Исаак Левитан

[Рона]

http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm89_0_2.html

[Рона]

http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_2_68.html

Зал Родена,даже не зал,коридорчик.Год выдерживала без Москвы и Питера,а потом к мужу:"Я в Питере не была 100 лет.Я в Питер".

[Ikarina]

Рона, эта виртуальная экскурсия всколыхнула детские наивные воспоминания от огромности и роскошности Зала Леонардо да Винчи и размещении в нём всего 2-х маленьких картин Мадонн...

http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_28.html

Вообще всё в этих экскурсиях так продумано! Молодцы музейщики с программистами...

[Рона]

Сюжет о Левитане (Сферы, Культура 2008)

http://www.tvspas.ru/video/detail.php?ID=8001

[Рона]

http://elegizer.ru/forum/index.php?showtop...amp;#entry51933

http://isaak-levitan.ru/paustovsky.php

http://lib.ru/PROZA/PAUSTOWSKIJ/isaak_lewitan.txt

http://isaak-levitan.ru/chehov.php

http://levitan-world.ru/levitan-painting.php

[Рона]

http://isaak-levitan.ru/master.php

[DAK]

да-а...КРАСОТА!

[Рона]

Софья Кувшинникова. Почему из-за своей возлюбленной Левитан чуть не вызвал на дуэль Ч

А.С. Степанов. Портрет С. Кувшинниковой (фрагмент)

В конце XIX века жила в первопрестольной удивительная женщина, которую знала, любила и о которой судачила вся художественная Москва. Звали её Софья Петровна Кувшинникова. В небольшой казенной квартирке под крышей пожарной каланчи близ Хитрова рынка, выделенной её мужу, полицейскому врачу, она создала салон, в который запросто заходили А.П. Чехов и И.Е. Репин, М.Н. Ермолова и А.И. Южин, А.С. Степанов и В.А. Гиляровский. Да, пожалуй, трудно было в то время найти известного в художественной среде Москвы человека, который хотя бы раз не побывал в гостях у Софи, как любовно называли радушную хозяйку.

В августе 1886 года братья Антон и Михаил Чеховы привели «на каланчу» молодого, но уже известного художника Исаака Левитана, вскоре ставшего завсегдатаем салона и близким другом его хозяйки. Бурный роман талантливого художника с женщиной, бывшей старше его годков на десять, несколько лет с интересом обсуждали в богемных кругах, а Чехов откликнулся на него рассказом «Попрыгунья». Естественно, что Левитан, узнавший в одном из героев рассказа себя, серьезно обиделся, и дело даже шло к дуэли. К счастью, поединок удалось предотвратить, художника и писателя помирили, но восстановить сердечные отношения, бывшие между ними раньше, уже было не суждено.

И.И. Левитан. Портрет С.П. Кувшинниковой

Кем же была женщина, оказавшаяся в центре событий, несколько лет будораживших московскую богему? Софья родилась в 1857 году в семье московского чиновника. С детства увлекалась театром, музыкой и живописью, была вхожа в артистические круги, что не помешало ей получить хорошее образование. Когда подошло время, вышла по любви замуж за скромного врача и умудрилась создать в своей квартирке настоящий салон, ставший одним из центров художественной жизни Москвы. Об этой женщине и посетителях её салона писали многие, в том числе Гиляровский. Вот какие воспоминания оставил Михаил Чехов, свидетель, а частично и участник событий, чуть не приведших к вызову его брата на дуэль.

«Жил в то время полицейский врач Дмитрий Павлович Кувшинников. Он был женат на Софье Петровне. Дмитрий Павлович с утра до вечера исполнял свои служебные обязанности, а Софья Петровна в его отсутствие занималась живописью. Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети».

С. П. Кувшинникова. Пейзаж с церковью

Увлечение живописью привело к тому, что с 1886 года Софья Кувшинникова стала ученицей Левитана, причем, ученицей одаренной. Уже в следующем году она стала выставлять свои пейзажи и натюрморты на выставках, в том числе Товарищества передвижников, а одну её работу приобрел для своей коллекции Павел Третьяков. Лето обычно Софья проводила на этюдах, выезжая на них вместе с Левитаном. Видимо, на природе в ходе взаимного творчества их симпатии друг к другу и переросли в любовь, о которой вскоре стали судачить в Москве.

Пикантность ситуации придавало то, что Дмитрий Кувшинников стоически переносил затянувшееся увлечение супруги и продолжал принимать у себя в доме Левитана. Но в 1892 году разразился скандал, когда Антон Чехов опубликовал небольшой рассказ «Попрыгунья». Естественно, что писатель изменил имена и даже возраст героев произведения, но их характеры он писал с живых лиц, которых хорошо знали в Москве. Читателям было не трудно узнать в докторе Осипе Дымове самого Дмитрия Кувшинникова, в его супруге, «попрыгунье» Ольге Ивановне – Софью Петровну, а в художнике Рябовском – многие черты, манеры и даже стиль речи Левитана. Узнаваемы были и другие персонажи, имевшие прототипами актера А.П. Ленского, художника А.С. Степанова, писателя Е.П. Гославского и других известных москвичей. Да и многие ситуации, в которых оказывались герои рассказа, были взяты из реальной жизни.

С. П. Кувшинникова. Ручей в лесу

Естественно, что не всем такой «натурализм» Чехова понравился. Тем, кто бывал в доме Кувшинниковых, многое, что описал Антон Павлович, было хорошо знакомо – обстановка в доме Дымовых, то, как проходили вечерние чаепития, разговоры за столом и даже любимые выражения и шутки, которыми обмениваются герои. Но главное, были очень правдоподобно описаны отношения художника и его ученицы, причем многие упрекали автора, что свою героиню он представил значительно ветреней, чем был её реальный прототип.

На писателя посыпались обоснованные обвинения. Больше всех обиделись Левитан и Кувшинникова. Исаак Ильич даже стал обсуждать с друзьями условия возможной дуэли, но его удалось отговорить. Кувшинникова же просто перестала принимать Чехова у себя. Антон Павлович вынужден был оправдываться, буквально по следам событий он в письме сообщал писательнице Лидии Авиловой: «Можете себе представить, одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей «Попрыгуньи», и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика – внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником».

И.И. Левитан. Портрет С.П. Кувшинниковой

Брат Антона Павловича, Михаил, был более откровенным, хотя и пытался смягчить ситуацию, интерпретируя произошедшие события: «Обыкновенно летом московские художники отправлялись на этюды то на Волгу, то в Саввинскую слободу около Звенигорода, и жили там коммуной целыми месяцами. Левитан уехал на Волгу и… с ним вместе отправилась туда и Софья Петровна. Она прожила на Волге целое лето; на другой год, все с тем же Левитаном, как его ученица. Среди наших друзей и знакомых уже стали определенно поговаривать о том, о чем следовало бы молчать. Стало казаться, что муж догадывался и молча переносил свои страдания. По-видимому, и Антон Павлович осуждал в душе Софью Петровну. В конце концов он не удержался и написал рассказ «Попрыгунья», в котором вывел всех перечисленных лиц. Смерть Дымова в этом произведении, конечно, придумана. Появление этого рассказа в печати подняло большие толки среди знакомых».

