Исаак Левитан

[Рона]

1 2 3 4

ТИТР ПОСЛЕ

Исаак Левитан – Борис Смирнов;

Антон Чехов – Юрий Яковлев;

Саврасов – Борис Ливанов;

Николай Чехов – Ростислав Плятт;

Мария Чехова – Надежда Климович;

Кувшинникова – Ольга Викланд;

Щепкина-Куперник – Валентина Балабина.

Текст от автора читает Михаил Названов.

http://www.mp3-kniga.ru/rds/il-levi.htm

[Рона]

Исаак Ильич Левитан

Isaac Iljich Levitan

18.08.1860 Кибарты, ныне Кибартай (Литва) - 22.08.1900 Москва

Из истории живописи: Передвижники

Картины Исаака Ильича Левитана [18 картин]

Краткая информация:

Создатель «пейзажа настроения», которому присущи богатство поэтических ассоциаций, мажорность («Март», 1895; «Озеро. Русь», 1900) или скорбная одухотворенность образа («Над вечным покоем», 1893-94), обретающая в картине «Владимирка» (1892) социально-критическую окраску. Раскрытие тончайших состояний природы, пленэрная, тонко нюансированная живопись.

Биография Исаака Ильича Левитана

Сын железнодорожного служащего. В нач. 1870-х гг. семья Левитана переехала в Москву. В 1873-85 будущий мастер учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, где наибольшее влияние на него оказали В. Д. Поленов и А. К. Саврасов. В очерке Левитана «По поводу смерти А. К. Саврасова» (1897) сформулировано его собственное творческое кредо, то есть отказ от отношения к пейзажу «как к красивому сочетанию линий и предметов» — с целью изображать «уже не исключительно красивые места», но «те интимные, глубоко трогательные, часто печальные черты, которые так сильно чувствуются в нашем родном пейзаже и так неотразимо действуют на душу».

«Пейзаж настроения»

Жил преимущественно в Москве. Работал также в Останкине (1880-83), в различных местах Московской и Тверской губерний; в Крыму (1886, 1899), на Волге (1887-90), в Италии, Франции, Швейцарии и Финляндии (1890-е гг.). Художник преодолел условности классицистско-романтического пейзажа, отчасти сохранившиеся и у передвижников. Левитановский «пейзаж настроения», при всей его удивительной натурной достоверности (мастер обычно бережно сохранял исходный мотив, лишь внося в него отдельные коррективы), обрел беспрецедентную психологическую насыщенность, выражая жизнь человеческой души, что вглядывается в природу как средоточие неизъяснимых тайн бытия, которые здесь видны, но невыразимы словами. Важную роль в творчестве художника играют музыкальные, поэтические, философские ассоциации (любимым его учением был пессимизм А. Шопенгауэра), а также его собственная личность — чувственная, влюбчивая, в то же время склонная к приступам черной меланхолии, остро переживающая и собственное нездоровье (он страдал врожденным пороком сердца), и весь драматизм положения евреев в царской России. Поэтому, восприняв новации импрессионизма, он никогда не отдавался чистой, радостной игре света и цвета, пребывая в кругу своих образов, овеянных мировой тоской.

Россия Левитана

Уже ранние работы художника порой напоминают маленькие лирические новеллы с открытым концом («Осенний день. Сокольники», 1879). Полного расцвета искусство Левитана как мастера пейзажа-картины, умеющего превратить простой мотив в архетипический образ России, достигает в «Березовой роще» (1885-89). Та же сила ненавязчивого обобщения возвышает произведения «волжского периода» («Вечер на Волге», 1888; «Вечер. Золотой Плес», 1889; «После дождя. Плес», 1889; а также тематически примыкающая к ним картина «Свежий ветер. Волга», 1891-95; все — Третьяковская галерея). Поэтические реминисценции ненавязчиво, без всякой литературщины, придают многим образам — напр., картине «У омута» (1892, там же), написанной в основном в имении Берново (ныне Тверская область), связанном с поэмой А. С. Пушкина «Русалка», — особую одухотворенность. Левитан создает классические, непревзойденные образцы «церковного пейзажа», где здания храмов вносят в природу умиротворение («Вечерний звон», 1892, Третьяковская галерея) или, напротив, тревогу, напоминая о бренности всего земного («Над вечным покоем», 1893-94, там же). Гражданская скорбь сочетается с религиозной в картине «Владимирка» (1892, там же), где на дороге, по которой гнали арестантов в Сибирь, видна лишь (в характерной для мастера манере сводить реальное человеческое присутствие к минимуму, либо вообще к нулю) одинокая фигурка странника близ придорожной иконки.Жизнеутверждающее обаяние красок в полотнах «Март» (1895, там же) или «Весна — большая вода» (1897, там же) достигает апогея в предельно яркой и звучной картине «Золотая осень» (1895, там же). В последние годы жизни мастер отбирает все более простые мотивы, придавая им — лишь с помощью колорита, без всяких фантазий — подобие будничного чуда. Теперь его особенно влекут мотивы вечера («Летний вечер», 1900, там же), сумерек, лунной ночи. Варьируя тему «стогов сена в лунную ночь», пишет маленькое надкаминное панно с этим сюжетом для дома А. П. Чехова в Ялте (1900). Последняя, неоконченная картина Левитана («Озеро. Русь», 1900, Русский музей) является — наперекор смертельной болезни — едва ли не самым мажорным произведением художника. Оставил также виртуозные образцы акварельной и пастельной живописи.

Левитан и Чехов

Многолетняя (с 1885) дружба Левитана с Чеховым породила целый ряд знаменательных параллелей в их творчестве. Отдельные черты личности живописца проступают в чеховской «Попрыгунье» (где отражен роман Левитана с художницей С. П. Кувшинниковой), «Чайке» (где поступок Треплева, застрелившего чайку, воспроизводит аналогичный каприз Левитана-охотника). Художник пишет другу о его пьесе «Чайка» (в 1899): «От нее веет той грустью, которой веет от жизни, когда всматриваешься в нее», — и в этих словах выражается их общее лирико-мистическое чувство природы.Руководя с 1898 пейзажным классом Московского училища живописи, ваяния и зодчества, проявил себя и как замечательный педагог. В Плесе открыт Дом-музей Левитана.

http://www.museum-online.ru/Peredvizhniki/...Iljich_Levitan/

[Рона]

Дом-музей И.И.Левитана, Плес

"Плес дал России Левитана", - так говорят знатоки творчества художника. Именно в этом древнем волжском городе находится уникальный музей Исаака Левитана.

Чтобы перечислить все музеи, где экспонируются работы Левитана, не хватит и целой страницы. Левитан за свои неполные сорок лет жизни успел написать невероятно много. В числе этих музеев - картинные галереи Санкт-Петербурга, Астрахани, Саратова, Нижнего Новгорода, Омска, Твери, Тулы, Уфы, Вологды, Казани, Еревана (Армения), Минска (Беларусь), Ташкента (Узбекистан), Бишкека (Киргизия), Львова (Украина) и многие другие. Пальму первенства в этом списке держит московская Третьяковская галерея, обладающая несколькими десятками произведений художника. Если же говорить о "биографической" составляющей, то лишь один музей в России доносит до нас живую память о Левитане - это Дом-музей его имени в Плесе, небольшом городке Ивановской области.

Дом-музей И.И.Левитана в Плесе.

У Плеса - богатая история. Впервые упомянутый еще в Новгородской летописи, он активно строился, начиная с 1410 года, - как один из форпостов Владимиро-Суздальского княжества. Тогда же, благодаря удобному речному сообщению, Плес стал крупнейшим на Волге торговым центром. Интенсивная каменная застройка датируется второй половиной XVIII в. Железнодорожный бум, разразившийся в 1870-х годах, лишил Плес его прежней роли, и он превратился в заштатный город, живущий памятью о своем прошлом.

Этот дух древности и живописнейшие окрестности привлекли к Плесу внимание Левитана - в 1888 году художник открыл здесь "свою" Волгу. Приезжая сюда летом с С.П.Кувшинниковой и известным художником-пейзажистом, передвижником А.С.Степановым, он неистово работал, создав в общей сложности в плесский период своего творчества около 200 работ, включая 23 живописных полотна (почти сплошь - знаменитые шедевры). В сущности, именно здесь он состоялся как самобытный художник. Левитан всегда тепло вспоминал этот город - и тогда, когда художническая судьба повела его открывать новые места, когда его позвали иные пейзажи.

Мемориальная комната И.Левитана, восстановленная в мезонине

плесского Дома-музея его имени.

