
Но были слабы силы притяженья.

 

Лучами был пронизан небосвод,
Божественно-холодными лучами,
Не зная тленья, он летел вперед,
Смотрел на звезды мертвыми очами.

 

Не раз в бездонность рушились миры,
Не раз труба архангела трубила,
Но не была добычей для игры
Его великолепная могила.

 

Я не прожил, я протомился...

 

Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной,
И, Господь, вот Ты мне явился
Невозможной такой мечтой.

 

Вижу свет на горе Фаворе
И безумно тоскую я,
Что взлюбил и сушу и море,
Весь дремучий сон бытия;

 

Что моя молодая сила
Не смирилась перед Твоей,
Что так больно сердце томила
Красота Твоих дочерей.

 

Но любовь разве цветик алый,
Чтобы ей лишь мгновенье жить,
Но любовь разве пламень малый,
Что ее легко погасить?

 

С этой тихой и грустной думой
Как-нибудь я жизнь дотяну,
А о будущей Ты подумай,
Я и так погубил одну.

 

Приглашение в путешествие.

 

Уедем, бросим край докучный
И каменные города,
Где Вам и холодно, и скучно,
И даже страшно иногда.

 

Нежней цветы и звезды ярче
В стране, где светит Южный Крест,
В стране богатой, словно ларчик
Для очарованных невест.

 

Мы дом построим выше ели,
Мы камнем выложим углы
И красным деревом панели,
А палисандровым полы.

 

И средь разбросанных тропинок
В огромном розовом саду
Мерцанье будет пестрых спинок
Жуков, похожих на звезду.

 

Уедем! Разве вам не надо
В тот час, как солнце поднялось,
Услышать страшные баллады,
Рассказы абиссинских роз:

 

О древних сказочных царицах,
О львах в короне из цветов,
О черных ангелах, о птицах,
Что гнезда вьют средь облаков.

 

Найдем мы старого араба,
Читающего нараспев
Стих про Рустема и Зораба
Или про занзибарских дев.

 

Когда же нам наскучат сказки,
Двенадцать стройных негритят
Закружатся пред нами в пляске
И отдохнуть не захотят.

 

И будут приезжать к нам в гости,
Когда весной пойдут дожди,
В уборах из слоновой кости
Великолепные вожди.

 

В горах, где весело, где ветры
Кричат, рубить я стану лес,
Смолою пахнущие кедры,
Платан, встающий до небес.

 

Я буду изменять движенье
Рек, льющихся по крутизне,
Указывая им служенье,
Угодное отныне мне.

 

А Вы, Вы будете с цветами,
И я Вам подарю газель
С такими нежными глазами,
Что кажется, поет свирель;

 

Иль птицу райскую, что краше
И огненных зарниц, и роз,
Порхать над темно-русой Вашей
Чудесной шапочкой волос.

 

Когда же Смерть, грустя немного,
Скользя по роковой меже,
Войдет и станет у порога, —
Мы скажем смерти: «Как, уже?»

 

И, не тоскуя, не мечтая,
Пойдем в высокий Божий рай,
С улыбкой ясной узнавая
Повсюду нам знакомый край.

 

Канцона

 

Храм Твой, Господи, в небесах,
Но земля тоже Твой приют.
Расцветают липы в лесах,
И на липах птицы поют.

 

Точно благовест Твой, весна
По веселым идет полям,
А весною на крыльях сна
Прилетают ангелы к нам.

 

Если, Господи, это так,
Если праведно я пою,
Дай мне, Господи, дай мне знак,
Что я волю понял Твою.

 

Перед той, что сейчас грустна,
Появись, как Незримый Свет,
И на все, что спросит она,
Ослепительный дай ответ.

 

Июль 1917 года

 

Вечное.

 

Я в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;

 

Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души…
О день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!

 

Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.

 

И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине, —
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;

 

Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, —
Положит посох, обернется
И скажет просто: «мы пришли».

 

В мой самый лучший, светлый день...

 

В мой самый лучший, светлый день,
В тот день Христова Воскресенья,
Мне вдруг примнилось искупленье,
Какого я искал везде.
Мне вдруг почудилось, что, нем,
Изранен, наг, лежу я в чаще,
И стал я плакать надо всем
Слезами радости кипящей.

