Великие русские классики - И.С.Тургенев

[Рона]

Великие русские классики - И.С.Тургенев

«Тургенев – это женская душа в грубом обличье циклопа», – так охарактеризовал Ивана Сергеевича французский писатель Доде. Писемский называл его «ласковым гигантом с глазами умирающей газели». Ведь несмотря на свой большой рост и борцовское телосложение, Тургенев был удивительно мягким, неконфликтным человеком. Он был образцово вежлив со всеми, и даже своей прислуге никогда не говорил «подай», а – «позволь мне стакан воды». Ему трудно было сказать кому бы то ни было слово «нет». Поэтому его все время одолевали разного рода просители. А он, не в силах отказать и не зная, как помочь, виновато поворачивался к стене и царапал ее ногтем…

И.С.Тургенев

Великий русский писатель И.С. Тургенев родился 28 октября (9 ноября) 1818 года в Орле. По отцу он принадлежал к старинному дворянскому роду Тургеневых, известному с XV века. По матери - к роду Лутовиновых, восходящему к XVII веку. Детство будущего писателя прошло в имении и усадьбе Спасское-Лутовиново (Мценский уезд Орловской губернии). Отец его - Сергей Николаевич (1793-1834г.г.), отставной полковник-кирасир, участник Отечественной войны 1812 года, был человек замечательно красивый, но ничтожный по своим качествам нравственным и умственным. Сын не любил вспоминать о нем, а когда говорил друзьям об отце, характеризовал его, как "великого ловца пред Господом". Женитьба этого разорившегося жуира на немолодой, некрасивой, но богатой Варваре Петровне Лутовиновой (1788-1850г.г.) была исключительно делом расчета. Брак был не из счастливых и не сдерживал Сергея Николаевича в его образе жизни (одна из его многочисленных "шалостей" описана Тургеневым в повести "Первая любовь"). Он умер в 1834 году, оставив трех сыновей - Николая, Ивана и скоро умершего от эпилепсии Сергея - в полном распоряжении матери, которая, впрочем, и раньше была полновластной владыкой дома.

Мать Тургенева, богатая помещица, правила "подданными" в ее имении на манер самодержавной государыни - с "полицией" и "министрами", заседавшими в особых "учреждениях" и каждое утро церемонно являвшимися к ней на доклад. Любимое ее изречение было "хочу казню, хочу милую". Род Лутовиновых представлял собою смесь жестокости, корыстолюбия и сладострастия (представителей его Тургенев не раз изображал в своих произведениях). Унаследовав от Лутовиновых их жестокость и деспотизм, Варвара Петровна была озлоблена и своей личной судьбой. Рано лишившись отца, она страдала и от матери, и от буйного, пьяного отчима, который, когда она была маленькой, варварски бил и истязал ее, а когда она подросла, стал преследовать гнусными предложениями. Почти в полном одиночестве, оскорбляемая и унижаемая, прожила Варвара Петровна до 30 лет в доме дяди, пока смерть его не сделала ее владелицей большого имения и 5000 душ.

С добродушным от природы и мечтательным сыном она обходилась сурово, желая воспитать в нем "настоящего Лутовинова", но напрасно. Сквозь созданную ею среду "побоев и истязаний" Тургенев пронес свою мягкую душу, в которой именно зрелище неистовств помещичьей власти подготовило протест против крепостного права. Жестоким "побоям и истязаниям" подвергался и он сам, хотя считался любимым сыном матери. "Драли меня, - рассказывал впоследствии Тургенев, - за всякие пустяки, чуть не каждый день", однажды он даже совсем уже приготовился бежать из дому. Вместе с тем Варвара Петровна была женщиной образованной и не чуждой литературным интересам. На наставников для сыновей она не скупилась. Умственное воспитание Ивана шло под руководством часто сменявшихся "гувернеров и учителей, швейцарцев и немцев, доморощенных дядек и крепостных нянек". Ко всему же русскому Варвара Петровна питала глубочайшее презрение, и в семье говорили между собой только по-французски. Любовь к русской литературе тайком внушил Тургеневу один из крепостных камердинеров, изображенный им, в лице Пунина, в рассказе "Пунин и Бабурин".

В Спасском Тургенев прожил до 9 лет. В 1827 году его родители, чтобы дать детям образование, переехали в Москву, где на Самотеке ими был куплен дом. Иван Тургенев учился сначала в пансионе Вейденгаммера, затем его отдали пансионером к директору Лазаревского института Краузе.

