Библиотека "Для души".

[Рона]

http://www.serann.ru/t/t692_0.html

© Виктор Конецкий

[Рона]

http://www.belousenko.com/books/new_names/...v_pasternak.htm

ЖЗЛ.Быков.Б.Пастернак

[Рона]

Борис Пастернак

“Борис Пастернак” книга Быкова Дмитрия серия: “ЖЗЛ”

…Имя Пастернака — мгновенный укол счастья. В этом признавались люди разных биографий и убеждений, розоволицые комсомольцы и заслуженные диссиденты, неисправимые оптимисты и гордые приверженцы трагического мировоззрения. Судьба Пастернака, особенно на фоне русской поэзии XX века, кажется триумфальной — и, уж конечно, не потому, что он умер в своей постели, а в 1989 году был восстановлен в Союзе советских писателей столь же единогласно, как за 31 год до того из него исключен. Дело не в торжестве справедливости. Русской литературе не привыкать к посмертным реабилитациям. Таким же чудом гармонии, как и сочинения Пастернака, была его биография, личным неучастием в которой он так гордился. Покорность участи, сознание более высокого авторства, чем его собственное,— основа пастернаковского мировоззрения: «Ты держишь меня, как изделье, и прячешь, как перстень, в футляр». Изделье удалось — Пастернак не мешал Мастеру.

«Жизнь была хорошая» — его слова, сказанные во время одной из многочисленных предсмертных болезней, когда он лежал в Переделкине и неоткуда было ждать помощи: «скорая» не выезжала за пределы Москвы, а в правительственные и писательские больницы его больше не брали. «Я все сделал, что хотел». «Если умирают так, то это совсем не страшно»,— говорил он за три дня до смерти, после того, как очередное переливание крови ненадолго придало ему сил. И даже после трагических признаний последних дней — о том, что его победила всемирная пошлость,— за несколько секунд до смерти он сказал жене: «Рад». С этим словом и ушел, в полном сознании.

http://www.skitshop.ru/?p=737

[Рона]

(rtf) http://valya186.narod.ru/ovchinnikov_vsevo...etka_sakury.rtf

Но могло ли прийти мне в голову, что я застану их за изучением искусства компоновать цветы?

...в книжном магазине или в библиотеке, что еще написал Всеволод Овчинников.Дружески беседуя с вами, он поведал о множестве вещей, не только рассказал...

valya186.narod.ru/ovchinnikov_vsevolod_vetka_sakury.rtf · 593 КБ

Цветы сливы

Автор: В. В. Овчинников

Новая книга блестящего писателя и журналиста, востоковеда Всеволода Овчинникова, известного читателям по таким культовым произведениям как Ветка сакуры, Корни дуба, Восхождение в Шамбалу. Она об особеностях характера, традиций и быта японского и китайского

Год: 2002

[Сережа]

Уважаемые Москвичи те кто ещё на ходу ,у нас в городе огромная проблема с покупкой книг,я и жена любим почитать фэнтези,но увы практически ни чего не купить,в августе был в Питетере купил 8 томов Роберта Сальваторе"Тёмный эльф"серия Забытые королевства сейчас нигде ни могу найти продолжения ещё 8 книг"Незримый клинок,Хребет мира,Служитель кристалла,Море Мечей,Тысяча орков,Одинокий эльф,Два меча,Серебристые тени."Кто из вас может помочь этому маленькому горю ,затраты по покупка и пересылки книг обязуюсь возместить сразу же.Плиз помогите пожалуйста.

С уважением Сергей и Ира.

[Рона]

Константин Паустовский

Золотая роза

Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти.

Салтыков-Щедрин

Всегда следует стремиться к прекрасному.

Оноре Бальзак

http://bookz.ru/authors/paustovskii-konsta...lotaa-_115.html

[Рона]

http://paustovskiy.niv.ru/paustovskiy/text...a-roza/roza.htm

АЛЕКСАНДР ГРИН

Во времена моей юности все мы, гимназисты, зачитывались выпусками "Универсальной библиотеки". Это были маленькие книги в желтой бумажной обложке, напечатанные петитом.