Ссора писателя и художника затянулась надолго. Помирить их смогла писательница Татьяна Щепкина-Куперник, которая буквально насильно привела Левитана к Чехову и заставила их пожать друг другу руки. А вот Софья Петровна простить Чехова не смогла, и путь в салон был ему с этого времени заказан. В обстановке всеобщего обсуждения и пересудов Левитан и Кувшинникова вынуждены были прервать свои отношения. Если кто-то хоть немного и выиграл в этой ситуации, то это Дмитрий Павлович Кувшинников, у которого хотя бы внешне наладились семейные отношения.

С. П. Кувшинникова. Заросший пруд

Больше всех в этой ситуации пострадала Софья Петровна. Она сохранила к Левитану теплые чувства, но о былых отношениях уже не могло быть речи. Кувшинникова продолжала писать картины, которые охотно приобретали любители живописи. Возможно, некоторых привлекали не столь художественные достоинства её полотен, сколь пикантная ситуация, в которой оказалась их создательница благодаря Чехову и Левитану.

Свою жизнь Софья Петровна закончила так, как в свое время напророчил Антон Павлович её литературному супругу. В сентябре 1907 года, живя на даче в Подмосковье, она ухаживала за тяжело больным человеком, заразилась и заболела сама. Спасти её врачи не смогли. Могила Софьи Петровны Кувшинниковой не сохранилась. Большая часть её картин в свое время разошлась по частным коллекциям. Сегодня редко какой музей может похвастаться их наличием в своих коллекциях, даже в Третьяковке, если не ошибаюсь, всего три её работы.

Пожалуй, одно из самых значительных собраний её работ находится в коллекции Плесского музея-заповедника. Именно в этих красивейших местах прошли самые счастливые дни жизни Софьи Петровны, ведь здесь, вдали от московской суеты и сплетен, она проводила летние месяцы с человеком, которого глубоко любила.

[Рона]

Левитан и его эпоха » Левитан и Чехов

Наиболее близким другом Левитана был писатель Антон Павлович Чехов. Они познакомились еще будучи студентами в конце 1870-х годов. Особенно сдружило их лето 1885 года. Левитан провел целое лето в семье Чеховых в Бабкино. Тяжелые личные переживания, чуть не доведшие художника до самоубийства отступили. Оказалось, взгляды Левитана и Антона Чехова на искусство и роль художника удивительно совпадали. Более того, пейзажи Левитана казались визуализированными тонкими чеховскими рассказами: и того, и другого художника отличали некая отстраненность восприятия и в то же время пронзительность художественного слова.

Отношения с Чеховым не всегда были ровными. Как и в любой дружбе, были периоды охлаждения и непонимания. Левитану показался слишком личным и оскорбительным сюжет чеховского рассказа «Попрыгунья», в котором он усмотрел намек на свои отношения со своей ученицей С. Кувшинниковой и дело чуть не дошло до дуэли. Чехов страдал во время разрыва и был обескуражен тем, как неправильно понял его друг. Левитан же был неумолим и резок в словах.

К счастью, разрыв длился недолго: два великих мастера не могли обойтись друг без друга и Левитан первым пошел на примирение и два друга встретились как ни в чем не бывало.

Дружба с Левитаном многое дала и Чехову, обогатив его писательское мастерство. Чехов первым придумал определение пейзажа, как «Левитановский», стремясь в своих описаниях природы следовать левитановским традициям.

В 1890 году Левитан выставил картину "Тихая обитель", спустя некоторое время этот эпизод был поэтически преломлен в повести Чехова "Три года". с образами Чехова, в рассказах конца 1890-х годов часто выражавшего свои сокровенные мысли и чувства через пейзажи, близкие левитановским. В знаменитом Человек в футляре (1898), Чехов дает поразительное по силе описание природы, как будто списанное с картины его великого друга.

С ужасом ждал Чехов 1900 год. Он, как врач, видел, что друг его смертельно болен, что болезнь неизлечима и прогрессирует. Предчувствия не обманули его : в этом году Чехов потерял самого дорогого друга и единомышленника. Он не оставил воспоминаний о «Левиташе». Несмотря на то, что Дягилев, основатель журнала «Мир Искусства», просил его неоднократно, Чехов молчал. Дружба с Левитаном была тем самым сокровенным моментом в жизни, о котором он не хотел говорить, потому что слишком дорога она была для него

[Рона]

http://www.art-levitan.ru/levit8/

[Рона]

Невозможно представить себе русскую живопись без полотен Левитана, Россию без поэтического воплощения ее красоты и печали великим художником. Этот фильм о жизни и судьбе Исаака Левитана, о постижении любовью русской природы.

http://rutube.ru/tracks/2812786.html

Репортаж из прошлого. По воспоминаниям Владимира Гиляровского. Часть 1. Минувшее проходит предо мною.

Год выпуска: 1986

Жанр: документальный

Режиссер: Юрий Риверов

В ролях: Олег Табаков

В фильм, решённый в игровой форме, включён фильмотечный материал, отражающий жизнь России на рубеже ХIХ-ХХ веков. В центре фильма образ знаменитого "дяди Гиляя" - московского журналиста В.А.Гиляровского. В роли Гиляровского - О.Табаков. В фильм включены воспоминания В.А.Гиляровского о встречах с Л.Н.Толстым, А.П.Чеховым, И.И.Левитаном, М.Горьким, Ф.И.Шаляпиным, А.К.Саврасовым

http://rutube.ru/tracks/2303862.html

[Рона]

Головин А.Я. о Левитане:

"Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой - просто так он был рожден. До каких чертиков виртуозности дошел он в своих последних вещах! Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством."

Пейзажный класс Московского училища живописи, ваяния

и зодчества, около 1877. Левитан стоит третий слева

http://isaak-levitan.ru/chehov.php

http://levitan-world.ru/levitan-painting.php

[Рона]

Шаляпин Ф.И. о Левитане:

"Чем больше я видался и говорил с удивительно душевным, простым, задумчиво-добрым Левитаном, чем больше смотрел на его глубоко поэтические пейзажи, тем больше я стал понимать и ценить большое чувство и поэзию в искусстве... Я понял, что не нужно копировать предметы и усердно их раскрашивать, чтобы они казались возможно более эффектными, - это не искусство. Понял я, что во всяком искусстве важнее всего чувство и дух - тот глагол, которым пророку было повелено жечь сердца людей. Что этот глагол может звучать и в краске, и в линии, и в жесте - как в речи. Я сделал из этих новых для меня впечатлений надлежащие выводы для моей собственной работы в театре."

Грабарь И.Э. о Левитане:

"Он самый большой поэт среди всех и самый большой чародей настроения, он наделен наиболее музыкальной душой и наиболее острым чутьем русских мотивов в пейзаже. Поэтому Левитан, вобравший в себя все лучшие стороны Серова, Коровина, Остроухова и целого ряда других своих друзей, смог из всех этих элементов создать свой собственный стиль, который явился вместе с тем и стилем русского пейзажа, по справедливости названного "левитановским".