Жил Левитан в Плесе в доме купца П.Солодовникова. После революции 1917 года дом был национализирован. К концу XX века, когда возникла настоятельная потребность организовать музей создателя русского "пейзажа настроения", стало ясно, что зданий, непосредственно связанных с его жизнью, в России практически не осталось. Плесский дом избежал печальной участи других "домов" Левитана - поэтому и был выбран для увековечения памяти о художнике.

Дом-музей И.И.Левитана торжественно открыли здесь 25 августа 1972 года. Его экспозиция распадается на три отдела: первый зал посвящен творческому пути великого русского пейзажиста; во втором зале экспонируются его оригинальные работы (вкупе с работами С.Кувшинниковой и А.Степанова); наконец, наверху, в мезонине, где в свое время и жил Левитан со своими спутниками, находятся мемориальные комнаты, в которых бережно и любовно воссоздана бытовая обстановка конца 1880-х годов, когда Плес стал второй - волжской! - родиной художника.

Картину "Волга", хранящуюся в музее, Левитан написал в свое счастливое лето 1889 года. Такие пейзажи Чехов впоследствии называл "левитанистыми".

Дом-музей - с первого же дня своего существования - превратился в место паломничества ценителей левитановского творчества. При этом уникальный исторический пейзаж не позволял останавливаться на достигнутом. Сам Плес, по существу, является огромным заповедником под открытым небом, сохранившим практически нетронутой городской ландшафт многовековой давности. Его основу составляют купеческие особняки, что немудрено - город был на протяжении четырехсот лет крупным торговым центром. В этих местах жил и работал художник-баталист В.Верещагин, проездом здесь бывал И.Репин.

Работа "Цветущие яблони" (1896), тоже принадлежащая плесскому Дому-музею Левитана, очень характерна для творчества художника середины 1890-х годов.

Результаты кропотливой музейной работы не заставили себя долго ждать. На основе уже существующего Дома-музея И.И.Левитана в июне 1980 года был официально создан, а в октябре 1982 года открыт Плесский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник. Сейчас он включает в себя 108 городских памятников архитектуры, вошедший в него в качестве отдельного музейного подразделения Дом-музей И.И.Левитана, Музей пейзажа, Выставку народного и декоративно-прикладного искусства и пр. Через этот гигантский музейный комплекс ежегодно проходит около 130 тысяч человек - цифра впечатляющая.

А.П.ЧЕХОВ

Этот необычный "Портрет писателя А.П.Чехова" создан Левитаном в середине 1880-х годов, в пору их наибольшей близости.

Друг Левитана, великий русский писатель Антон Чехов, никогда не бывавший в Плесе, опосредованно оказался связанным с ним крепкими узами. В рассказе "Попрыгунья", основой для создания которого послужила реальная история любви И.Левитана и С.Кувшинниковой, действие, в частности, происходит и в волжском городе, где остановились для своих художественных трудов любовники. Чехов описывает и Волгу, и заштатный город так, будто история разворачивалась перед его глазами. Публикация в 1892 году этого рассказа сильно испортила отношения между друзьями (говорят, что Левитан даже собирался вызвать Чехова на дуэль), а Кувшинникова после этого больше никогда не встречалась с Чеховым. Левитан и Чехов позже восстановили дружеское общение, но, кажется, уже без прежней доверительной близости. Впрочем, это не отменило необыкновенной близости их художественных устремлений - многие полотна Левитана смотрятся буквально иллюстрациями чеховских повестей и рассказов.

По материалам "Художественная галерея. Левитан", №56, 2005 г.

http://impressionnisme.narod.ru/MUSEUMS/museum_levitan.htm

[Рона]

Софья Кувшинникова, Антон Чехов, Исаак Левитан

Меня вся Москва обвиняет в пасквиле... А.П.Чехов

Портрет С.Кувшинниковой работы И.Левитана

Софья Кувшинникова в рассказе Чехова - и в действительности

В 1892 году Антон Павлович Чехов опубликовал в журнале "Север" рассказ "Попрыгунья" - и разразился скандал. "Герои" рассказа узнали себя, и все узнали их. В докторе Осипе Дымове легко угадывался Дмитрий Павлович Кувшинников. В "попрыгунье", его жене Ольге Ивановне, - Софья Петровна Кувшинникова. В художнике Рябовском - Левитан. Ведь Исаак Ильич, как и Рябовский, давал Кувшинниковой уроки живописи, они вместе ездили на этюды на Волгу, меж ними был длительный роман.

Узнали себя и другие персонажи "Попрыгуньи" - постоянные посетители салона Кувшинниковой. "Певец из оперы" - это артист Большого театра Л.Д.Донской, "артист из драматического театра, отличный чтец" - актер Малого театра А.П.Ленский, "молодой, но уже известный литератор" - Е.П.Гославский. В барине, иллюстраторе и виньетисте Василии Васильевиче легко просматривался граф Ф.Л.Соллогуб. Прототипом доктора Коростелева послужил художник А.С.Степанов, задушевный приятель Д.П.Кувшинникова.

Одни читатели злорадно хихикали и потирали руки, со смаком вычитывая из "Попрыгуньи" намеки и аналогии, другие, коих было большинство, осуждали Чехова. Антон Павлович пытался оправдаться. "Можете себе представить, - жаловался он Л.А.Авиловой 29 апреля 1892 года, - одна знакомая моя, 42-летняя дама, узнала себя в двадцатилетней героине моей "Попрыгуньи", и меня вся Москва обвиняет в пасквиле. Главная улика - внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор и живет она с художником".

Больше всех обиделся Левитан. Исаак Ильич хотел было вызвать Чехова на дуэль. Его отговорили. Но он рассорился со своим бывшим другом на несколько лет. Софья Петровна навсегда порвала с ним всякие отношения.

Не только "внешнее сходство" сближало Кувшинникову с "попрыгуньей", но и ее экстравагантность, восторженность, оригинальность, манеры. Писатель придал литературному образу речь Софьи Петровны, ее любимые выражения, почти дословно привел выдержки из ее писем, адресованных ему, Чехову. Параллели прослеживаются между текстом рассказа и записями в альбоме Кувшинниковой, который имел в ее салоне свободное хождение. Каждый посетитель мог читать его записи, вписывать свои. Поэтому Чехов знал альбом хорошо.

Антон Павлович Чехов

Антон Павлович в точности изобразил и обстановку квартиры, и быт Кувшинниковых, тон и стиль журфиксов Софьи Петровны.

Словом, Чехов нехорошо поступил с женщиной, которая относилась к нему искренне, доброжелательно, принимала у себя дома. Так считали почти все, кто знал Софью Петровну. Бесспорно, Кувшинникова была гораздо человечнее, глубже, одареннее, своеобразнее, чем героиня рассказа. Она никак не походила на ветреную, легкомысленную и пустую Ольгу Ивановну. Свидетельства тому - суждения о Софье Петровне людей, даже близких Чехову.

М.П.Чехов - младший брат А.П.Чехова

М.П.Чехов: "Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети".

О.Л.Книппер-Чехова

О.Л.Книппер-Чехова: "В Кувшинниковой имелось много такого, что могло нравиться и увлекать. Красотой она не выделялась, но была безусловно интересна - оригинальна, талантлива, поэтична и изящна. Можно вполне понять, почему увлекся ею Левитан". Т.Л.Щепкина-Куперник: "Левитан был большим другом Чехова и играл большую роль в молодые годы Чехова. Я с ним познакомилась еще раньше, чем с Антоном Павловичем... у одной художницы, Софьи Петровны Кувшинниковой, женщины очень интересной. Это была женщина лет за сорок, некрасивая, со смуглым лицом мулатки и вьющимися темными волосами... и с великолепной фигурой. Она была очень известна в Москве, да и была "выдающейся личностью", как было принято тогда выражаться. Она писала красками (и очень хорошо, даже выставляла свои работы, главным образом, цветы), прекрасно играла на фортепиано, в молодости носила мужской костюм и ходила с ружьем на охоту, а позже ездила с художниками на этюды в качестве полноправного товарища, не обращая внимания на сплетни и пересуды...".

А.С.Лазарев-Грузинский: "По общему отзыву Софья Петровна была женщиной интересной и незаурядной, хотя не отличалась красотой. В ней было то, что собирало в ее кружок выдающихся людей".

Кто же такая Софья Петровна Кувшинникова? Она родилась в Москве в 1857 году в семье крупного чиновника П.Н.Сафонова, не чуждого литературе и искусству. Детство ее и юность прошли в артистической обстановке. Она занималась музыкой и живописью, участвовала в любительских спектаклях. Именовала себя "жрицей душевного, умственного и художественного". Таковой осталась и после замужества.