[Vera]

Е.Маргулис - А.Макаревич

Как же так? Видишь, друг, Мы уже почти одни. Тот же мир, только уже круг, И еще короче дни. По земле и небу, по воде и хлебу С каждой ночью ближе Поступь четырёх коней. Не танцуй на крыше - Ветер всё сильней. Как же быть? Рвётся нить, Ветер не остановить. Врут про рай, значит скоро край Не спасти, не сохранить. Поднимая в воздух и кресты, и звёзды, Ветер движет нами, Сколько нам осталось дней... Бить поклоны поздно - Ветер все сильней...

1991

[Vera]

Я смысл этой жизни вижу в том,
Чтоб не жалея ни души, ни тела,
Идти вперёд, любить и делать дело,
Себя не оставляя на потом.

 

Движенья постигая красоту,
Окольного пути не выбирая,
Наметив в самый край, пройти по краю,
Переступив заветную черту.

 

Не ждать конца, в часы уставив взгляд,
Тогда и на краю свободно дышишь.
И пули, что найдёт тебя, ты не услышишь,
А остальные мимо пролетят.

 

В полночной темноте увидеть свет
И выйти к свету, как выходят к цели.
Все виражи минуя на пределе,
При этом веря, что предела нет.

 

Не презирать, не спорить, а простить
Всех тех, кто на тебя рукой махнули.
На каждого из нас у смерти есть по пуле,
Так стоит ли об этом говорить?

 

Андрей Макаревич

[Vera]

Перед временем, как прежде,
Все бесправны и равны:
Гибнут лучшие надежды,
Рвутся старые штаны.

Новый ветер дует в лица,
Новый ливень будет лить...
Старым - нечего делиться,
Новым - нечего делить.

Андрей Макаревич ©

В наследии современного фронтмена А.Макаревича не все стихи стали песнями. На примере одной из его работ, посвященной категории времени, будет сделан небольшой анализ художественных приемов создания образов, конфликта, значимых деталей.


Стихотворение написано в 1986 году. Оно входит в состав поэтического сборника "Все очень просто" (цитата одной из песен), вышедшем в 1991 году. Со времени написания до публикации прошло пять лет. В книге собраны песенные варианты текстов, стихотворения, получившие свободу от музыки.

Ось времени в системе антиподов


Произведение состоит из двух катренов. Основная тема сфокусирована в первой строке. Это мысль о том, что время является общим уравнителем. Оно не выделяет в среде человеческих масс ни любимчиков, ни изгоев. Для обозначения этой сложной философской категории поэт прибегает к системе противопоставления. Шкала с символикой этих крайних значений ("старый, новый") может стать своеобразной осью времени, где процесс перехода из одного состояния в другое зависит от продолжительности периода.

Автор использует определения, которые во второй части приобретают значения эпитетов — художественных тропов, использующих описание качеств в аллегорическом значении. Пара этих антиподов на протяжении всего стихотворения повторяется дважды, с различными образами и без них. Эти прилагательные — порождение темпорального уровня, поскольку не будь его, их просто бы не существовало. Противопоставление "старые—новые" можно назвать вещной атрибутикой времени. Именно эта категория позволяет определить период существования предметов, явлений, людей. Понятие "новое" чем-то напоминает известную математическую функцию "n+1", которую можно назвать аллегорической формулой понятия "новый" в значении бесконечность.

В словаре Д.Н.Ушакова прилагательного "новый" имеет шесть смыслов, четыре из которых непосредственно отсылают ко времени. Второе значение слова обозначает неизвестность, неспособность человеческого сознания знать все обо всем. В произведении встречается оба толкования. Третьего уровня полисемии, связанного с понятием "изменившийся", в тексте нет.