Иогансон Б.В. о Левитане:

"Левитан - это художник, который так ясно, таким чистым, таким пленительным голосом спел свою песню о русской природе, что противоречивых толкований его творчества мы почти не встречаем в литературе. И трудно даже встретить зрителей, которые, подходя к его произведениям с открытой душой и сердцем, останутся равнодушными, не попадут под обаятельную, удивительную искренность и влюбленность Левитана в русскую природу, не подпадут под обаяние его редчайшей способности передавать все оттенки, все особенности характерных признаков и черт природы средней полосы России."

[Рона]

Федоров-Давыдов А.А. о Левитане:

"Вся недолгая творческая жизнь Левитана была наполнена вечными неустанными поисками. Развитие его творчества - это поиски новых и новых образов русской природы, в которых раскрывались бы все новые ее черты и признаки. А вместе с этим это была и эволюция самого художнического восприятия природы, отношения к ней, ее живописной передачи. Это была богатая достижениями эволюция всего живописного строя искусства Левитана."

Ге Н.Н. о Левитане:

"22 июля скончался Исаак Ильич Левитан. Левитан был настоящим даровитым художником. Писал он пейзажи. Картины его были полны субъективного чувства. Он был лириком, и наиболее свойственным ему настроением была тихая грусть; меланхолия составляет основной характер его творчества. Грусть просвечивает даже в самых радостных его картинах, в таких, которые изображают весну, возобновление жизни. Левитан не мог радоваться шумно и сильно, как радуются совершенно здоровые люди. Даже во время восхищения красотой жизни в глубине души у него всегда затаенная грусть, как это бывает у человека слабого. Такие люди, если они талантливы и симпатичны, бывают очень милыми, имеют утонченный ум и нравственный облик. Левитан был именно из их числа. Картины его не только нравились, но возбуждали сочувствие и расположение публики к таланту их автора."

Ланговой А.П. о Левитане:

"Я очень дорожил знакомством с Левитаном, потому что ни один художник не производил на меня такого впечатления, как он. В каждой картине его, даже незначительном наброске, я видел то, что Крамской называл в картине душой... Эту душу я видел не только в картинах Левитана, но и в его этюдах. По моему мнению, никто так, как Левитан, не знал и не любил нашу бедную русскую природу. Мало того, он обладал даром заставить и других понимать и любить ее."

[Рона]

Чехова М.П. о Левитане:

"Левитан любил природу как-то особенно. Это была даже и не любовь, а какая-то влюбленность... Любил ли Левитан свое искусство? В этом, разумеется, не может быть сомнений. Если он любил что-нибудь в жизни всеми фибрами своего существа, то именно искусство. Он любил его как-то трепетно и трогательно. Искусство было для него чем-то даже святым. Верил ли он в себя? Конечно, да, хотя это и не мешало ему вечно сомневаться, вечно мучиться, вечно быть недовольным собой. Левитан знал, что идет верным путем, верил в этот путь, верил, что видит в родной природе новые красоты, но в то же время ему вечно казалось, что он не передает и доли всего найденного, всего, что жило в его душе."

Чехов А.П. о Левитане:

"Как мало ценят, как мало дорожат вещами Левитана. Ведь это же стыдно. Это такой огромный, самобытный, оригинальный талант. Это что-то такое свежее и сильное, что должно было бы переворот сделать. Да, рано, рано умер Левитан..."

Юон К.Ф. о Левитане:

"Великий труженик, великий мастер, он каждодневно совершенствовался - ему всегда казалось, что можно сделать лучше, он волновался и мучился... Великий поэт природы, до конца почувствовавший неизъяснимую прелесть слова "родина", он в картинах своих сумел передать любовь к ней, не приукрашенную ничем, прекрасную в своей непосредственности."

[Рона]

Пастернак Л.О. о Левитане:

"Передо мной целый ряд новых, начатых или полуоконченных чудных работ! Целый ряд блестящих затей, новых художественных замыслов, новых мотивов, в которых еще с большей силой и прелестью развертывается его дивный дар - так поэтично передавать русскую природу. Целый ряд новых, широко и красиво начатых пейзажей-песен, с присущей ему чарующей прелестью, с особенным, ему лишь свойственным настроением и тонкой музыкой-словом, со всеми теми свойствами его тонкой художественности личности, которые на обычном языке у нас выражаются одним словом - "по - левитановски".

Киселев А.А. о Левитане:

"Природа живет не только внутренней, но и внешней стороной, и схватить эту жизнь во внешности может только художник. Левитан кроме привлекательной внешности в колорите схватывает и глубокие поэтические мотивы, поэтому, как художник, он выше и глубже Серова."

Паустовский К. о Левитане:

"Никто из художников до Левитана не передавал с такой печальной силой неизмеримые дали русского ненастья. Оно так спокойно и торжественно, что ощущается как величие. Осень снимала с лесов, с полей, со всей природы густые цвета, смывала дождями зелень. Рощи делались сквозными. Темные краски лета сменялись робким золотом, пурпуром и серебром. Левитан, так же как Пушкин и Тютчев и многие другие, ждал осени, как самого дорогого и мимолетного времени года. Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Невозможно перечислить все осенние дни, нанесенные им на полотно. Левитан оставил около ста осенних картин, не считая этюдов. На них были изображены знакомые с детства вещи: одинокие золотые березы, еще не обитые ветром; небо, похожее на тонкий лед; косматые дожди над лесными порубками. Но во всех этих пейзажах, что бы они ни изображали, лучше всего передана печаль прощальных дней, сыплющихся листьев, загнивающих трав, тихого гудения пчел перед холодами и предзимнего солнца, едва заметно прогревающего землю..."

[Рона]

Импозантный Левитан

Чехов А.П. о Левитане:

"Ах, были бы у меня деньги, купил бы я у Левитана его "Деревню" - серенькую, жалконькую, затерянную, безобразную, но такой от нее веет невыразимой прелестью, что оторваться нельзя: все бы на нее смотрел да смотрел. До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, да не знаю, дойдет ли кто и после."

Бенуа А.Н. о Левитане:

"Вся поэзия Левитана - в чем, в сущности, она заключается? Повседневные, почти убогие, жалкие темы - большая дорога, лесок, весна, талый снег — разве не писалось все это и до него, не будет ли писаться до бесконечности, до полного пресыщения? Мало ли у нас было правдивых художников за последние 20 лет, мало ли непосредственных этюдов? Однако расстояние между Левитаном и другими огромное — целая незаполнимая пропасть. Левитан — истина, то, что именно нужно, то, что именно любишь, то, что дороже всего на свете. А все другие только подделывались под истину или оставались в пределах дилетантизма, любительства..."

http://lib.ru/PROZA/PAUSTOWSKIJ/isaak_lewitan.txt

[Рона]

Галина Ветрова. Сказка о Грустном художнике

Левитан за работой

"Жил-был Грустный художник. А грустен он был потому, что уж очень невеселая была у него жизнь. Он мечтал стать художником, а на художника учиться ох как долго! Сначала надо научиться рисовать, потом писать красками, а потом еще суметь делать это так, как до тебя никто не умел. Понятно, что на все надо много времени.