В скромной казенной квартире, находящейся под самой каланчой одной из московских пожарных команд, она устроила литературный и художественный салон, довольно популярный в Москве в 1880 - 1890 годах. Сюда по вечерам съезжались очень интересные люди. Часто бывали А.П.Чехов и его брат Михаил Павлович, писатели Е.П.Гославский, С.С.Голоушев (С.Глаголь), Т.Л.Щепкина-Куперник, артисты М.Н.Ермолова, А.П.Ленский, Л.Н.Ленская, А.И.Южин, Е.Д.Турчанинова, К.С.Лощинский (Шиловский), Л.Д.Донской, композитор Ю.С.Сахновский. Из художников - А.С.Степанов, Н.В.Досекин, Ф.И.Рерберг, А.Л.Ржевская, Д.А.Щербиновский, М.О.Микешин... Живописец А.А.Волков вспоминал, что "когда приезжал в Москву И.Е.Репин, то непременно посещал салон Кувшинниковой".

В августе 1886 года братья Чеховы привели сюда Левитана, который нашел в Софье Петровне и Дмитрии Павловиче "горячих поклонников и ревностных друзей". Кувшинникова становится его ученицей. Исаак Ильич находит у нее понимание своего творчества, беспредельную и безотказную преданность. И он сильно к ней привязывается.

Поначалу отношения между Софьей Петровной и Антоном Павловичем складывались самые дружеские. Правда, Чехов относился к Софье Петровне несколько насмешливо, называя ее "Сафо". Они часто встречались. А 21 апреля 1890 года Чехова, уезжавшего на Сахалин, до Троице-Сергиевой лавры провожали его, надо полагать, лучшие друзья - Левитан и Кувшинникова.

Но уже тогда отношения между ними изменились, повеяло явным холодком. Не об этом ли говорит надпись, которую Антон Павлович сделал на отдельном издании повести "Дуэль": "Софье Петровне Кувшинниковой от опального, но неизменно преданного автора". Почему "опального"? В чем "провинился" Чехов перед ней?

Затем скандал и полный разрыв.

[Рона]

http://www.liveinternet.ru/users/2930914/post130291776/

http://www.liveinternet.ru/tags/%E8%F1%E0%...E2%E8%F2%E0%ED/

http://www.liveinternet.ru/community/2281209/post127836560/

[Рона]

ХУДОЖНИКИ: Исаак Левитан + П. И. Чайковский

Люблю вас, далекие пристани,

В провинции или в деревне,

Чем книга чернее и листанней,

Тем прелесть её задушевней.

Октябрь серебристо-ореховый,

Блеск заморозков оловянный

Осенние сумерки Чехова

Чайковского и Левитана

Б.Пастернак

http://www.liveinternet.ru/users/yulija555/post133282959/

[norman]

Рона

Вы поднимаете темы, которые остаются вечными. Убежден, даже задуматься на эти темы о величайших людях и их творениях - уже целительно само по себе. Думаю, было бы еще полезнее не читать скаченный откуда-то материал, а узнать Ваше личное мнение и критику на это.

Может, у меня неверное представление о форуме, но мне кажется, что диалог, а не монолог на форуме более уместен.

Еще раз спасибо Вам

[Рона]

"Три имени связались у меня в один аккорд, и живут для меня и сейчас в солнечном свете, в шелесте берёзовых рощ, в лунных ночах на берегу реки в звуках русской песни – Чехов, Чайковский, Левитан…" Щепкина - Куперник Т

Не то, что мните вы, природа

Не слепок, не бездушный лик.

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык.

Тютчев Ф,

С природой одною он жизнью дышал.

Ручья разумел лепетанье.

И голос древесных лесов понимал,

И чувствовал трав прозябанье.

Баратынский

В каждом уголке природы Левитан находил что-то своё заветное, сокровенное. Он говорил, что мало хорошо написать воду, землю, небо – надо передать в пейзаже то чувство, которое свяжет воедино воду, землю и небо. Поэтому произведения Чехова, Левитана и Чайковского трудно передать словами. Трудно ту печаль, которая взволновала этих больших художников.

Чайковский - Ноктюрн фр-т

Неизвестное озеро… Оно предстает перед нами на неоконченном полотне Левитана и составляет центр композиции Левитановского зала Русского музея.

А находящиеся вокруг него пейзажи,

кажется, расположены на пути к этому озеру

Не ищите это озеро на карте России. Его нет. И оно есть. Затерялось между лугами и негустыми рощами средней полосы России. Оно вышло из многих озёр и прудов, тростниковых зарослей, заводей, поросших осокой берегов. Оно создано воображением художника. Оно есть, как есть Россия, как есть поэзия и музыка, без которых Левитана не понять.

Чайковский - Romance in Fm, op.50

[Рона]

Рона

Вы поднимаете темы, которые остаются вечными. Убежден, даже задуматься на эти темы о величайших людях и их творениях - уже целительно само по себе. Думаю, было бы еще полезнее не читать скаченный откуда-то материал, а узнать Ваше личное мнение и критику на это.

Может, у меня неверное представление о форуме, но мне кажется, что диалог, а не монолог на форуме более уместен.

Еще раз спасибо Вам

Да, темы вечные, диалога не получается, жаль.Я жить не могу без Пастернака, Левитана, Паустовского, Чехова.Если нахожу что новое это просто подарок для меня, а говорить в этих темах видать не хотят.

[Yulia]

Рона,спасибо,очень интересная тема.

[Рона]

Серебряные рубли таяли, но юный художник верил в себя, хотел жить

"самостоятельно", и он снял на Большой Лубянке меблированную комнату. Первую

комнату в жизни. Теперь у него был собственный адрес, собственный диван,

зеркало и умывальник. Левитан устроил новоселье. Сестра пила чай с любимым

черносмородиновым вареньем и плюшками, брат и зять вместе с хозяином распили

бутылку красного вина.

На другой день принялись за дело. Старший брат Авель, предприимчивый и

ловкий человек, успевал учиться в университете и в Школе живописи, ваяния и

зодчества. Он поставлял на магазины пейзажи, жанры, рисунки... Случился

крупный заказ. Магазин Аванцо просил Авеля написать картину "Крестьяне

Рязанской губернии за работой". Братья разделили труд: Исаак писал пейзаж,

Авель --

фигуры. С окончанием этой вещи было связано много надежд, и Левитан

беспечно тратил свои серебряные рубли. Когда готовую работу Авель принес

Аванцо, тот отказался принять ее. Художники еле-еле сбыли картину за

пятнадцать рублей какому-то рамочному мастеру. Поздней осенью Левитан уже

был должен за комнату. Хозяин вынес из нее диван и зеркало, передав их более

аккуратному плательщику. Художник старался не попадаться на глаза кредитору.

Но юноша переживал раньше и более тяжелые дни.

Как теперь ни приходилось ему круто, он неутомимо и настойчиво работал.

С наступлением утра Левитан исчезал из Москвы. Все новые и новые этюды

приносил он из своих странствований по подмосковным рощам, лугам, речкам. Он

не знал устали, изучая природу. Всякая новая встреча с ней обогащала

художника; он не удовлетворялся, не успокаивался, искал дальше и дальше. Он

познавал ненасытно, страстно. Он чуял своеобразную, сложную, полную великих

тайн жизнь природы, но еще не умел передавать ее, краски его еще были

бессильны и мертвы линии. Левитан мучился. Он понимал, что еще косноязычен,

что не овладел мастерством, без которого немыслимо запечатлеть самое

сокровенное природы. Не было для него ничего легче, чем изобразить пейзаж

похожим. Тысячи художников удовлетворялись этим. Левитан морщился,

отвертывался от своего "похожего" этюда, уводившего от

подлинного понимания природы, такой этюд был только бледным сколком.

Иногда работа не шла. Левитан забирался куда-нибудь в лесную глушь,

ложился на спину и подолгу, не отрываясь, следил за облаками. В тиши и

уединении понемногу восстанавливались силы, опять хотелось работать, найти

то, что до сих пор неуловимо ускользало. Ни в один час своей жизни Левитан

не был праздным соглядатаем природы.