Стоили они необыкновенно дешево. За десять копеек можно было прочесть "Тартарена" Додэ или "Мистерии" Гамсуна, а за двадцать копеек - "Давида Копперфильда" Диккенса или "Дон-Кихота" Сервантеса.

Русских писателей "Универсальная библиотека" печатала только в виде исключения. Поэтому, когда я купил очередной выпуск со странным названием "Синий каскад Теллури" и увидел на обложке имя автора - Александр Грин, - то, естественно, подумал, что Грин иностранец.

В книге было несколько рассказов. Помню, я открыл книгу, стоя около киоска, где я ее купил, и прочел наугад:

"Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисе. Разноязычный этот город напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены, как попало, среди нескольких намеков на улицы. Улиц в прямом смысле слова не могло быть в Лиссе, потому что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и узенькими тропинками.

Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские пламенные глаза женщин Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен. Где-нибудь на бугрообразном дворе - огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом. Пение вдали и его эхо в оврагах. Рынки на сваях под тентами и огромными зонтиками. Блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне, о влюбленности и свиданиях. Гавань - грязная, как молодой трубочист. Свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана Ночью - магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами - вот Лисе!"

Я читал, стоя в тени цветущего киевского каштана, читал не отрываясь, пока не прочел до конца эту причудливую, как сон, необыкновенную книгу.

Внезапно я ощутил тоску по блеску ветра, по солоноватому запаху морской воды, по Лиссу, по его жарким переулкам, опаляющим глазам женщин, шершавому желтому камню с остатками белых ракушек, розовому дыму облаков, стремительно взлетающему в синеву небосвода.

Нет! Это была, пожалуй, не тоска, а жестокое желание увидеть все это воочию и беззаботно погрузиться в вольную приморскую жизнь.

И тут же я вспомнил, что какие-то отдельные черты этого блещущего мира я уже знал. Неизвестный писатель Грин только собрал их на одной странице. Но где я все это видел?

Я вспоминал недолго. Конечно, в Севастополе, в городе, как бы поднявшемся из зеленых морских волн на ослепительное белое солнце и перерезанном полосами теней, синих, как небо. Вся веселая путаница Севастополя была здесь, на страницах Грина.

Я начал читать дальше и наткнулся на матросскую песенку:

Южный Крест там сияет вдали

С первым ветром проснется компас.

Бог, храня корабли,

Да помилует нас!

Тогда я еще не знал, что Грин сам придумывал песенки для своих рассказов.

Люди пьянеют от вина, солнечного сверкания, от беззаботной радости, щедрости жизни, никогда не устающей вводить нас в блеск и прохладу своих заманчивых уголков, наконец - от "чувства высокого".

Все это существовало в рассказах Грина. Они опьяняли, как душистый воздух, что сбивает нас с ног после чада душных городов.

Так я познакомился с Грином. Когда я узнал, что Грин русский и что зовут его Александр Степанович Гриневский, то не был этим особенно удивлен. Может быть, потому, что Грин был для меня к тому времени явным черноморцем, представителем в литературе того племени писателей, к которому принадлежали и Багрицкий, и Катаев, и многие другие писатели-черноморцы.

Удивился я, когда узнал биографию Грина, узнал его неслыханно тяжкую жизнь отщепенца и неприкаянного бродяги. Было непонятно, как этот замкнутый и избитый невзгодами человек пронес через мучительное существование великий дар мощного и чистого воображения, веру в человека и застенчивую улыбку. Недаром он написал о себе, что "всегда видел облачный пейзаж над дрянью и мусором невысоких построек".

Он с полным правом мог бы сказать о себе словами французского писателя Жюля Ренара: "Моя родина - там, где проплывают самые прекрасные облака".

Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе "Алые паруса", то и этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей, тревожащих человеческое сердце призывом к совершенству.

Грин писал почти все свои вещи в оправдание мечты. Мы должны быть благодарны ему за это. Мы знаем, что будущее, к которому мы стремимся, родилось из непобедимого человеческого свойства - умения мечтать и любить.