У Грустного художника не было ни денег, ни родных, которые могли бы ему помочь. Он часто бывал голоден, ходил в старой и рваной одежде и в башмаках с оторвавшейся подошвой, а теплой одежды и вообще не имел. Представьте, как замерзал он в холодные зимние дни... В том доме, где он вырос, у него не было даже своего уголка, поэтому студентом он часто оставался ночевать в своем училище. Устраивался под лавкой и старался забиться подальше, чтобы его не заметил и не выгнал злой сторож, которого все боялись и звали «Нечистая сила», как какого-нибудь лешего или домового. Да, трудно пришлось Грустному художнику, но все же он стал настоящим мастером. Все, кто видел его картины, признавали, что еще никто не умел изображать природу так, как он.

Грустный художник умел разговаривать с деревьями и облаками, слышал, как растет трава, умел показать, что красота есть везде, даже в лужице, в которой отражается небо. Но... он не любил Солнце. Оно казалось ему чересчур ярким, не в меру резким, назойливым, оно мешало ему наслаждаться природой. Поэтому чаще всего он изображал дождливые, пасмурные дни или вечер, или осень, когда Солнца становится совсем мало. А ведь сколько раз Солнце посылало ему свои маленькие горячие лучики, чтобы они заставили его развеселиться. Ведь не бывало еще человека, который не играл, хотя бы в детстве, с Солнечными Зайчиками. Но Грустный художник только печально отворачивался, заметив, как они прыгают перед ним на земле или на воде. Поглубже нахлобучивал на свою голову темную шляпу с большими полями или уходил в дом, и ждал, когда наступят сумерки или небо затянется тучами.

Но все равно картины Грустного художника были прекрасны. И все любители живописи тотчас узнавали их не только по краскам, но и по настроению.

- Смотрите, вот новая картина Грустного художника! - говорили они. - Как она печальна! Видите, вот дорога. На ней никого нет, только земля и небо. Но мы как будто слышим протяжную песню и звон кандалов. А знаете, почему? Потому что по этой дороге водили арестантов в Сибирь. Художник это знает. И смотрите, как удивительно: арестантов на картине нет, а их тоскливые песни, вздохи и тяжкие мысли остались! А на другой картине - высокий берег и на нем бедная церквушка. Рядом несколько деревьев и покосившихся крестов на кладбище. Печально, тихо... Грустный художник увидел все это сверху, как летящая птица. Церковь кажется совсем маленькой, крестики - крохотными, а небо и земля огромны и словно о чем-то говорят друг с другом. И каждый, кто посмотрит на эту картину, наверняка подумает о том, что люди рождаются и умирают, а вода, земля и небо вечны и остаются такими же всегда. Грустно... А вот и весна! Трогательные тонкие деревья отражаются в воде и оттого кажутся длинными-длинными... Еще холодно, хотя небо уже по-весеннему поголубело... Совсем скоро вода сойдет, покажется мокрая земля, засияет солнце, расцветут цветы, распустятся молодые листочки... Но такую привычную, звонкую весну любят все, а Грустному художнику хотелось показать, как прекрасен и серенький, зябкий день. Ведь этого никто раньше не замечал.

Но веселые Солнечные Лучики решили, что не оставят Грустного художника в покое. Они все время старались попасться ему на глаза, прыгнуть на кончик кисти. Иногда художник нехотя пускал их в свои картины, но так, чтобы они не очень-то распускались. То разбросает солнечные пятна на лужайке в лесу, где они не слишком яркие, то позволит им поплясать немного на воде, чтобы их отсветы не слепили глаза. Но Солнечным Лучикам казалось несправедливым, что такой замечательный художник не любит и не замечает их красоты, которая так радует других людей. И однажды они сговорились попробовать застигнуть его врасплох, развеселить и даже рассмешить. Начиналась весна, и день стоял солнечный и радостный. Грустный художник ехал в санях и невесело посматривал по сторонам. «Видно, не придется сегодня поработать, - думал он, - слишком светло все, слишком ярко, как в театре. Как жаль, целый день пропадет!» Вдруг в синем небе над его головой оглушительно заорала лесная птица сойка, с которой Лучики были большие друзья. Поэтому она согласилась вылезти из своего теплого гнезда и посторожить, когда поедет мимо Грустный художник. Услышав ее крик, художник вздрогнул от неожиданности, быстро вскинул голову, и его широкополая шляпа отлетела и свалилась в снег. И тут сразу все озорные Солнечные Лучики дружно брызнули ему в глаза, и Грустный художник с непривычки словно ослеп. Привстал в санях, замахал руками, и тоже вывалился в сугроб. А лошадка на радостях, что сани стали совсем легкими, рванулась вперед да и припустилась рысью. Добежала до дома и встала перед крыльцом, как вкопанная. Лежит Грустный художник в сугробе, ищет шляпу, чтоб скорей нахлобучить, а шляпы-то нет! А Лучики хохочут, глаза щекочут, ну-ка, мол, открывай глаза сейчас же!

Сел художник, глаза открыл, а с непривычки и смотреть не может, опять зажмурился. Потом протер глаза, взглянул - и сам себе не поверил. Красота-то какая! В голубом небе тоненькие веточки берез переливаются разными цветами. Их белые стволы словно светятся, а за ними темная зелень сосен. Высоко-высоко на березе темный скворечник – ждет - не дождется своих жильцов. Снег на крыше крыльца подтаял, на дороге потемнел, стал рыхлым. А тени на снегу голубые-голубые! И все вокруг залито солнцем! Так празднично и почему-то все-таки... чуть-чуть печально. Потому, наверное, что и с зимой прощаться жалко, и весна еще только начинается, будут еще и холода, и морозы.

Но, как всегда весной, кажется: обязательно случится что-то очень хорошее, и придет в жизнь радость... Долго-долго смотрел Грустный художник и на этот дом, и на лошадку, и на высокие деревья. А Солнечные Лучики не мешали ему больше. Они уже и так поняли, что их затея удалась. И правда, с того дня Грустный художник стал другим. Конечно, он не сделался весельчаком. Но все же перестал прятаться от Солнечных Лучей, и они то и дело появлялись на его картинах. Вот свежий ветер надувает паруса залитого солнцем красавца-корабля на большой реке. В небе бегут пушистые облака, река вся покрыта мелкими, быстрыми волнами. Все так нарядно, бодро, весело! Даже и не верится, что эту картину написал Грустный художник. А вот - золотая осень. Это когда листья на деревьях уже пожелтели, но еще не опали. И когда в такой осенний день выглядывает Солнце, весь лес будто горит - такие огненные цвета у листьев - багровый, желтый, красный, оранжевый! Красиво так, что дух захватывает! Голубое холодное небо, спокойная вода речки, золотые березы. И снова все-таки немножко... грустно. Уж слишком недолговечна эта красота. День-два - и ударят морозы, покроется инеем трава, поблекнут цвета.

Но художнику все-таки удалось остановить этот день навсегда. Удивительно, правда? А если подойдешь поближе, то прочитаешь подпись на картине: Исаак Левитан. Так звали того Грустного художника."