В ту осень Левитан писал в Останкине. Дули северные ветры, останкинские

рощи уж много дней наклоняло в одну сторону, поток густой багряной и рыжей

листвы не затихал ни днем, ни ночью, шумел, крутился и застилал хладеющую

землю шелестящими ворохами. Но казалось, так и не сорвут ветры красные и

золотые одеяния леса. На десятый день вихря рощи еще не сквозили. На каждой

веточке, пригибая ее, тяжелую и пышную, к зеленому долу, все лето рос

неудержимый, молодой, свежий лист; рощи накопили его столько, что убывал он

незаметно для глаза.

На одиннадцатый день Левитан пришел в Останкино ранним утром, едва

занялась заря. Он не узнал знакомых мест. Рощи стояли новые, белые от инея,

ветер стихал, но успел за одну ночь оголить деревья -- помог первый

заморозок, острый, колкий, разрушающий и неумолимый. Художник с досадой

поворотил домой: аллея, которую он писал, неузнаваемо изменилась, хорошо,

что накануне успел Левитан подправить на своей картине три низеньких

деревца, росших по краю дорожки.

Вечером на Большую Лубянку заглянул Николай Павлович Чехов. Он был

слегка под хмельком. Чехов заметил грустный взгляд хозяина и со смехом

сказал:

-- Знаешь, Исаак, я вчера познакомился в трактире "Колокола" с одним

очень благообразным богомазом. Он пьет я не пьянеет, ругает постоянно водку,

никому не советует пить и берется любого отучить от пагубной привычки.

Однако секрет свой никому не открывает. Я случайно узнал...

Чехов вынул из кармана маленький пузырек, задумчиво постоял, хлебнул из

него глоток, закашлялся и опрокинул все содержимое пузырька в умывальник.

-- Спирт -- плохое средство, -- сказал он, мрачнея. -- Больше не возьму

в рот.

-- Давай лучше пить чай, -- предложил Левитан. -- Я сейчас попрошу

поставить нам самовар.

Николай Павлович согласился. Левитан вышел из комнаты. Чехов прошелся

по ней, беспокойный, удрученный, бледный.

-- У тебя чего-нибудь поесть найдется? -- спросил он, когда Левитан

вернулся из коридора.

-- Немного осталось черного хлеба и полбулки, -- ответил хозяин. -- Я

не хочу, а тебе хватит.

-- Ну-у, -- пренебрежительно произнес гость, -- разве это еда. Это мне

надоело. Я бы с колбаской, с ветчинкой, с буженинкой съел бутербродик. Я

сейчас схожу и куплю. Сегодня мне заплатили за рисунки в двух юмористических

журналах. Я, брат, крез. Черт с тобой, угощу. Твой чай, моя закуска. Он

начал собираться.

-- Нет, нет, -- остановил его Левитан, -- я сам. Давай деньги. Ты еще

где-нибудь застрянешь, и у меня будет пустой чай.

Чехов подчинился, лукаво посмеиваясь:

-- В плену, так в плену... Я человек слабый... Ох, хитрец! Догадался,

что я к буженине прихватил бы кое-чего...

[Рона]

Гость засиделся. Хмель выдохся, и милый, любимый друг, живой,

громкоголосый, остроумный, был приятен. Он рассказывал о своих будущих

планах, с удовольствием вспоминал хорошо проведенное лето, в которое много

работал, приготовил несколько новых вещей на ученическую выставку,

рассчитывая произвести сильное впечатление. Левитан слушал, сочувствовал,

одобрял, вместе радовался удачам товарища и сомневался в своих. Новую

картину он показал Чехову не сразу.

-- Что же ты, Исаак, скрытничаешь! -- воскликнул Николай Павлович. --

Угощаешь меня одними этюдами, а главное приберегаешь под конец. Обещаю тебе

успех на выставке. Здорово ты подался вперед. Как ты хочешь назвать пейзаж?

Левитан всегда волновался, когда говорили о его вещах даже самые

близкие друзья, в особенности же, если они держали их в руках. Близорукий

Николай Павлович низко наклонился к пейзажу, и Левитану казалось, что

товарищ непременно найдет много недостатков.

-- Я еще окончательно не выбрал названия, -- сказал Левитан нетвердо.

-- Просто подписать "Пейзаж" -- это скучно. Может быть, назову "Осенний

день" или "Сокольники". Не знаю, право...

Николай Павлович поставил холст перед собой на свободный стул.

-- Я бы тебе не советовал называть одним словом "пейзаж", -- осторожно

вымолвил Чехов. -- Такие определения ничего не дают, потом их вспоминают,

закрывая глаза, и говорят: "какой-то пейзаж", "какого-то художника". Вещь

обезличивается. По-моему, "Осенний день" -- хорошо. Конечно, совсем не

оригинально. Тысячи этих "Осенних дней", а по существу верно.

-- Тебе он нравится? -- перебил Левитан. -- Все в нем, по-твоему, в

порядке или чего-то недостает?

Чехов ответил сразу:

-- И нравится, и не совсем. Осенний день я не могу почувствовать

вполне... Я догадываюсь... Принудительно догадываюсь... Раз на дорожке

листва, по бокам стоят рыженькие деревья -- все ясно: не весна, не лето, а

осень. А вот осеннего настроения не воспринимаешь. Пейзаж не живет своей

собственной жизнью. Мне кажется, по аллее надо пустить красивую одинокую

женщину в черном платье. Я бы так и сделал. Будет центр картины: через это

прекрасное создание я пойму, что осенний день грустен...

-- Но ведь тогда пейзаж совсем перестанет быть самостоятельным, --

недовольно пробурчал Левитан.

-- Выбирай, что лучше, -- ответил Чехов,-- ты спрашивал, я сказал, твое

дело решать.

Раз в году, на рождественских каникулах, с 25 декабря по 7 января, в

Школе живописи, ваяния и зодчества бывали ученические выставки. Попасть на

них могли только лучшие работы, и молодежь с трепетом дожидалась решения

профессорского жюри. Выставку посещала "вся Москва". Газеты, захлебываясь,

описывали вернисаж. Наряду с перечислением знатных особ, почтивших выставку

своим посещением, мелькали фамилии юных, но будущих знаменитых художников.

Их появлялось ежегодно слишком много, но иногда газеты угадывали. Левитан,

Архипов, братья Коровины, скульптор Матвеев прошли через эти выставки.

"Осенний день. Сокольники" -- так назвал Левитан свою выставочную

картину -- поместили очень выгодно, на хорошем свету, какой только возможен

был на узкой Мясницкой улице, в полутемном старинном здании. Школе было

лестно похвалиться талантливым своим воспитанником, и его произведение

выделили на особую стену, среди самых интересных и отобранных.

Настал день вернисажа. Левитан проснулся еще затемно. От волнения его

лихорадило. Он взглянул на свои руки и поморщился: они мелко-мелко дрожали.

Юноша стиснул кулаки, и это не помогло. Левитан вспомнил, как прошлым летом

в Салтыковке карапуз лет девяти-десяти вылез из озера к сидевшей на берегу

старухе и сказал: "Посмотрите, бабушка, как у меня нижняя губа трясется.

Отчего? Я совсем не озяб, а весь дрожу". Бабушка засмеялась и велела внучку

скорее одеваться. Левитан вспомнил, улыбнулся и закрыл рот ладонью -- у него

тоже вздрагивали губы.

Художник нетерпеливо подошел к окну. Пустая улица лежала еще в мутном

полумраке, какой бывает только зимой. Не утро, не вечер. Сумеречное время

тянулось долго. Левитану надоело ждать, пока наконец посветлело и стали

появляться люди с поднятыми меховыми воротниками. Морозило, ранние пешеходы

бежали почти вприпрыжку, пар струился из-под воротников, и края их

серебрились инеем. Левитан зябко повел плечами, натянул на себя осеннее,

вытершееся до основы рыжеватое пальто, закутался шарфом и вышел.

"Цирюльник Мокей Петухов с Малой Лубянки" -- как значилось на вывеске

-- уже открыл свое заведение. Здесь давали на прокат маскарадные костюмы.

Левитан долго рылся в грудах оперных боярских кафтанов, в черных одеяниях

капуцинов, в камзолах щеголей, пока не отыскал подходящий скромный сюртучок,

еще хранивший на рукавах и полах желтый воск от елочных свечей. Цирюльник

Мокей Петухов разъяснил юноше, что сюртук брали, когда маскировались старым

евреем из Бердичева.

-- Вот он мне и пригодится как раз, -- сказал Левитан. -- Но нельзя ли

вывести пятна от воска?