В 1833 году 15-летний Тургенев (такой возраст студентов, при тогдашних требованиях, был явлением обычным) поступил на словесное отделение философского факультета Московского университета. К этому времени он уже говорил на французском, немецком, английском языках, сочинял стихи. Год спустя, из-за поступившего в гвардейскую артиллерию старшего брата, семья переехала в Петербург, и Тургенев тогда же перешел в Петербургский университет. В 1836 году Иван окончил курс историко-филологического факультета Петербургского университета со степенью "действительного студента" (экзамен на кандидата он не выдержал). К этому моменту Тургеневым написано уже около сотни стихотворений, в основном не сохранившихся. Мечтая о научной деятельности, он в следующем году снова держал выпускной экзамен, получил степень кандидата, а в мае 1838 года отправился в Германию совершенствоваться в философии.

Именно тогда, когда Иван Сергеевич, будучи еще совсем молодым человеком, с благословения матушки, отправился в Германию получать философское образование, и произошел с ним первый нелепый случай, оставивший неприятный след в душе будущего русского классика до конца его дней. По несчастью, на корабле, на котором он плыл, случился пожар. Началась паника, которая охватила и 20-тилетнего Ивана. В отчаянии он хватает за руку матроса, спускавшего на воду последнюю шлюпку, и обещает ему десять тысяч рублей от имени матери, если матрос спасет его… К счастью, вскоре прибыли шлюпки с берега, пассажиры были спасены, хотя несколько человек погибли. Но после этого события о Тургеневе распространился слух, что во время пожара он вел себя трусливо и недостойно, бегал по палубе, отталкивая руками женщин и детей, и кричал: «Спасите меня! Я – единственный сын у матери!». И этот слух темным пятном преследовал Тургенева всю жизнь.

В Германии, куда он приехал пополнить свое образование, юноша и вовсе сорвался с тормозов: участвуя едва ли не во всех студенческих пирах и сомнительных похождениях, он принялся транжирить родительские деньги налево и направо, при этом забывая писать матери письма. Мать отправляла блудному сыну деньги и продукты, а сын все проматывал и даже не благодарил. Наконец, денежные посылки прекратились. Это заставило его на время остепениться. Однажды Тургеневу пришла из России неоплаченная посылка необыкновенной тяжести. За ее пересылку он отдал последние гроши, распечатал… и ахнул: матушка набила посылку кирпичами!

[Рона]

Одним словом, в молодости классик был весьма легкомысленной личностью, если не сказать больше. Мог, например, наприглашать к себе на обед кучу гостей, а потом «случайно» об этом забыть. На следующий день гости, разумеется, высказывали свое крайнее недовольство нерадивому хозяину. Тургенев начинал заламывать себе руки и отчаянно извиняться, ссылаясь на разные причины. Затем тотчас же приглашал к себе на обед, обещая при этом искупить вину неслыханным пиром. Гости смягчались, но когда в назначенный день и час они вновь съезжались к Тургеневу, хозяина… опять не оказывалось дома! Далее все повторялось: горячие извинения и новые приглашения на обед… За эти и другие «шалости» Белинский называл Тургенева не иначе как «мальчишкой»…

Водились за ним и другие грехи. Однажды, уже неотлучно сопровождая «свою повелительницу» – певицу Виардо – в ее коммерческих гастролях, он пригласил больного Белинского на лечение в Европу. Тот откликнулся, надеясь, что Тургенев, в совершенстве владеющий едва ли не всеми европейскими языками, поможет ему. Белинский приехал в назначенное место, но застал там не Ивана Сергеевича (тот укатил вслед за семейством Виардо в Англию), а только его письмо. Белинский тает на глазах, помочь некому – не знает языков. Тургенев же, как ни в чем не бывало, пишет ему: "Я не могу лично проститься с Вами… Надеюсь, что доктор Тира Вам помог: прошу Вас написать мне об этом. Мне нечего Вас уверять, что всякое хорошее известие об Вас меня обрадует: я хотя и мальчишка – как Вы говорите – и вообще человек легкомысленный, но любить людей хороших умею и надолго к ним привязываюсь"... Позднее Тургенев пожалеет об этом непростительном легкомыслии.

Смерть Белинского, последовавшая вскоре после его отъезда в Россию, посеет в душе писателя незаживающую рану. Возможно, в знак искупления перед, может быть, единственным другом и единомышленником, Тургенев повесит портрет Белинского у себя над письменным столом, а перед своей кончиной завещает похоронить себя на Волковом кладбище, рядом с его могилой…

http://www.liveinternet.ru/users/3244445/post144364353/

Барин-гурман (рецепты с фотографиями).