[Рона]

Чехов и Левитан - величайший писатель и величайший художник

Антон Чехов

Наиболее близким другом Левитана и человеком, наиболее глубоко понимавшим его творчество, стал великий русский писатель Антон Павлович Чехов. Левитан и Чехов были ровесниками и познакомились еще в конце 1870-х годов, когда оба были бедными студентами. Как-то зимою Левитан заболел, и его друг - Михаил Чехов - привел своего брата Антона проведать больного. После этого они постоянно встречались в Москве и, видимо, в Звенигороде, где некоторое время работал в больнице Антон Павлович. В это же время Чехов начинал писать свои небольшие юмористические рассказы (еще под псевдонимом Антоша Чехонте). Но особенно душевной стала дружба писателя и живописца с 1885 года, когда Левитан вместе с семьей Чеховых провел лето в подмосковной усадьбе Киселевых Бабкино близ Нового Иерусалима (туда же он приезжал на отдых и в два последующих года). Только что переживший тяжелый душевный кризис, доведший его до попытки самоубийства (к счастью, неудачной), Левитан нашел в семье Чеховых теплое, родственное отношение и искреннюю дружескую помощь. Сохранилось немало воспоминаний о царившей в Бабкино целительной атмосфере любви к природе, живому слову и искусству, о совместных чтениях стихов Пушкина и сатиры Салтыкова-Щедрина, музыкальных вечерах, прогулках на природе, о веселых играх, организатором которых был неистощимый в своем остроумии Антон Павлович.

Необычайно близкими оказались Чехов и Левитан и в каких-то сокровенных основах своего мироощущения, и, соответственно, поэтики творчества. Эта близость ясно сказывается в письмах Левитана к Чехову, раскрывающих светлую, доверчивую, но и нервную, легко ранимую, импульсивную натуру художника. Письма эти, иногда весело-ироничные, а иногда исполненные глухой мрачной тоски, позволяют ощутить и важность душевной поддержки Левитана Чеховым, и левитановское восхищение творчеством писателя как пейзажиста - отдельные описания природы у которого он считал верхом совершенства. Правда, впоследствии, в 1892 году, был в истории дружбы Левитана и Чехова эпизод, ненадолго омрачивший их отношения и связанный с чеховским рассказом "Попрыгунья" (другое название - "Великий человек"). С сюжете этого рассказа Чехов использовал некоторые моменты взаимоотношений Левитана, его ученицы Софьи Кувшинниковой и ее мужа, врача Дмитрия Кувшинникова.

Чехов напечатал рассказ, и Левитан нашел в нем обидные намеки на себя, своих близких, возмутился, вспылил, говорят, даже собирался вызвать Чехова на дуэль... А морщился, как от боли, вспоминая всю эту историю. Как мог он так не понять Чехова Дружба с Чеховым освещала всю его жизнь, и никто, как Чехов, не умел так легко и хорошо разбираться в путанице его порою несвязных, буйных мыслей, чувств. Теперь все кончено, казалось Левитану... Все сильнее грызла его тоска по другу. Хотелось иногда забыть обо всем, пойти к Чеховым. Но как на это решиться? Однажды - это было 2 января 1895 года - заехала к Левитану Таня Куперник, молодая писательница. Она собралась ехать в Мелихово к Чеховым и по дороге зашла посмотреть летние этюды Левитана. Когда Левитан узнал, куда она едет, он заговорил о том, как труден ему разрыв с Чеховым, как хотелось бы по-прежнему поехать к нему в Мелихово.

- За чем же дело стало? Раз хочется, так и надо ехать. Поедемте со мной сейчас!

- Как? Сейчас? Так вот и ехать?

- Так вот и ехать!

"Левитан заволновался, зажегся... и вдруг решился. Бросил кисти, вымыл руки, и через несколько часов мы подъезжали к мелиховскому дому, - вспоминала много лет спустя Татьяна Львовна Щепкина-Куперник. И вот мы подъехали к дому. Залаяли собаки на колокольчик, выбежала на крыльцо Мария Павловна, вышел закутанный Антон Павлович, в сумерках вгляделся, кто со мной, - маленькая пауза - и оба кинулись друг к другу, так крепко схватили друг друга за руки - и вдруг заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, погоде, о Москве... будто ничего не случилось". Друзья вновь обрели друг друга. Крепче, душевнее стала дружба, и Левитан сиял от счастья, когда Чехов, наезжая в Москву, приходил к нему в мастерскую. Так дружба писателя и художника, к их взаимной радости, возобновилась. Чехов подарил живописцу свою книгу с надписью: "Величайшему художнику от величайшего писателя. Милому Левиташе "Остров Сахалин" на случай, если он совершит убийство из ревности и попадет на оный остров. Их самые сердечные отношения сохранились до конца дней художника."

Дружба с Левитаном, восхищение его работами, видимо, многое дали и Чехову как писателю и мыслителю. Как и Левитан, он готов был "душу отдать за удовольствие поглядеть на теплое вечернее небо, на речки, лужицы, отражающие в себе томный, грустный закат" и особенно любил весну. "Майские сумерки, нежная молодая зелень с тенями, запах сирени, гудение жуков, тишина, тепло - как это ново и необыкновенно, хотя весна повторяется каждый год" (из повести "Моя жизнь"). Подмосковную природу он стал называть левитанистой и писал в одном из писем их общему товарищу - архитектору Федору Шехтелю: "Стыдно сидеть в душной Москве, когда есть Бабкино... Птицы поют, трава пахнет. В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать... Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан". Изучая свеженаписанные работы Левитана, писатель даже говорил, что "вот эта твоя картина более левитанистая, чем предыдущие..." Перекликаются с творчеством Левитана и такие программно важные для Чехова произведения 1880-х годов, как повесть "Степь", рассказы о детях и животных, в которых важнейшую роль играют образы природы и выражены представления писателя о норме, истинно человечном образе мыслей и чувств. "Нужны чистые, поэтические и естественные побуждения, столь же прекрасные, как мир природы... Человек должен быть достоин земли, на которой он живет... Какие красивые деревья и какая, в сущности, должна быть возле них красивая жизнь!" - в подобных утверждениях Чехова, близких к левитановским устремлениям, проявляется нерв, сердце его поэтики.