Цирюльник нахмурился, отрицательно махнул рукой и пробурчал:

-- У нас берут костюмы нарасхват, какие есть. Нам некогда заниматься

чисткой. Сами можете. Воск выводится просто. Раскалите на огне столовый нож,

положите промокательную бумажку на пятно, можно и не промокательную, только

дотронетесь, воска и следов не останется.

Левитан взял сюртук на один день, до вечера. Цирюльник получил деньги и

потребовал для верности паспорт. Художнику пришлось сбегать домой и

принести. Наконец костюм завернули в бумагу, и Левитан торопливо понес его.

Цирюльник вдруг испугался за сохранность своей вещи.

-- Постойте, постойте, -- закричал он, останавливая юношу в двери, -- я

вас, господин, предупреждаю, не прожгите сюртук, вам придется заплатить

тогда всю его стоимость, как за новенький-с.

[Рона]

Кроме товарищей-учеников, перед "Осенним днем" стояла посторонняя

публика, среди нее назойливо вертелась беспокойная сестра и даже к ужасу

Левитана затевала разговор с незнакомыми людьми. О чем она говорила, было

понятно. Юноша горел от стыда, почти ненавидел восторженную и умиленную

улыбку сестры, ее влажные, ласковые, сияющие глаза. Он только издали, через

три комнаты, поглядывал на свой пейзаж. Друзья по мастерской Саврасова

хотели показать товарищу какой-то недостаток в картине, позвали юношу, потом

потащили, но он уперся и схватился за легкий выставочный щит. Левитана

оставили.

Николай Чехов пришел на вернисаж со своим братом Антоном Павловичем,

который нынешней осенью приехал из Таганрога и поступил в Московский

университет на медицинский факультет. Братья заметили необычный наряд

Левитана, лукаво усмехнулись; художник почувствовал себя неуклюжим в слишком

длиннополом сюртуке. Николай Павлович таинственно отвел друга в дальний

угол, где никого не было, подмигнул Антону и начал расстегивать пуговицы на

груди Левитана. Юноша смотрел ошеломленно и не сопротивлялся. Николай

Павлович широко распахнул сюртук. На черной шелковой подкладке, в рамочке,

было вышито желтым несколько слов.

-- Тавро гласит, -- сказал Антон Павлович, близоруко прищуривая глаза и

наклоняясь ближе: -- "Сия вещь принадлежит владельцу цирюльни на Малой

Лубянке, Мокею Агееву сыну Петухову с сынами и дочерями К-о". Антон Павлович

тихонько засмеялся. Николай Павлович рассыпался звонкой тоненькой трелью.

Левитан поскорее застегнулся, стал давиться смехом и вдруг разразился им

сильнее и громче обоих братьев.

-- Дураки, -- прокартавил юноша, -- откуда вы все знаете? Я не видал

этой надписи. Прошу вас никому не говорить.Надо мной будут потешаться.

На вернисаж приехал вместе с московским генерал-губернатором

Долгоруковым московский митрополит, разные знатные и сановные особы. Это уж

было выше сил Левитана, и он спрятался в столовую к Моисеевичам,

притворившись голодным. По неопытности он вообразил, что важные люди, едва

взглянув на его пейзаж, почувствуют к "Осеннему дню" такую же нежность,

какую к нему испытывал сам автор. Пораженные, они захотят его видеть, с ними

придется разговаривать, и они, наверное, сразу сообразят, что на дебютанте

прокатный маскарадный сюртук.

-- Стой, куда ты? -- удержал его Николай Павлович Чехов. -- А вдруг

тебя начнут искать?

-- Он от этого и бежит, -- серьезно сказал Антон Павлович и, подумав,

добавил: -- Зря торопитесь. Почти не случается так в жизни, чтобы молодых

художников на руках носили. Нет, не читал и не слыхал о подобных историях.

Давно отбыли именитые гости. Вслед за ними явился полупьяный Алексей

Кондратьевич Саврасов. Он шумно прошелся по выставке, громко провозглашая

отметки, которые бы поставил ученикам.

-- Единица! -- резко говорил он перед одним портретом. -- Это же не

художник, а пастух, играющий на самодельной дудке! А вот этому можно около

трех назначить. Своего нет, так хоть чужие приемы маленько усвоил. Тьфу! --

плевался он у других щитов. -- Выставка должна быть гордостью училища, а тут

как на развале у Китайской стены... Саврасов ничего не понимает или он

понимает много, а такую дрянь надобно держать художникам по темным чуланам

-- кадушки с капустой и огурцами закрывать, нельзя тащить ее на белый свет.

Стыдиться же людям надо!

Он двигался из комнаты в комнату, сопровождаемый неприязненными

взглядами обиженных учеников-неудачников, а больше того ненавидящими

взглядами профессоров, из мастерских которых вышли плохие вещи.

Левитан просидел у Моисеевичей и буйное шествие любимого своего

учителя. Об отметке юноша узнал от Чехова. Когда художник вернулся на

выставку, Николай Павлович весело сказал:

-- Был старик... Шевелюра на боку... Глаза злые... Кое-кто из

профессоров попрятался, а сторожа по знаку Перова изготовились... Пять с

двумя минусами тебе поставил. Кричал: "Где Исаак? Почему ненужную женщину

влепил в пейзаж?" Вот тут пойми и разберись. Я тебе ее вписал, думал иначе

нельзя, а выходит, я напортил и советом и делом. Мне за мой портрет отметки

не было, но... черт, целовать меня принялся публично... Совсем Антона

очаровал... Тот так за ним по пятам и ходил...

-- Ч-чудной Саврасов! -- воскликнул Антон Павлович. -- Живой, горячий,

умный! Когда смотрел его картину "Грачи прилетели", невольно подумал, что,

наверно, такую вещь может написать только замечательный человек. Теперь вижу

-- не ошибся. Рад, что на вернисаж пришел. Один Саврасов того стоит. Ка-ак

он энергично и прямо разносил всякую дрянь. Развесили ведь много же хлама.

Право, как в плохой лавочке картин, где хозяин ничего не понимает в

искусстве. Невежда просто скупает по дешевке все, что ни принесут. Он и за

маляра и за гения платит по пятачку.

Незадолго перед закрытием, когда схлынула публика, один за другим

приехали владельцы картинных галерей - Солдатенков и Третьяков.

Солдатенков обходил комнаты быстро, разочарованно качал головой и, к

общему удивлению учеников, купил на последнем щите несколько заурядных и

серых вещей. Им Саврасов даже не поставил самой низкой отметки, а только

закрыл от них глаза руками и, дурачась, мелко перекрестил свою грудь. И

сразу после отъезда Солдатенкова Николай Павлович Чехов сказал Левитану:

-- Видишь, Исаак, как расправляется Солдатенков. Решил, что все-таки

неудобно ничего не купить. Ну, напоследок и ткнул пальцем: забираю-де оптом,

заверните. На будущий год давай просить совет профессоров, чтобы нас с тобой

непременно повесили на дополнительном щите. Он солдатенковский. Хорошие

поместим в первых залах, под псевдонимом, а сюда давай под полным титулом.

Возьмут скорее.

Левитан вздохнул и одернул свой сюртук, тянувший в плечах.

-- Как будто он сидит на мне не совсем хорошо? -- тихо спросил Левитан.

-- Я ужасно беспокоюсь. Так неловко ходить в костюме, не по тебе шитом. Я

устал, и вернисаж мне надоел, лучше бы его не было.

Чехов поправил левитановский сюртук и пошутил:

-- Ага. Надоел! Это, брат, ты из зависти. Завистники всегда так

говорят. Вон солдатенковские счастливцы теперь собственные сюртуки могут

купить...

Павел Михайлович Третьяков казался очень скучным, ленивым и

нерешительным человеком. Он еле переставлял ноги, медленно переходя от

одного щита к другому. Он подолгу стоял перед каждой картиной, отодвигался

от нее, смотрел издали, вблизи, сбоку. Иногда Третьяков возвращался обратно

к какой-нибудь вещи и задерживался перед ней дольше, чем в первый раз.

Левитан искоса следил за Павлом Михайловичем. Ученики притихли,

наблюдая за знаменитым собирателем. Ни у кого не было особенных надежд на

успех. Ученики понимали, как трудно попасть в галерею, расположенную в

Лаврушинском переулке. Ученикам, однако, было приятно и лестно, что

собиратель серьезно интересовался их работами, не жалел своего времени.

Левитан дрогнул и не мог больше смотреть на Третьякова, когда он

остановился у пейзажа "Осенний день". Павел Михайлович не задержался здесь.