Лексическая парадигма слова "старый" в том же источнике значительно обширнее, как будто свидетельство того, что накопленное время, как вселенная, расширяет семантику словоформы. Слово "старый" насчитывает до 13 уровней самостоятельных отдельных значений. В стихотворении это слово встречается в четвертом значении — длительное время бывший в употреблении, поношенный, потрепанный, пришедший в негодность. В таком варианте оно впервые упоминается, являясь согласованным определением в сочетании "старые штаны". В основном значении  — "достигшие старости" — форма встречается в предпоследней строфе, безлично, обозначая то ли пожилых людей, то ли поколение "Старым - нечего делиться".

Категория времени и его формальные маркеры в тексте

Категория времени в русском языке наделяет своими формализованными качествами всего три части речи: глаголы, причастия и деепричастия. Благодаря этой морфологической особенности, читатель узнает, когда произошло событие или явление. В стихотворении автора формальных лексических носителей категории, если не считать опущенную связку "есть", всего шесть. Первые две строки не имеют графического маркера и остаются безвременными, с точки зрения смысла. Такая композиция работает на усиление начального тезиса, который говорит о всеобщем постоянстве зависимости от времени. Мысль усиливается уточняющим акцентом "как и прежде", что возводит идею стихотворения до уровня непреложной истины, объективной и неизменной.

После первичного утверждения автор обращается к материальному и ментальному плану, приводя пример того, как проявляется это бессилие и бесправность. И вновь идет скрытое противопоставление, сосуществующих, но зачастую, противоположных уровней существования: духовного и вещного. Свидетелями разрушительной силы становится гибель лучших надежд и порванные штаны. Интересно то, что прибегая к уровню материального мира, деталь его символизирующая и на самом деле является материей. Рвущиеся от старости штаны — глубинный семантический образ, свидетельствующий о некоторых качествах его обладателя косвенно. Это, наверняка, человек не богатый, раз он сумел доносить вещь до состояния ее естественного упадка.

Вторым его качеством может быть нетребовательность к внешним атрибутам, скорее какая-то внутренняя сосредоточенность на себе, а не на внешних эффектах. Это сочетание наполняет текст случайным звуком. Рвущаяся материя на подсознательном уровне создает неприятный эффект дискомфорта, ощущение надлома и психологического кризиса. Еще одним значением детали может стать прямое подтверждение о беззащитности. Порванная одежда делает человека порой смешным, достойным осуждения и беззащитным, открывшим незащищенные участки кожи на всеобщее обозрение. Так в простом образе, троекратно, по нескольким каналам восприятия: кинестетическому (кожа), аудиальному (звук рвущейся ткани) и зрительному (нарушение целостности защищающей одежды) автору удалось подтвердить, пусть не новую, но им прочувствованную истину.

Тема лучших надежд, гибнущих со временем, имеет акцент на определении "лучшие", что косвенно позволяет сделать вывод о том, что худшее сбывается, а значит у времени все-таки есть какой-то закон управления реальностью. И здесь проблема уходит на философский план. Человеческая психика так устроена, что она ждет и настроена на лучшее, но в памяти сохраняется обычно болезненное и кризисное. Оттого проблемы с "лучшими надеждами" могут быть не проявлениями темпоральности, а особенностями человеческого восприятия. Так легко терять подаренное и доставшееся просто так, заработанное ценится и бережется дольше. Здесь категория времени подменяется психическими процессами, акцентирующими внимание в проекции негатива глубже и чаще. В народном восприятии это хорошо отразилось в крылатой фразе "сделайте хорошо, плохо — само получится".

Если второй образ, связанный с порванными штанами, может претендовать на явление объективное, свершившееся, то проблема "лучших надежд" такими качествами не обладает. Это абстрактное определение для многих включает слишком несоразмерные и различные категории. Для кого-то надежда — "ограбить ларек", для другого — "купить  дом". Оба желания, спрятанные в стандартном выражении "лучшие надежды", здесь к теме времени отношения почти не имеют. Поэтому пример ментального уровня в системе обвинения времени в тексте звучит неубедительно и поверхностно.