В 1890 году Левитан представил широкой публике свою знаменитую картину "Тихая обитель", и ее успех по-своему отразился и в творчестве Чехова. В его повести "Три года" есть эпизод, где героиня на художественной выставке рассматривает полюбившуюся ей картину, описание которой являет синтез впечатлений писателя от работ Левитана, в том числе и от Тихой обители: "На первом плане - речка, через нее бревенчатый мостик, на том берегу тропинка, исчезающая в темной траве... А вдали догорает вечерняя заря. И почему-то стало казаться, что эти самые облачка, и лес, и поле, она видела уже давно и много раз, и захотелось ей идти, идти и идти по тропинке, и там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного, океана чистой радости и ни чем не омраченного блаженства..." Соответствие переживаний, воплощенных в левитановских пейзажах, каким-то самым заветным чаяниям современной ему интеллигенции обусловило то, что понятие "пейзажа настроения" и его развитие в отечественном искусстве порой связывают почти исключительно с именем Левитана. Современники оставили немало признаний в том, что Левитан помог им увидеть родную землю. Александр Бенуа вспоминал, что "лишь с появлением картин Левитана" он поверил в красоту, а не в "красоты" русской природы: "...оказалось, что прекрасен холодный свод ее неба, прекрасны ее сумерки, алое зарево закатного солнца и бурые весенние реки, прекрасны все отношения ее особенных красок" Не только в пейзажах Левитана, но и в самой его личности, облике. его манерах люди находили, можно сказать, идеальный образец человеческих достоинств. В зрелые годы Левитан, "превратившийся - по замечанию его первого биографа Соломона Вермеля - из нищего мальчика в изящного джентльмена", воспринимался как "удивительно душевный, простой, задумчиво-добрый" человек, который "поражал всякого своим замечательным лицом и чуткими, вдумчивыми глазами, в которых светилась редкая и до крайности чуткая, поэтическая душа" (Федор Шаляпин). Одним из свидетельств признания особой духовной красоты Левитана стало обретение в нем Поленовым модели для изображения Христа в своей большой историческо-религиозной картине "Мечты". Левитан не был верующим, крещеным христианином и в своем отношении к религии, видимо, был близок самому Чехову, не принимая догм и формальностей ни одного из вероисповеданий, но видя в них (при условии основания "не на букве, а на духе") различные формы искания Солнца Истины. Сам он остро чувствовал и стремился выразить на холсте "божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью". Левитан всем существом - психикой, "музыкальным" мышлением был проникнут присущими русской природе ритмами, мелодиями, аккордами. И порой в его пейзажах, их плавной мелодике, задумчивой тихой красоте золота и лазури, ясно ощущается родство с образом высшего смысла мироздания, универсального всеединства, некогда воплощенным Андреем Рублевым в его гениальной иконе, созданной "дабы воззрением на Святую Троицу побеждался страх ненавистной розни мира сего, побеждало начало любви". 1890-е годы - время расцвета мастерства Левитана, его широкого признания и популярности у ценителей искусства. Но жизнь его и в эти годы отнюдь не была безоблачной, лишенной горестей и тягот. Не случайно рядом с пейзажами, утверждавшими красоту русской природы и единящих с ней мыслей и чувств, в его творчестве есть и драматические образы, в которых живет память о несовершенстве действительности. В таких работах ощущается, что Левитан, говоря словами Александра Блока о Чехове, "бродил немало над пропастями русской жизни". В них отразились его размышления о противоречивости человеческого бытия, страдание от столкновений с несправедливостью.

В конце 1890-х годов для Левитана особенно характерным стало обращение к сумеречным пейзажам, изображению спящих деревень, лунных тихих ночей, когда "пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит" (М.Ю. Лермонтов). В таких работах (Лунная ночь в деревне, 1897, Восход луны. Деревня, 1898; пейзаж на камине в доме А.П. Чехова в Ялте; Сумерки. Стога, 1899) он достиг небывалого лаконизма изображения, той его обобщенности, которая позволяет художнику буквально монументализировать дыхание земли... Изображая тающие в лиловом сумраке очертания стогов, березы, призрачно белеющие в сизой мгле и словно излучающие тихий свет, художник делал, казалось бы, простейший деревенский русский мотив выражением медитативного слияния с "божественным нечто, разлитым во всем". Такие работы, позволяющие ощутить высокую этическую основу, философскую глубину взгляда позднего Левитана на мир, сопоставимы с лучшими стихотворениями любимого им всю жизнь Тютчева и, конечно, с образами Чехова, в рассказах конца 1890-х годов часто выражавшего свои сокровенные мысли и чувства через пейзажи, близкие левитановским. Так, в рассказе Человек в футляре (1898) пошлости и мелочам обывательского быта противостоит красота, бесконечность природы и вызываемых ею чувств и мыслей: "Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением и что зла уже нет на земле и все благополучно". Еще более едины чувство красоты ночной природы и высокая "чеховско-левитановская" этика в рассказе В овраге (1900), где героини в скорбную минуту все-таки верят, что, "как ни велико зло, все же ночь тиха и прекрасна, и все же в божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и прекрасная, и все на земле только ждет, чтобы слиться с правдой, как лунный свет сливается с ночью"...

В 1900 году Левитан умер. Чехов потерял близкого друга и родного человека. Примечательно, что несмотря на то, что Чехов, как никто другой, знал Левитана, он так и не оставил о нем никаких воспоминаний... Сергей Дягилев, основатель журнала "Мир искусства", не раз буквально умолял Антона Павловича написать хоть что-нибудь о Левитане, намереваясь опубликовать эти воспоминания в своем журнале к очередной годовщине рождения или смерти художника. Но все было напрасно. Чехов так ничего и не написал. Конечно, не потому, что ему нечего было сказать о "дорогом Левиташе". Возможно, что писатель не хотел раскрывать и выставлять публике то близкое и трогательное, что связывало величайшего писателя и величайшего живописца. А, возможно, Антон Павлович считал, что никто не расскажет о Левитане лучше, чем его произведения...

"Особенно большая заслуга Левитана в том, что он, бывая за границей, не поддался влиянию ни одного из современных тогда, весьма разнообразных и модных течений в европейском искусстве. Все эти влияния Запада не отразились на его творчестве; он до конца своей жизни сохранил свое лицо художника, свою сущность и навсегда остался верным своей родине..." (Бялыницкий-Бируля В.К.)

[Рона]

http://lib.ru/PROZA/PAUSTOWSKIJ/isaak_lewitan.txt

http://isaak-levitan.ru/chehov.php

http://video.mail.ru/mail/ludmilafish/10678/9184.html

http://video.mail.ru/mail/doctorvio/16505/18681.html?liked=1

[Рона]

http://rutube.ru/tracks/2303862.html

[Рона]

Сюжет о Левитане (Сферы, Культура 2008)

http://www.tvspas.ru/video/detail.php?ID=8001

[Рона]

Петр Киле

Левитан. Муки бытия и красота природы.

Пейзажи Саврасова, Шишкина, Левитана входят в нашу жизнь с раннего детства, как и стихи русских поэтов, хрестоматийные, определяя наше восприятие природы и исторической жизни России. Впрочем, примелькавшиеся репродукции и стихи из учебников не привлекают нашего внимания впоследствии как нечто школьное. Не знаю, как другие из пишущих, из тех, кто посвятил себя искусству, я в разные годы снова и снова и как бы заново открывал для себя и живопись, и лирику русских художников и поэтов, возвращаясь к ним из странствий по странам и столетиям, разумеется, в сфере искусства всех времен и народов. Это было возвращение в родной мир, грустный, величественный, пронизанный чудесной поэзией и красотой.

В этом мире сформировался мальчик из еврейской семьи Левитан, как и Чехов, они сверстники. Нелегко им пришлось в начале жизни, особенно Левитану. Он родился в Ковенской губернии в семье железнодорожного служащего, которого тянуло к более интеллигентной профессии, к преподаванию французского и немецкого языков, с тем однажды он уехал в Москву. Найдя уроки, он вызвал семью в Москву, что несомненно определило будущность его детей.

13-ти лет Исаак Левитан поступает, вслед за старшим братом, в Училище живописи, ваяния и зодчества. Ему было 15, когда умерла мать, и 17, когда умер отец. Два брата и две сестры остались совершенно одни, без всяких средств к существованию. Вскоре семья распалась. Сестры поступили на службу. Иссак был предоставлен самому себе, так ему было легче выносить нищету и бездомность, ночуя у знакомых или оставаясь, спрятавшись, на ночь в опустелом здании Училища.