[Рона]

Константин Паустовский

БЛИСТАЮЩИЕ ОБЛАКА

Блистающие, или светящиеся, облака наблюдаются очень редко. Их часто принимают за ненормально яркие зори. Они слагаются из мельчайших частиц вулканической пыли, носящейся в воздухе после сильных катострофических извержений.

Учебник метерологии

ИСТОРИИ, РАСКАЗАННЫЕ НОЧЬЮ

- Вставайте! - Капитан потряс Батурина за плечо. - Скоро Пушкино!

Поезд гремел среди леса. Пар шипел в кустах, как мыльная пена.

Стояла ледяная и горькая осень. По ночам ветер шумно тряс над дощатыми крышами гроздьями стеклянных звезд. Огородные грядки были посыпаны крупной солью мороза. Пахло гарью и старым вином. А в полдень над горизонтом розовым мрамором блистали облака.

Капитан скрутил чудовищную папиросу из рыжего табака, пристально посмотрел на работницу в красном платочке, дремавшую в углу, и спросил ее деревянным голосом:

- Вы рожали?

- Как?

- Детей, говорю, рожали?

- Рожала.

- С болью?

- Да, с болью.

- Напрасно.

Батурин от изумления проснулся, даже привскочил. Свеча отчаянно мигала, умирая в жестяном фонаре. За окном мчались назад, ревя гудками, лязгая десятками колес, обезумевшая ночь, ветер, кусты и леса. Мосты звенели коротко и страшно. Путевые будки налетали с глухим гулом и проносились затихая к Москве.

- Вот это шпарит! - Капитан расставил покрепче ноги. - А с болью бы рожали, выходит, зря. От дикости. В Австралии так не рожают.

- Я знаю, что яйца пекут по-караимски, - пробормотал насмешливо Берг, - но чтобы рожали по-австралийски - что-то не слышал.

- Вы многого не слышали, к сожалению. За эту тему с вас рубль.

- Ну рубль, - вяло согласился Берг. - Рассказывайте!

Капитан был неистощим. Рассказы сыпались из него, как пшено из лопнувшего мешка. Сначала Берг записывал их, потом бросил, изнемогая от их обилия, не в силах угнаться за веселым капитанским напором.

- Очень просто. Женщине впрыскивают в кровь особый состав и, она рожает во сне. Поняли? Мышцы сокращаются, ребенок выскакивает, все идет гладко.

Ни один мускул не сдает. Этот способ практикуется только в Австралии, и то только в виде опыта - в тюрьмах над арестантками.

Узнал я об этом в Брисбенской тюрьме. Меня засадили за забастовку моряков, - мы пустили на дно в Брисбене корыто со штрейкбрехерским грузом.

В тюрьме я им показал! Надзиратель принес ведро кипятку, чтобы я вымыл пол в камере. Я спрашиваю:

- Будьте добры, скажите, что написано над воротами тюрьмы?

Он удивился.

- Брисбенская тюрьма его величества короля Англии.

- Так пускай король сам моет полы в своей тюрьме, я ему не обязан.

За это меня загнали в карцер. Я схватил дубовую табуретку и с восьми вечера до часу ночи лупил в дверь изо всех сил. А парень я, видите здоровый. Тюрьмы там гулкие, с чугунными лестницами, - чувствуете, что поднялось. Тарарам, гром, крики. Но терпеливые, черти. Мочали. Только в час, когда я сделал передышку, пришел начальник тюрьмы.

- Как дела? - спросил он ласково.

- Благодарю вас, сэр.

- Вы намерены еще продолжать?

- Вот отдохну малость и начну снова.

Он пожал плечами и ушел. Я колотил с двух часов ночи до десяти утра. В десять утра меня вернули в мою камеру, - пол был начисто вымыт.

- Это не арестант, а дьявол, - говорили сторожа. - Из-за его джаз-банда арестантка номер восемнадцать родила на месяц раньше срока.

- Ребенок жив? - спросил я.

- Жив.Я написал ей поздравление на клочке конверта и передал в лазарет. "Простите, миледи, - писал я, - что из-за меня вам пришлось поторопиться."

http://kuchaknig.ru/show_book.php?book=28838&page=1