Тема разрушительного воздействия описана с употреблением глаголов в прошедшем времени "гибнут", "рвутся". И здесь еще раз проявляется свойственная для художников слова манера беспочвенного нагнетания эмоций. Если штаны просто рвутся, теряют целостность, но это еще не есть смерть вещи. Они могут быть зашиты, использованы в другом качестве. То употребление необратимого состояния для "надежды" — гибель, свидетельствует о необратимости процесса. Автор не использовал слова "не исполнились", "не сбылись", а сразу самым крайним уровнем заявляет утрату, принимая в ситуации роль пассивного зрителя. В таком сгущении красок кроется трогательное отношение к себе, тонкой личности, описывающей эмоцию в расчете на сострадание и созвучие.


Выход извне: уровень стихий


Если первый катрен полностью сосредоточен на образе лирического героя, человеческих проявлениях, то во втором четверостишии, автор выходит на уровень природных явлений. Считается, что существует физическое время. Его эталон имеет международное значение. Он несколько раз менялся. В последний раз он перешел с молекулярного уровня на атомарный, включив в суть измерительных процессов явление полураспада. Параллельно существует время биологическое, это как раз те особенности восприятия мира, которые автор в первой части спрятал за "гибнущей надеждой". Выход темы на уровень беспристрастных природных событий ставит автора вне этого самого времени.

И как будто осознавая это, он прибегает к начальной точке оси времени, наделяя образ ветра и дождя начальной точкой отсчета через эпитет "новый". Эти две строчки своей ментальностью и настроением напомнили известное пушкинское про "равнодушную природу". Тема нового дождя и нового ветра категорию времени несколько отдаляют от ее привычного значения. Потому что, ветер не может состариться, как и дождь. Определение "новый" в сочетании с ними переходит в значение "неизвестный". С выходом в объективный мир, не связанный с поэтическим восприятием, где темпоральность, кроме времени написания строк, подчиняется законам биологического порядка, автор открывает более широкое поле вероятностей. Там могут появиться "новый ветер" и "новый дождь". Но они потенциально в виде круговорота воды и воздуха существовали и тогда, когда автор о них не знал. Эта отстраненность от чужого континуума отражается глаголами настоящего и  будущего времени: "ветер дует", "будет лить дождь".

Интерпретация равнодуший: защита чужого времени

Итоговые строки, в которых, кажется, допущена логическая ошибка, если не увидеть в словосочетании "старым — нечего делиться" побуждение к действию или рекомендации, не воспринимаются как итог или мораль. Они больше похожи на констатацию факта, связанного с личным опытом или внутренними взглядами. В выводе глагольные формы употреблены в значении инфинитива (делиться, делить), отличающегося только возвратностью формы.

Дословно это значит, что людям, прожившим жизнь и имеющим богатый опыт не стоит насаждать свои знания, делить себя на части чужого мира. А новым, еще нечего отдавать. В общем итоге, это призыв автора к автономности существования. Начальная форма глагола, присутствующая при этом, будто косвенно указывает, что данный совет вневременной. Это невмешательство в систему чужих отношений как единственный способ уберечься от разрушительного бега мгновений.

Тема равнодушия в литературе и искусстве зачастую имеет негативный нарратив. Отсутствие участия в чужой жизни, горе или радости, расценивается как проявление холодности, черствости и бездушия. Но позиция невмешательства может быть рассмотрена и нежеланием проникать в область чужого личного пространства, и названа проявлением чуткой инертности. Если провести грубую аналогию с электричеством, то отсутствие диэлектриков приводит к хаосу синергий.

Мотив разрушительного действия времени, его объективности в стихотворении, реализовывался несколькими художественными приемами. Система антиподов "новый-старый" позволила создать ментальную ось. Два уровня: духовный и физический,— помогли увидеть, насколько связаны личное время(восприятие) и физическое. Морфологическая категория глагола стала дополнительным приемом, расставившим акценты в основном конфликте, системе образов, полифонии планов.