В Училище Иссак познакомился с Николаем Чеховым. Семья Чеховых переехала в Москву в 1875 году, в Таганроге остался Антон Чехов один до окончания гимназии, перебиваясь уроками; не голодал, как Левитан, но униженный обедами у знакомых из-за внутренней гордости, что он запомнит на всю жизнь.

Между тем успехи в живописи у Левитана проявлялись все отчетливее, и начальство поощряло его. В 1879 году Левитан написал картину «Осенний день. Сокольники», с которой, еще будучи учеником, он вошел в историю русской живописи. На II ученической выставке она была замечена П.М.Третьяковым и приобретена (январь 1880 года) для его галереи. М.В.Нестеров, он учился в Училище живописи в одно время с Левитаном, в своих воспоминаниях сообщает, что одинокую женскую фигурку, столь оживляющую осенний пейзаж своей грацией и изяществом, написал Николай Чехов.

В том же 1879 году по окончании гимназии Антон Чехов приехал в Москву и поступил учиться на медицинский факультет Университета, хотя еще гимназистом пробовал писать, да сразу пьесы. Очевидно, с этого времени Левитан знаком и с Антоном Чеховым, который начал писать свои юморески - ради заработка, ведь на его попечении оказалась вся семья: родители, сестра Мария и брат Николай.

В 1880-1883 гг Левитан из-за выселения евреев из Москвы живет в Останкине, по ту пору сельской местности в окрестностях первопрестольной, что, впрочем, вполне соответствует его любви к природе. В 1883 году Левитан окончил курс наук в Училище, а с окончанием Училища дело затянется до его выхода в 1885 году с дипломом неклассного художника. Между тем еще с 1884 года он принимает участие в Передвижных выставках.

С 1885 года сохранились письма Левитана к Чехову. Они очень выразительны, несмотря на лаконизм и постоянные жалобы художника на свое состояние, с переменчивостью настроения, что вообще свойственно гениям. В гениальности Левитана не приходится сомневаться, как и Чехова. К сожалению, письма Чехова к Левитану не сохранились. Нам известны лишь отзывы Чехова о Левитане в письмах к другим адресатам. И все же именно письма Левитана и отзывы Чехова дают лучше всяких воспоминаний подлинное представление о художнике, жизнь которого и в лучшие его годы с возрастающим признанием, относительным достатком, успехом у женщин была исполнена тоской до отчаяния, вплоть до попыток самоубийства.

Я сделаю выписки из писем с краткими, где кстати, комментариями. Это будет похоже на записки или исповедь Левитана перед Чеховым, с прояснением его личности и эстетики.

[Рона]

Москва 23 июня 1885: «Дорогой Антон Павлович! Москва - ад, а люди в ней - черти!!! Лежу в постели пятый день. У меня катаральная лихорадка, по определению доктора Королевича (не Бовы), которая обещает продержать меня в постели еще неделю или две. Вообще, мне нескоро удастся урваться к Вам, и об этом я страшно горюю. Напишите мне, здоровы ли все у Вас и как Вы поживаете в Вашем милом Бабкине?»

Ялта 24 марта 1886: «Дорогой Антон Павлович, черт возьми, как хорошо здесь! Представьте себе теперь яркую зелень, голубое небо, да еще какое небо! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, - я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество!»

Алупка 29 апреля 1886: «Теперь я поселился в Алупке. Ялта мне чрезвычайно надоела, общества нет, т.е. знакомых, да и природа здесь только вначале поражает, а после становится ужасно скучно и очень хочется на север.

Передайте Шехтелю... И пусть не беспокоится, - я север люблю теперь больше, чем когда-либо, я только теперь понял его...»

Чехов в письме к Шехтелю, Бабкино 8 июня 1886: «У нас великолепно: птицы поют, Левитан изображает чеченца, трава пахнет. Николай пьет... В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать... Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал... Левитан, держащий в Бабкине ссудную кассу...» (Имеется в виду, что у художника завелись деньги, - южные этюды его раскупались).

Чехов в письме к Сахаровой, Бабкино 28 июля 1886: «Со мной живет Левитан, привезший из Крыма массу (штук 50) замечательных (по мнению знатоков) эскизов. Талант его растет не по дням, а по часам».

Чехов в письме к Киселевой, Москва 21 сентября 1886: «Едва я кончил письмо, как звякнул звонок и... я увидел гениального Левитана. Жульническая шапочка, франтовской костюм, истощенный вид... Был он 2 раза на «Аиде», раз на «Русалке», заказал рамы, почти продал этюды... Говорит, что тоска, тоска и тоска...

- Бог знает, что дал бы, только побывать бы денька 2 в Бабкине! - восклицает он, вероятно, забыв, как он ныл в последние дни».

Первые впечатления от Волги, да еще в дождь и ветер, принесли разочарование и тоску, и все же... Весна 1887: «...Но что же делать, я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи. Я никогда еще не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда еще так сильно не чувствовал я это божественное нечто, разлитое во всем, но что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью.

Без этого чувства не может быть истинный художник. Многие не поймут, назовут, пожалуй, романтическим вздором - пускай! Они - благоразумие... Но это мое прозрение для меня источник глубоких страданий. Может ли быть что трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения...»

В 1888, 1889, 1890 годах Левитан совершит вторую, третью, четвертую поездку на Волгу вместе с С.П.Кувшинниковой - с созданием его лучших волжских пейзажей.

Париж 10 марта 1890: «Впечатлений чертова куча! Чудесного масса в искусстве здесь, но также и масса крайне психопатического, что несомненно должно было появиться от этой крайней пресыщенности, что чувствуется во всем.

Старые мастера трогательны до слез. Вот где величие духа!

Сам Париж крайне красивый, но черт его знает, - к нему надо привыкнуть, а то как-то дико все.

Женщины здесь сплошное недоумение - недоделанные или слишком переделанные..., но что-то не категорическое».

Чехов в письме к М.П.Чеховой, Иркутск 6 июня 1890: «Итак, горы и Енисей - это первое оригинальное и новое, встреченное мною в Сибири. И горы, и Енисей подарили меня такими ощущениями, которые сторицею вознаградили меня за все пережитые кувырколлегии и которые заставили меня обругать Левитана болваном за то, что он имел глупость не поехать со мной».

Чехов в письме к М.П.Чеховой, Петербург 16 марта 1891: «Был я на Передвижной выставке. Левитан празднует именины своей великолепной музы. Его картина («Тихая обитель») производит фурор».

Чехов в письме к М.П.Чеховой, Рим 1 апреля 1891: «Мне странно, что Левитану не понравилась Италия. Это очаровательная страна. Если бы я был одиноким художником и имел деньги, то жил бы здесь зимою. Ведь Италия, не говоря уже о природе ее и тепле, единственная страна, где убеждаешься, что искусство в самом деле есть царь всего, а такое убеждение дает бодрость».