Юноше даже полегчало: ждать нечего, картина не произвела впечатления. Братья

Чеховы прекрасно поняли, что в это время происходило в душе Левитана. Вместе

с ним они отвернулись от разборчивого Третьякова и завели какой-то

посторонний, не относящийся к искусству, разговор. Левитан слушал, мало

понимая и втайне тоскуя.

-- Смотрите-ка, Исаак, -- вдруг радостно сказал Антон Павлович, -- а

ведь этот Лоренцо Медичи из Замоскворечья опять постаивает перед вашими

"Сокольниками". Послушайте, по-моему, у вас клюет...

Левитан побледнел. По лицу его прошло такое страдание, что Антон

Павлович испугался, предполагая у художника обморок. Чехов осторожно

придержал юношу под локоть и невольно взглянул в ту же сторону, куда были

устремлены ужаснувшиеся глаза Левитана. Рядом с Третьяковым стояла сестра

художника. Она что-то без умолку говорила, размахивала и разводила руками и

почему-то несколько раз присела. Третьяков немного отодвинулся от женщины и

молча кивал головой. Потом он повернулся по направлению к Левитану, на

которого показала пальцем счастливо улыбающаяся сестра художника.

-- Боже ты мой! Какое посмешище она из меня делает! -- горько и

отчаянно пробормотал юноша. -- Который раз, дура, по-медвежьи старается

вывести меня в люди!

-- Полно, -- успокоил Николай Павлович, -- у хорошенькой женщины грехов

нет. У нее даже глупость -- достоинство. Что бы она ни наляпала, Третьяков

будет только улыбаться и поддакивать. Смотри, она зовет тебя. Иди скорее. Я

уверен, что Павел Михайлович покупает "Осенний день".

Женщине не терпелось, она перестала делать знаки брату и примчалась

сама, стремительная, горячая, праздничная.

-- Ах, какой ты неловкий байбак, Исаак! -- прошептала она недовольно.

-- Ты должен стоять около своей картины, а ты прячешься по углам, будто паук

в своей паутине.

Левитан подошел хмурый, растерянный, хотел сунуть руки в карманы, в

забывчивости пошарил по бокам и вспомнил, что был не в удобном своем

пиджачке, а в этом проклятом сюртуке с одним карманом позади, где-то под

болтающимися фалдами.

Павел Михайлович смотрел ласково.

-- А я вас уже знаю, -- сказал он, -- с сестрицей вашей мы давно

знакомы... Я наслышан о вас... "Осенний день" мне понравился... Вам,

кажется, восемнадцать лет? -- неожиданно спросил Третьяков.

Левитан не успел ответить: за него поспешила сестра.

-- Да, ему только, только восемнадцать! -- громко и горделиво

произнесла она. -- Он у нас младшенький...

Несносный длинный сестрин язык не давал покоя. Художник в ярости,

подчеркнуто грубо, еле владея собой, отстранил сестру и резко сказал:

-- За тобой пришел муж... Он в вестибюле тебя дожидается. Иди скорее...

Ты с утра на выставке.

Женщина зарозовела от обиды, больно ущипнула брата повыше локтя, но не

забыла незаметно от Третьякова оправить братнин сюртук, потянув книзу

разошедшиеся в стороны фалды. Третьяков простился с ней с плохо скрываемым

удовольствием, взял под руку Левитана и усадил его на ближний диванчик.

-- "Осенний день" я готов приобрести, -- сказал Павел Михайлович, --

давайте торговаться. Если не будете дорожиться, сговоримся. Я заплачу

столько, сколько пейзаж действительно стоит. Я купил много картин и немного

научился, чтобы и не передавать художникам и не обижать их.

-- Я знаю, знаю, -- пробормотал Левитан, пораженный своей нежданной

удачей, не способный в эту минуту даже думать о деньгах. -- Вы, Павел

Михайлович, назначайте сами.

Третьяков недовольно насупился.

-- Нет, зачем же так, -- протянул он сухо. -- Художник должен знать

себе цену, я никогда сам не назначаю.

Он внимательно всмотрелся в Левитана и понял, что придется сделать

исключение: рядом сидел большеглазый, красивый юноша с алыми щеками,

курчавый, мечтательный, его не было на земле,

он где-то витал.

-- Проведите меня в профессорскую, -- попросил Павел Михайлович с

усмешкой. -- Профессора живописи цену деньгам знают. Они не продешевят.

Пусть они от вашего имени торгуются со мной.

На следующее утро в Школе живописи, ваяния и зодчества у Левитана было

больше завистников, чем друзей. Взволнованный удачей, юноша ходил тихо,

задумчиво, стыдливо опуская глаза, когда его поздравляли.

Алексей Кондратьевич пришел в мастерскую после трехнедельного запоя.

Саврасов устало и расслабленно говорил, часто зевал, медленно передвигался

от одной ученической работы к другой. Наконец он приблизился к Левитану и

долго, молча трепал его по плечу.

[Рона]

Исаак Левитан в Русском Музее. Выставки с Антоном Успенским

http://www.liveinternet.ru/community/1726655/

Исаак Левитан в Русском Музее. Выставки с Антоном Успенским

В экспозиции, развернутой в корпусе Бенуа Русского музея, впервые в полном объеме представлены работы Левитана из Русского музея и отдельные произведения из собраний Третьяковской галереи и Музея-квартиры Исаака Бродского. На выставке около 100 произведений живописи и графики, которые раскрывают все этапы творчества художника.

Всем известны хрестоматийные пейзажи живописца, такие как «Владимирка», «Над вечным покоем», «Вечерний звон», они связаны для нас с образом национального пейзажа.

Левитан дороже всего ценил правду и красоту природы, отказываясь возлагать на свою живопись публицистические и литературные обязанности. Современник и друг Чехова, он также остро чувствовал грубость и пошлость жизни, сохраняя в своих картинах чистоту пейзажного мотива. Гармонический, с долей созерцательной меланхолии, мир, созданный Левитаном на его холстах, притягателен для зрителя и связан с поэтическим образом национальной красоты.

Левитан – художник времени смены эпох в отечественном искусстве, когда жанровые картины передвижников отступали перед этюдным стилем импрессионистов. Художник сумел за свою недолгую жизнь найти и сохранить в искусстве собственную узнаваемую интонацию, которую мы сегодня называем «левитановским пейзажем» - синонимом русского пейзажа.

©Антон Успенский

[Рона]

http://video.mail.ru/mail/alsanales/6426/

[Рона]

http://www.artcontext.info/ru/pictures-of-...ty-levitam.html

[Рона]

Отпр

Уменьшено на 72% (700 x 418) - Нажмите для увеличения

Головин А.Я. о Левитане:

"Левитан понял, как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы, ее грустное очарование... Живопись его, производящая впечатление такой простоты и естественности, по существу, необычайно изощренна. Но эта изощренность не была плодом каких-то упорных усилий, и не было в ней никакой надуманности. Его изощренность возникла сама собой - просто так он был рожден. До каких чертиков виртуозности дошел он в своих последних вещах! Его околицы, пристани, монастыри на закате, трогательные по настроению, написаны с удивительным мастерством."

Пейзажный класс Московского училища живописи, ваяния

и зодчества, около 1877. Левитан стоит третий слева

Шаляпин Ф.И. о Левитане:

"Чем больше я видался и говорил с удивительно душевным, простым, задумчиво-добрым Левитаном, чем больше смотрел на его глубоко поэтические пейзажи, тем больше я стал понимать и ценить большое чувство и поэзию в искусстве... Я понял, что не нужно копировать предметы и усердно их раскрашивать, чтобы они казались возможно более эффектными, - это не искусство. Понял я, что во всяком искусстве важнее всего чувство и дух - тот глагол, которым пророку было повелено жечь сердца людей. Что этот глагол может звучать и в краске, и в линии, и в жесте - как в речи. Я сделал из этих новых для меня впечатлений надлежащие выводы для моей собственной работы в театре."

Грабарь И.Э. о Левитане:

"Он самый большой поэт среди всех и самый большой чародей настроения, он наделен наиболее музыкальной душой и наиболее острым чутьем русских мотивов в пейзаже. Поэтому Левитан, вобравший в себя все лучшие стороны Серова, Коровина, Остроухова и целого ряда других своих друзей, смог из всех этих элементов создать свой собственный стиль, который явился вместе с тем и стилем русского пейзажа, по справедливости названного "левитановским".