[Vera]

Текст песни «Ты или я»]

[Куплет 1]
Всё очень просто: сказки — обман
Солнечный остров скрылся в туман
Замков воздушных не носит земля
Кто-то ошибся: ты или я

[Куплет 2]
Всё очень просто: нет гор золотых
Падают звёзды в руки других
Нет райской птицы среди воронья
Кто-то ошибся: ты или я

[Куплет 3]
Лишь только весною тают снега
И даже у моря есть берега
Всех нас согреет вера одна
Кто-то успеет: ты или я

[Электрогитара]

[Куплет 4]
Всё очень просто: сказки — обман
Солнечный остров скрылся в туман
Всех нас согреет вера одна
Кто-то успеет: ты или я

See upcoming rock shows

Get tickets for your favorite artists

You might also like

Наш дом (Our Home)

Машина Времени (Mashina Vremeni)

Песня о капитане (Song About Captain)

Машина Времени (Mashina Vremeni)

Старый корабль (Old Ship)

Машина Времени (Mashina Vremeni)

[Vera]

Акрополь

 

А можно было б не прийти, не удивиться
На гору не взойти и не спуститься
И видом той горы не насладиться –
Так далеко взгляд следовать не может
И наша мысль так не продлится тоже,
Как эти поселенья и холмы

А можно было б не касаться плит,
Камней, отглаженных бесчетными стопами
И никого! И никого в живых
Из тех, кто возводил и правил городами

Одни колонны, портики, врата,
Отбитых статуй профили. С обидой –
Оставленные всеми навсегда –
Глядят в немую даль Кориатиды

Театр молчит, открытый в небеса,
Сюда с Олимпа сходятся герои
И Пенелопа вяжет рукава,
И ждут гонца из осажденной Трои

Здесь все сошлось! Открылся древний мир-
Теперь он пуст! Ни окрика, ни стона
Лишь злобно усмехается Сатир –
Всей чернотой глазниц прикован к трону

Могучий Зевс, Геракл, Посейдон
Их подвиги, сражения, награды
Герои детства: Афродита, Крон
Вся высь небес и вся бездонность Ада...

Всех языков наречья здесь звучат,
Но греческий – извечная основа
Через него друг другу каждый брат.
Когда созвездья выйдут на парад –
На нем заговорят герои снова.

А можно было б и не прилететь
Не знать, не видеть, не жалеть, наверно
Но слушайте: готов Гомер запеть
И легкая бежит по склону серна...
                14.10.2018

[Vera]

Песнь Бога Гермеса

Владимир Ком

 

Мы, бессмертные, Светлые Боги,
Вновь ныряем в тела людей,
Чтобы дать им побольше силы,
Вдохновить их новой идеей.

Рассказать им о Боге Всех Выше,
Ведь не знают о нём ничего.
Ищут в Космосе, в Небе, под крышей,
Поищите вы в сердце Его.

Называете это ЛЮБОВЬЮ,
Забываете, что Бог ВЕЗДЕСУЩ.
Ваши клетки энергией крови,
Поит Светом, ОН – ВСЕМОГУЩ!

Но не знают всего это люди,
Любят тьму насаждать все вокруг,
Постепенно она растворяется в крови,
И без Света тела превратились в старух.

Надо сердце очистить от гнева,
От обид на любимых людей.
Этим ядом напилась Мать Ева,
Убежала из Рая с Адамом скорей.

Что ж вы люди так долго скитались,
И не можете Бога в себе вы найти?
Огорожено сердце забором из лжи,
Распахните ворота для Света ЛЮБВИ!

Попросите прощенье у Бога за это,
В разном виде та ложь расцвела.
Вам, должно быть за это всем стыдно,
Ведь закована в цепи ваша душа.

Поясню атеистам и магам,
Что душа это Света частица.
И пришла в это тело от Бога,
Чтобы Свет и Любовь принести, словно ИСКРА.

Как в темнице находится в теле,
Ум тюремщиком служит при ней.
Он внушает ей страх и неверье,
Не даёт ей развиться, злодей!

Называете душу рабыней у тела,
Продаёте вы в рабство её насовсем.
Договор с Сатаной заключаете смело,
Чтобы в роскоши жить без проблем.

Но вот придёт за вами «тётя с косой»,
И уведёт вашу душу во тьму.
Не попадёт она к Отцу домой,
И будет демоном у Сатаны в плену.

О, люди, надо знать, что будет,
Когда бездумно вы творите зло.
Душа ведь Света больше не увидит,
Молитесь Богу Света, делайте добро!

26.01. 2024 г.