Материал предоставлен журналом "Гастроном" (апрель 2003 г., рубрика "Апптетитная история").

Иван Сергеевич Тургенев, автор столь нашумевшего в свое время в России романа о нигилистах, сам, однако, не отрицал прелестей богатства: заграничных путешествий, вилл, коллекций и изысканных кушаний... Тургенев любил тонко поесть и отлично знал, какое заведение чем славится

Барский хлеб.

В юности, правда, все средства находились в руках суровой матушки. Из имения Спасское она строго контролировала расходы сыновей, Николая и Ивана, обучавшихся в столице. Мать, настоящая крепостница, позже стала прообразом барыни в "Муму". Ванечка был ее любимчиком. Как только он приезжал в усадьбу, все менялось: ни капризов, ни наказаний. Целыми днями Варвара Петровна придумывала, чем бы угодить сыну. Заказывала его любимые кушанья, а крыжовенное варенье, которое он обожал, посылала банками в его флигель. Продукты привозили из Москвы пудами. Когда что-либо подходило к концу, составлялся реестр и в Орел или Мценск посылалась подвода. В доме было все, как в хорошей лавке.

За провизию в Спасском отвечал глуховатый Михайло Филиппыч. Скуп он был необычайно. Получая купленное, всегда сетовал: "И зачем столько всего навезли? Сколько ни навези - все скушают!" Каждое утро приходил к нему повар и требовал нужное для стола. Старик развешивал и отпускал со вздохом, а щепотку или несколько зерен из отмеренного, в утешение себе, клал обратно. Когда же, к его великому прискорбию, наезжали гости и еды требовалось особенно много, он вздыхал так громко и с таким ужасом размахивал руками, что многие ходили смотреть на его отчаяние как на зрелище. Бакалейный шкаф, хранилище барского добра, был для него предметом мучений, а для молодой прислуги - предметом потехи. Ложился спать он рано, на деревянной скамье возле шкафа, а молодежь нарочно шумела около него ключами. Как он ни был глух, а вскакивал, но никого не заставал. Молодой барин, проголодавшись, велит ему отпереть: хлеб маслом мажет, сыр отрезает, а Филиппыч ходит вокруг и причитает: "Сударь! Пожалейте мамашеньку! У вас животик заболит!"

Проклятое русское гостеприимство.

Раз Тургенев пригласил на охоту Фета. Путь до места выпал неблизкий, и пришлось остановиться на ночлег у знакомых помещиков. Хоть и было уже 11 вечера, хозяева стали потчевать их обедом из пяти блюд начиная с супа. В конце угощенья появилось светящееся желе. Доморощенный Ватель осветил свой прозрачный Колизей восковым огарком в наперстке, прилепленном желтком к середине блюда. Оценив хрупкость конструкции, Фет запустил ложку с наружного края желейного венца и положил добычу на тарелку. Тургенев же неосторожно рассек венец, и все желе, дрожа, повалилось на огарок, затрещавший и пустивший струйку копоти. Сладкого больше никому не досталось, чем Тургенев был сильно смущен.

Наутро сервировали обильный завтрак: превосходные пикули и грибки, жареная печенка в сметане, молодой рассыпчатый картофель и большое блюдо с телячьими котлетами, плавающими в сочном бульоне. "Так мы и к вечеру не доберемся", - шепнул Тургенев Фету, когда вошел слуга с бутылкой редерера. Хозяйка долго еще уговаривала взять в дорогу оставшиеся котлеты...

"Господи, - воскликнул Тургенев, когда тарантас покатил по дороге. - Мыслимо ли, чтобы я, с моим вечным страхом перед холерой, пил в 11 часов утра шампанское?" Тут дорога стала круто спускаться в долину, и Фету, чтобы не скатиться, пришлось упереться ногами в походную аптечку-сундучок. Без этого сундучка Тургенев никуда не выезжал, видя в нем талисман от холеры. Вдруг на очередном толчке Тургенев как закричит: "Что же это такое?" Оказывается, слуга завязал блюдо с котлетами в салфетку, поставил на аптечку, и жирная подливка протекла на ящик с драгоценным содержимым. Кинулись вытирать аптечку газетами; Фет отказался выбросить коварные котлеты и держал их в руках, умирая со смеху, пока Тургенев, промывая, таскал по росе блюдо и ворчал: "Проклятое русское гостеприимство!"

Французское опьянение.