Иогансон Б.В. о Левитане:

"Левитан - это художник, который так ясно, таким чистым, таким пленительным голосом спел свою песню о русской природе, что противоречивых толкований его творчества мы почти не встречаем в литературе. И трудно даже встретить зрителей, которые, подходя к его произведениям с открытой душой и сердцем, останутся равнодушными, не попадут под обаятельную, удивительную искренность и влюбленность Левитана в русскую природу, не подпадут под обаяние его редчайшей способности передавать все оттенки, все особенности характерных признаков и черт природы средней полосы России."

Федоров-Давыдов А.А. о Левитане:

"Вся недолгая творческая жизнь Левитана была наполнена вечными неустанными поисками. Развитие его творчества - это поиски новых и новых образов русской природы, в которых раскрывались бы все новые ее черты и признаки. А вместе с этим это была и эволюция самого художнического восприятия природы, отношения к ней, ее живописной передачи. Это была богатая достижениями эволюция всего живописного строя искусства Левитана."

Ге Н.Н. о Левитане:

"22 июля скончался Исаак Ильич Левитан. Левитан был настоящим даровитым художником. Писал он пейзажи. Картины его были полны субъективного чувства. Он был лириком, и наиболее свойственным ему настроением была тихая грусть; меланхолия составляет основной характер его творчества. Грусть просвечивает даже в самых радостных его картинах, в таких, которые изображают весну, возобновление жизни. Левитан не мог радоваться шумно и сильно, как радуются совершенно здоровые люди. Даже во время восхищения красотой жизни в глубине души у него всегда затаенная грусть, как это бывает у человека слабого. Такие люди, если они талантливы и симпатичны, бывают очень милыми, имеют утонченный ум и нравственный облик. Левитан был именно из их числа. Картины его не только нравились, но возбуждали сочувствие и расположение публики к таланту их автора."

Ланговой А.П. о Левитане:

"Я очень дорожил знакомством с Левитаном, потому что ни один художник не производил на меня такого впечатления, как он. В каждой картине его, даже незначительном наброске, я видел то, что Крамской называл в картине душой... Эту душу я видел не только в картинах Левитана, но и в его этюдах. По моему мнению, никто так, как Левитан, не знал и не любил нашу бедную русскую природу. Мало того, он обладал даром заставить и других понимать и любить ее."

Чехова М.П. о Левитане:

"Левитан любил природу как-то особенно. Это была даже и не любовь, а какая-то влюбленность... Любил ли Левитан свое искусство? В этом, разумеется, не может быть сомнений. Если он любил что-нибудь в жизни всеми фибрами своего существа, то именно искусство. Он любил его как-то трепетно и трогательно. Искусство было для него чем-то даже святым. Верил ли он в себя? Конечно, да, хотя это и не мешало ему вечно сомневаться, вечно мучиться, вечно быть недовольным собой. Левитан знал, что идет верным путем, верил в этот путь, верил, что видит в родной природе новые красоты, но в то же время ему вечно казалось, что он не передает и доли всего найденного, всего, что жило в его душе."

Чехов А.П. о Левитане:

"Как мало ценят, как мало дорожат вещами Левитана. Ведь это же стыдно. Это такой огромный, самобытный, оригинальный талант. Это что-то такое свежее и сильное, что должно было бы переворот сделать. Да, рано, рано умер Левитан..."

Юон К.Ф. о Левитане:

"Великий труженик, великий мастер, он каждодневно совершенствовался - ему всегда казалось, что можно сделать лучше, он волновался и мучился... Великий поэт природы, до конца почувствовавший неизъяснимую прелесть слова "родина", он в картинах своих сумел передать любовь к ней, не приукрашенную ничем, прекрасную в своей непосредственности."

Мастерская Левитана в Москве

Пастернак Л.О. о Левитане:

"Передо мной целый ряд новых, начатых или полуоконченных чудных работ! Целый ряд блестящих затей, новых художественных замыслов, новых мотивов, в которых еще с большей силой и прелестью развертывается его дивный дар - так поэтично передавать русскую природу. Целый ряд новых, широко и красиво начатых пейзажей-песен, с присущей ему чарующей прелестью, с особенным, ему лишь свойственным настроением и тонкой музыкой-словом, со всеми теми свойствами его тонкой художественности личности, которые на обычном языке у нас выражаются одним словом - "по - левитановски".

Киселев А.А. о Левитане:

"Природа живет не только внутренней, но и внешней стороной, и схватить эту жизнь во внешности может только художник. Левитан кроме привлекательной внешности в колорите схватывает и глубокие поэтические мотивы, поэтому, как художник, он выше и глубже Серова."

Паустовский К. о Левитане:

"Никто из художников до Левитана не передавал с такой печальной силой неизмеримые дали русского ненастья. Оно так спокойно и торжественно, что ощущается как величие. Осень снимала с лесов, с полей, со всей природы густые цвета, смывала дождями зелень. Рощи делались сквозными. Темные краски лета сменялись робким золотом, пурпуром и серебром. Левитан, так же как Пушкин и Тютчев и многие другие, ждал осени, как самого дорогого и мимолетного времени года. Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Невозможно перечислить все осенние дни, нанесенные им на полотно. Левитан оставил около ста осенних картин, не считая этюдов. На них были изображены знакомые с детства вещи: одинокие золотые березы, еще не обитые ветром; небо, похожее на тонкий лед; косматые дожди над лесными порубками. Но во всех этих пейзажах, что бы они ни изображали, лучше всего передана печаль прощальных дней, сыплющихся листьев, загнивающих трав, тихого гудения пчел перед холодами и предзимнего солнца, едва заметно прогревающего землю..."

Импозантный Левитан

Чехов А.П. о Левитане:

"Ах, были бы у меня деньги, купил бы я у Левитана его "Деревню" - серенькую, жалконькую, затерянную, безобразную, но такой от нее веет невыразимой прелестью, что оторваться нельзя: все бы на нее смотрел да смотрел. До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, да не знаю, дойдет ли кто и после."

Бенуа А.Н. о Левитане:

"Вся поэзия Левитана - в чем, в сущности, она заключается? Повседневные, почти убогие, жалкие темы - большая дорога, лесок, весна, талый снег — разве не писалось все это и до него, не будет ли писаться до бесконечности, до полного пресыщения? Мало ли у нас было правдивых художников за последние 20 лет, мало ли непосредственных этюдов? Однако расстояние между Левитаном и другими огромное — целая незаполнимая пропасть. Левитан — истина, то, что именно нужно, то, что именно любишь, то, что дороже всего на свете. А все другие только подделывались под истину или оставались в пределах дилетантизма, любительства..."

Константин Паустовский. Исаак Левитан

http://lib.ru/PROZA/...aak_lewitan.txt

Константин Паустовский. "Исаак Левитан". Повесть о художнике (1937)

"Исаак Левитан"

"У художника Саврасова тряслись худые руки. Он не мог выпить стакан чая, не расплескав ею по грязной суровой скатерти. От седой неряшливой бороды художника пахло хлебом и водкой.

Мартовский туман лежал над Москвой сизым самоварным чадом. Смеркалось. В жестяных водосточных трубах оттаивал слежавшийся лед. Он с громом срывался на тротуары и раскалывался, оставляя груды синеватого горного хрусталя. Хрусталь трещал под грязными сапогами и тотчас превращался в навозную жижу. Великопостный звон тоскливо гудел над дровяными складами и тупиками старой Москвы - Москвы восьмидесятых годов прошлого века.

Саврасов пил водку из рюмки, серой от старости. Ученик Саврасова Левитан - тощий мальчик в заплатанном клетчатом пиджаке и серых коротких брюках - сидел за столом и слушал Саврасова.

- Нету у России своего выразителя, - говорил Саврасов. - Стыдимся мы еще родины, как я с малолетства стыдился своей бабки-побирушки Тихая была старушенция, все моргала красными глазками, а когда померла, оставила мне икону Сергия Радонежского. Сказала мне напоследок "Вот, внучек, учись так-то писать, чтобы плакала вся душа от небесной и земной красоты". А на иконе были изображены травы и цветы - самые наши простые цветы, что растут по заброшенным дорогам, и озеро, заросшее осинником. Вот какая оказалась хитрая бабка! Я в то время писал акварели на продажу, носил их на Трубу мелким барышникам. Что писал-совестно припомнить. Пышные дворцы с башнями и пруды с розовыми лебедями. Чепуха и срам. С юности и до старинных лет приходилось мне писать совсем не то, к чему лежала душа.

Мальчик застенчиво молчал. Саврасов зажег керосиновую лампу. В комнате соседа скорняка защелкала и запела канарейка. Саврасов нерешительно отодвинул пустую рюмку.