Чехов в письме к М.П.Чеховой, Париж 21 апреля 1891: «Был на картинной выставке (Salon) и половины не видел благодаря близорукости. Кстати сказать, русские художники гораздо серьезнее французских. В сранении со здешними пейзажистами, которых я видел вчера, Левитан король».

Затишье 29 мая 1891: «Пишу тебе из того очаровательного уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею - божественной Ликой!

Ее еще пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, волканического брюнета, и приедет только туда, где я. Больно тебе все это читать, но из любви к правде я не мог этого скрыть».

Затишье июнь 1891: «С переменой погоды стало здесь интересней, явились довольно интересные мотивы. В предыдущие мрачные дни, когда охотно сиделось дома, я внимательно прочел еще раз твои «Пестрые рассказы» и «В сумерках», и ты поразил меня как пейзажист. Я не говорю о массе очень интересных мыслей, но пейзажи в них - это верх совершенства, например, в рассказе «Счастье» картины степи, курганов, овец поразительны.

Я вчера прочел этот рассказ вслух Софье Петровне и Лике, и они обе были в восторге. Замечаешь, какой я великодушный, читаю твои рассказы Лике и восторгаюсь! Вот где настоящая добродетель!»

Из письма к П.М.Третьякову от 13 мая 1892: «Глубокоуважаемый Павел Михайлович! Не подумайте, что я забыл Вашу просьбу и мое собственное сознание исправить воду в моем «У омута». Я не решался переписывать его до той поры, пока не проверю этот мотив с натурою. Теперь напишу несколько этюдов воды и в конце мая приеду в Москву и начну переделывать картину. Если картина не покрыта еще лаком, то соблаговолите не покрывать ее до поправки».

Из письма к А.М.Васнецову из Ниццы от 9 апреля 1894: «Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси - реки разлились, оживает все... Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист.

Здесь тоже хорошо, но бог с ней».

Чехов в письме к Суворину, Москва 19 января 1895: «Был я у Левитана в мастерской. Это лучший русский пейзажист, но, представьте, уже нет молодости. Пишет уже не молодо, а бравурно. Я думаю, что его истаскали бабы... Эти милые создания дают любовь, а берут у мужчины немного: только молодость. Пейзаж невозможно писать без пафоса, без восторга...»

Горка 23 июня 1895: «Дорогой Антон Павлович! Ради бога, если только возможно, приезжай ко мне хоть на несколько дней. Мне ужасно тяжело, как никогда. Приехал бы сам к тебе, но совершенно сил нет».

[Рона]

Из письма к А.П.Ланговому становится ясно, в чем дело. Горка 13 июля 1895: «Вам я могу, как своему доктору и доброму знакомому, сказать всю правду, зная, что дальше это не пойдет. Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся, остался жив, но вот уже месяц как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны. Вот до чего дошел Ваш покорный слуга! Хожу с забинтованной головой, изредка мучительная боль головы доводит до отчаяния. Все-таки с каждым днем мне делается лучше. Думаю попытаться работать».

Чехов приезжал к Левитану.

Горка 27 июля 1895: «Не знаю, почему, но те несколько дней, проведенных тобою у меня, были для меня самыми покойными днями за это лето.

Как ты, что делаешь? Здесь тебя почти полюбили и ждут, как обещал».

Финляндия, Сердоболь. Июль 1896: «Видишь, мой дорогой Антон Павлович, куда занесла меня нелегкая!

Бродил на днях по горам; скалы совершенно сглаженные, ни одной угловатой формы. Как известно, они сглажены ледниковым периодом, - значит, многими веками, тысячелетиями, и поневоле я задумался над этим. Века, смысл этого слова ведь просто трагичен; века - это есть нечто, в котором потонули миллиарды людей, и потонут еще, и еще, и без конца; какой ужас, какое горе! Мысль эта старая, и болезнь эта старая, но тем не менее у меня трещит череп от нее! Тщетность, ненужность всего очевидна!

Прощай, будь здоров и весел, если можешь, - я не могу. Видно, агасферовское проклятие тяготеет и надо мною, но так и должно быть - я тоже семит».

Чехов в письме к Шехтелю, Мелихово 7 марта 1897: «Я выслушал (в Москве) Левитана: дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует. Вместо звука тук-тук слышится пф-тук. Это называется в медицине - «шум с первым временем».

Саврасов А.К. умер 26 сентября 1897 года. На смерть учителя Левитан откликнулся статьей, опубликованной в газете «Русские ведомости» 4 октября 1897 года. Он писал: «С Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле.

И в самом деле, посмотрите на лучшие из его картин, например, «Грачи прилетели»; какой ее сюжет? - окраина захолустного городка, старая церковь, покосившийся забор, поле, тающий снег и на первом плане несколько березок, на которых уселись прилетевшие грачи, - и только. Какая простота! Но за этой простотой вы чувствуете мягкую, хорошую душу художника, которому все это дорого и близко его сердцу. Возьмите вы его же другую картину - «Могила на Волге». Широкая, уходящая вдаль, могучая река с нависшей над ней тучею; впереди одинокий крест и облетевшая березка - вот и все; но в этой простоте целый мир высокой поэзии».

Подсолнечное 23 июня 1898: «Вернулся из-за границы, и тотчас же переехал в деревню. Живу я здесь в великолепном месте: на берегу очень высокого громадного озера; кругом меня леса, а в озере кишит рыба, даже бывают и крокодилы (это для тебя, я думаю, заманчиво?!)

Хотелось повидать тебя, твоих, но я вернулся из-за границы совсем дохлым, почему и не поехал в Мелихово».

Чехов навестит Левитана в Подсолнечном, имении Олениных. Очевидно, «очень высокое громадное озеро» и есть «Озеро» Левитана.

Москва 8 января 1899: «Только что вернулся из театра, где давали «Чайку».

Вероятно, тебе писали, как идет и поставлена твоя пьеса. Скажу одно: я только ее понял теперь. В чтении она была не особенно глубока для меня. Здесь же отлично... любовно поставленная, обработанная до мельчайших подробностей, она производит дивное впечатление. Как бы тебе сказать, я не совсем еще очухался, но сознаю одно: я пережил высокохудожественные минуты, смотря на «Чайку»... От нее веет той грустью, которой веет от жизни, когда всматриваешься в нее. Хорошо, очень хорошо!»

Чехов в письме к Книппер, Ялта 2 января 1900: «У нас Левитан. На моем камине он изобразил лунную ночь во время сенокоса. Луг, копны, вдали лес, надо всем царит луна».

Москва 7 февраля 1900: «Пребывание мое в Крыму удивительно восстановило меня - до сих пор работаю этим зарядом.

Серьезно, как здоровье, лучше? ...Познакомился с Андреевой, дивною исполнительницей Кетт в «Одиноких» - восхитительна и тебя ненавидит. Я безумно влюбился.

Ну, голубчик, дружески жму Вашу талантливую длань, сумевшую испортить такую уйму бумаги!

Целую Ваш гениальный лоб.

Величайший пейзажист во вселенной. Что, взял?»

Что еще можно добавить здесь, кроме картин художника, которые, впрочем, всем известны, как сама природа России, вековечная и возникающая вновь и вновь в ее величественной и тишайшей красоте.

© Петр Киле

http://www.renclassic.ru/Ru/35/930/#top