Еще в юности Тургенев влюбился в певицу Полину Виардо, гастролировавшую в России. Некрасивая, она совершенно преображалась на сцене. Он будет верен ей всю жизнь и впоследствии заживет одним домом с ней, ее мужем и детьми, но их отношения так и останутся романтичными. Он последовал за ней во Францию, и за этот шаг мать практически лишила его содержания.

Питался он в основном супом из полкурицы с яичницей в исполнении старухи ключницы. Поначалу его удивляла скудость французского стола. Обед в замке Куртавнель состоял из бульона, слабого до бесчувствия; вторым блюдом был пирожок, какие у русских подаются к супу; третьим - вареные бобы с художественно нарезанными ломтиками светившейся насквозь ветчины; последним являлись легкие блинчики на взбитых белках с вареньем на небольшом плафоне. Но он скоро привык к новому образу жизни и, получив наследство, приезжал на родину нечасто.

Где бы он ни жил - в Париже или Петербурге, - у него всегда толпились друзья. В один скромный ресторанчик в Латинском квартале, где, по преданию, обедали Жорж Санд, Гейне и другие знаменитости, он водил соотечественников - Репина, Поленова, Фета и многих других. Каждый по-товарищески платил свою долю, русские купеческие замашки угощения не поощрялись. Повар торжественно приносил рыбу и все редкости обеда, как принято, показывал хозяину стола - Тургеневу. Тот всегда брал свою любимую закуску - зернистую икру.

"Обеды пяти".

В Париже Тургенев сдружился со многими французскими композиторами и писателями. Идея знаменитых "обедов пяти" принадлежала Флоберу. Раз в году, начиная с 1863-го, а позже ежемесячно, на холостяцкие пирушки собирались Флобер, Золя, Доде, Гонкур и Тургенев, которому отводилась главная роль. Эдмон де Гонкур затем протоколировал эти собрания. Так, 14 апреля 1874 г. обедали у Риша. Поначалу разговор заходит об особенностях литературы, создаваемой людьми с хроническими запорами или поносами; затем перешли к структуре французского языка. Золя просто тает, наслаждаясь вкусной пищей. "Это мой единственный порок, - говорит он. - Дома, когда на столе нет ничего вкусного, я чувствую себя несчастным. Больше мне ничего не надо - другие удовольствия для меня не существуют. Моя жизнь ужасна!" Пузан Золя любит ныть, тогда как Тургенев - очаровательный колосс, похожий на доброго старого духа гор и лесов, - развлекает всех байками. 9 марта 1882 г. состоялся изысканный обед у Золя дома: зеленый суп, лапландские оленьи языки, рыба по-провансальски, цесарка с трюфелями. Обед для гурманов, приправленный оригинальной беседой о самых вкусных вещах, какие только может подсказать воображение желудка, и в следующий раз Тургенев обещает угостить всех русскими вальдшнепами - лучшей дичью на свете.

Как люди многоопытные, писатели любили покушать. Этих титанов нелегко было накормить, парижские рестораторы долго их помнили. У каждого писателя в еде были свои предпочтения, но это лишь еще больше сближало их. Так, Флоберу требовались нормандское масло и руанские утки; Гонкур заказывал варенье из имбиря; Золя ел морских ежей и устриц; Тургенев лакомился икрой. За стол садились в 7 часов вечера, а в два часа ночи трапеза еще продолжалась. Флобер и Золя снимали пиджаки, Тургенев растягивался на диване. Гарсонов выставляли за дверь и беседовали о литературе...

Закуски охотника.

Тургенев, хоть и знал в еде толк, был весьма умерен. На охоте, коей он был страстный поклонник, довольствовался малым: закусывал хлебом с солью, жареными цыплятами и свежими огурцами, предварительно пропустив с друзьями по серебряному стаканчику хереса. Дичь на охоте не ели: летом ее потрошили на привале и набивали хвоей. А на квартире поваренок сразу обжаривал ее и клал в заранее приготовленный уксус, иначе летом дичину не довезти домой. Зато с каким удовольствием садились охотники за стол в усадьбе после утомительной ходьбы! Обычно в жару, кроме прохладительной ботвиньи, подавалась уха из крупных налимов (за невозможностью достать в Мценске свежей стерляди), а для Тургенева - его любимый наваристый суп из курицы (ему он предпочитал только суп из потрохов), белое мясо молодых тетеревов, а уж потом тарелки спелой крупной земляники или других ягод. Позднее, когда Тургенев жил во Франции в замке Куртавнель, он решил описать многие из своих охотничьих похождений. Так появились прославившие Тургенева "Записки охотника".

Куропатки в сметане.