- Сколько я написал видов Петергофа и Ораниенбаума - не сосчитать, не перечислить. Мы, нищие, благоговели перед великолепием. Мечты создателей этих дворцов и садов приводили нас в трепет. Куда нам после этого было заметить и полюбить мокрые наши поля, косые избы, перелески да низенькое небо. Куда нам!

Саврасов махнул рукой и налил рюмку водки. Он долго вертел ее сухими пальцами. Водка вздрагивала от грохота кованых дрог, проезжавших по улице. Саврасов воровато выпил.

- Работает же во Франции, - сказал он, поперхнувшись, - замечательный мастер Коро.

[Рона]

Уменьшено на 46% (1100 x 645) - Нажмите для увеличения

Уменьшено на 46% (1100 x 862) - Нажмите для увеличения

Уменьшено на 50% (1000 x 880) - Нажмите для увеличения

Уменьшено на 63% (800 x 650) - Нажмите для увеличения

http://isaak-levitan.ru/master.php

http://video.mail.ru/mail/doctorvio/16505/18681.html?liked=1

http://video.mail.ru/mail/ludmilafish/10678/9184.html

Галина Ветрова. Сказка о Грустном художнике

Левитан за работой

"Жил-был Грустный художник. А грустен он был потому, что уж очень невеселая была у него жизнь. Он мечтал стать художником, а на художника учиться ох как долго! Сначала надо научиться рисовать, потом писать красками, а потом еще суметь делать это так, как до тебя никто не умел. Понятно, что на все надо много времени.

У Грустного художника не было ни денег, ни родных, которые могли бы ему помочь. Он часто бывал голоден, ходил в старой и рваной одежде и в башмаках с оторвавшейся подошвой, а теплой одежды и вообще не имел. Представьте, как замерзал он в холодные зимние дни... В том доме, где он вырос, у него не было даже своего уголка, поэтому студентом он часто оставался ночевать в своем училище. Устраивался под лавкой и старался забиться подальше, чтобы его не заметил и не выгнал злой сторож, которого все боялись и звали «Нечистая сила», как какого-нибудь лешего или домового. Да, трудно пришлось Грустному художнику, но все же он стал настоящим мастером. Все, кто видел его картины, признавали, что еще никто не умел изображать природу так, как он.

Грустный художник умел разговаривать с деревьями и облаками, слышал, как растет трава, умел показать, что красота есть везде, даже в лужице, в которой отражается небо. Но... он не любил Солнце. Оно казалось ему чересчур ярким, не в меру резким, назойливым, оно мешало ему наслаждаться природой. Поэтому чаще всего он изображал дождливые, пасмурные дни или вечер, или осень, когда Солнца становится совсем мало. А ведь сколько раз Солнце посылало ему свои маленькие горячие лучики, чтобы они заставили его развеселиться. Ведь не бывало еще человека, который не играл, хотя бы в детстве, с Солнечными Зайчиками. Но Грустный художник только печально отворачивался, заметив, как они прыгают перед ним на земле или на воде. Поглубже нахлобучивал на свою голову темную шляпу с большими полями или уходил в дом, и ждал, когда наступят сумерки или небо затянется тучами.

Но все равно картины Грустного художника были прекрасны. И все любители живописи тотчас узнавали их не только по краскам, но и по настроению.

- Смотрите, вот новая картина Грустного художника! - говорили они. - Как она печальна! Видите, вот дорога. На ней никого нет, только земля и небо. Но мы как будто слышим протяжную песню и звон кандалов. А знаете, почему? Потому что по этой дороге водили арестантов в Сибирь. Художник это знает. И смотрите, как удивительно: арестантов на картине нет, а их тоскливые песни, вздохи и тяжкие мысли остались! А на другой картине - высокий берег и на нем бедная церквушка. Рядом несколько деревьев и покосившихся крестов на кладбище. Печально, тихо... Грустный художник увидел все это сверху, как летящая птица. Церковь кажется совсем маленькой, крестики - крохотными, а небо и земля огромны и словно о чем-то говорят друг с другом. И каждый, кто посмотрит на эту картину, наверняка подумает о том, что люди рождаются и умирают, а вода, земля и небо вечны и остаются такими же всегда. Грустно... А вот и весна! Трогательные тонкие деревья отражаются в воде и оттого кажутся длинными-длинными... Еще холодно, хотя небо уже по-весеннему поголубело... Совсем скоро вода сойдет, покажется мокрая земля, засияет солнце, расцветут цветы, распустятся молодые листочки... Но такую привычную, звонкую весну любят все, а Грустному художнику хотелось показать, как прекрасен и серенький, зябкий день. Ведь этого никто раньше не замечал.

Но веселые Солнечные Лучики решили, что не оставят Грустного художника в покое. Они все время старались попасться ему на глаза, прыгнуть на кончик кисти. Иногда художник нехотя пускал их в свои картины, но так, чтобы они не очень-то распускались. То разбросает солнечные пятна на лужайке в лесу, где они не слишком яркие, то позволит им поплясать немного на воде, чтобы их отсветы не слепили глаза. Но Солнечным Лучикам казалось несправедливым, что такой замечательный художник не любит и не замечает их красоты, которая так радует других людей. И однажды они сговорились попробовать застигнуть его врасплох, развеселить и даже рассмешить. Начиналась весна, и день стоял солнечный и радостный. Грустный художник ехал в санях и невесело посматривал по сторонам. «Видно, не придется сегодня поработать, - думал он, - слишком светло все, слишком ярко, как в театре. Как жаль, целый день пропадет!» Вдруг в синем небе над его головой оглушительно заорала лесная птица сойка, с которой Лучики были большие друзья. Поэтому она согласилась вылезти из своего теплого гнезда и посторожить, когда поедет мимо Грустный художник. Услышав ее крик, художник вздрогнул от неожиданности, быстро вскинул голову, и его широкополая шляпа отлетела и свалилась в снег. И тут сразу все озорные Солнечные Лучики дружно брызнули ему в глаза, и Грустный художник с непривычки словно ослеп. Привстал в санях, замахал руками, и тоже вывалился в сугроб. А лошадка на радостях, что сани стали совсем легкими, рванулась вперед да и припустилась рысью. Добежала до дома и встала перед крыльцом, как вкопанная. Лежит Грустный художник в сугробе, ищет шляпу, чтоб скорей нахлобучить, а шляпы-то нет! А Лучики хохочут, глаза щекочут, ну-ка, мол, открывай глаза сейчас же!

Сел художник, глаза открыл, а с непривычки и смотреть не может, опять зажмурился. Потом протер глаза, взглянул - и сам себе не поверил. Красота-то какая! В голубом небе тоненькие веточки берез переливаются разными цветами. Их белые стволы словно светятся, а за ними темная зелень сосен. Высоко-высоко на березе темный скворечник – ждет - не дождется своих жильцов. Снег на крыше крыльца подтаял, на дороге потемнел, стал рыхлым. А тени на снегу голубые-голубые! И все вокруг залито солнцем! Так празднично и почему-то все-таки... чуть-чуть печально. Потому, наверное, что и с зимой прощаться жалко, и весна еще только начинается, будут еще и холода, и морозы.

Но, как всегда весной, кажется: обязательно случится что-то очень хорошее, и придет в жизнь радость... Долго-долго смотрел Грустный художник и на этот дом, и на лошадку, и на высокие деревья. А Солнечные Лучики не мешали ему больше. Они уже и так поняли, что их затея удалась. И правда, с того дня Грустный художник стал другим. Конечно, он не сделался весельчаком. Но все же перестал прятаться от Солнечных Лучей, и они то и дело появлялись на его картинах. Вот свежий ветер надувает паруса залитого солнцем красавца-корабля на большой реке. В небе бегут пушистые облака, река вся покрыта мелкими, быстрыми волнами. Все так нарядно, бодро, весело! Даже и не верится, что эту картину написал Грустный художник. А вот - золотая осень. Это когда листья на деревьях уже пожелтели, но еще не опали. И когда в такой осенний день выглядывает Солнце, весь лес будто горит - такие огненные цвета у листьев - багровый, желтый, красный, оранжевый! Красиво так, что дух захватывает! Голубое холодное небо, спокойная вода речки, золотые березы. И снова все-таки немножко... грустно. Уж слишком недолговечна эта красота. День-два - и ударят морозы, покроется инеем трава, поблекнут цвета.

Но художнику все-таки удалось остановить этот день навсегда. Удивительно, правда? А если подойдешь поближе, то прочитаешь подпись на картине: Исаак Левитан. Так звали того Грустного художника."

http://levitan-world.ru/levitan-painting.php