На 4 порции нужно:

2 куропатки

100 г сливочного масла

3 луковицы

4 моркови

500 г сметаны

1 ст. л. муки

соль, перец.

Подготовленных куропаток натереть солью и разрезать на половинки вдоль позвоночника. Лук и моркови почистить, мелко нарезать. В сковороде распустить сливочное масло и слегка обжарить куропаток с обеих сторон, до золотисто-коричневой корочки. Сложить их в миску, а на этом же масле обжарить нарезанные лук и морковь до мягкости. На овощи уложить кусочки дичи, залить их сметаной (для вязкости можно добавить муку), посолить, поперчить и тушить под крышкой на слабом огне 1 ч, до готовности мяса. В 1 порции: 967 ккал, белки - 49 г, жиры - 78,3 г, углеводы - 16,9 г

Телячьи котлеты в бульонном соусе.

На 4 порции нужно:

8 телячьих отбивных на косточке

1 яйцо

100 г молотых сухарей

100 г сливочного масла

Для соуса:

80 г муки

60 г сливочного масла

600 мл бульона

60 г сахара

1 лимон

1 ст. л. Каперсов

50 мл белого сухого вина

Мясо отбить, посолить. Обмакнуть каждую котлету в яйцо, обсыпать сухарями и обжарить в масле. Из половины лимона выжать сок. Другую половину нарезать. Для соуса муку поджарить с маслом, прокипятить с бульоном. Четверть сахара поджарить до темного цвета, влить 1 ст. л. Бульона, вскипятить и смешать с соусом. Смесь процедить, добавить оставшиеся ингредиенты соуса. Вскипятить и облить соусом котлеты. В 1 порции: 665 ккал, белки - 43 г, жиры - 34,8 г, углеводы - 44,6 г

[Рона]

Вальдшнепы по-русски

Тургенев, настоящий барин, влюбленный в охоту и российское раздолье, с юных лет знал толк в хорошей русской кухне.

В Спасском-Лутовинове, что находилось совсем близко от Мценска и где Иван Сергеевич провел свое детство и годы юности, было страсть как хорошо. «На тысячу верст кругом Россия - родной край». Правда, с маменькой Варварой Петровной, владелицей имения и пяти тысяч душ крепостных, ухо следовало держать востро и, как только она начинала кричать, краснеть и раздувать ноздри, - спасаться, кто может! Под горячую руку секла она всех без разбору. Даже Ванечке, самому любимому из трех сыновей, доста-валось на орехи. Правда, маменька потом сама валилась в обморок от нервного напряжения да пила капли, но поротым попам это уже не помогало. Строга она была необыкновенно и порядки в доме завела такие, что муха без спросу не зажужжит. Утром, в восемь, детей поднимали к завтраку. На стол подавали чай с густыми сливками, домашними булками и крендельками. В одиннадцать всем опять надлежало усаживаться за стол. Подавали пироги, цыплят, овощи со своего огорода и карасей в сметане, которых ловила дворня или барчуки. Их жарили прямо с чешуей, с луком, а потом заливали сметаной и томили в русской печке. На десерт - творог и ягоды, за которыми бегали в лес или по лугам дворовые девки, и, как водится, чай да кофей. В три - обед, говядина в горшочке, в сметане и с черносливом, а на гарнир гречневая каша. Или борщ со свиной грудинкой да с телячьей косточкой. А после пирожные и мед со своей пасеки. Потом, после вечерней дойки, перекусывали парным молоком с хлебом, а часов в девять садились ужинать супом, котлетами да пирогами.

Самым веселым временем в Спасском-Лутовинове были годы, когда отец еще был здоров и в имение то и дело наезжали гости. Тогда устраивали празднества, ставили домашние спектакли и угощали приезжих чем бог послал. В лутовиновских погребах добра хватило бы на полк солдат. На

Масленицу в Спасском-Лутовинове, как и по всей России, пекли блины из гречишной муки, да столько, что гости наедались до отвала, а потом лежали, отдуваясь. Блины были и простые, и с припеком - с яйцами, грибами или рыбой. И, конечно, с икрой, до которой юный Тургенев был большой охотник. И за напитки перед гостями было не совестно. Тут тебе и водочка, и наливки. В те времена модным было, чтобы водка непременно была разных видов, да еще и на все буквы алфавита. Поэтому у всякого уважающего себя русского помещика водилась и анисовая, и брусничная, и вишневая, и ежевичная, и зверобойная, и яблочная.

http://blogs.privet.ru/community/inoctranctvia_/86113578