Талантливый человек талантлив во все

[Рона]

Талантливый человек талантлив во всем

Выставка в Государственном центральном театральном музее имени А.Бахрушина

Сергей ВИКТОРОВ

Талантливый человек талантлив во всем - эта расхожая истина как нельзя лучше подтверждается теми неожиданными гранями дарований мастеров сцены, которые мало известны широкому зрителю.

Французский писатель Теофиль Готье, побывавший в России в середине XIX века, описывает свое знакомство с великим русским актером В.Самойловым. Восхищаясь блестящим актерским "великолепием", Т.Готье отмечает: "Кроме того, Самойлов светский человек с прекрасными манерами. Артист до корней волос, он сам рисует свои костюмы и набрасывает карандашом остроумные и ловко исполненные карикатуры". Братья Н. и С. Легаты увековечили себя в истории русского балета не только как балетмейстеры, танцовщики, обладавшие великолепным стилем исполнения, как партнеры Матильды Кшесинской, Анны Павловой, Тамары Карсавиной, но и как авторы множества зарисовок и карикатур, хранящихся в фондах Музея А.Бахрушина. Рисунки Легатов воссоздают галерею портретов-шаржей артистов императорских театров. Экспозицию, посвященную творчеству Федора Шаляпина, украшают рисунки и скульптурный автопортрет великого артиста. Автор книги "Шаляпин и русские художники" искусствовед А.Раскин писал: "Десятки сделанных Шаляпиным рисунков, портретов, карикатур являются своеобразной ветвью его могучего творчества. Даже то немногое, что сейчас сохранилось в музеях и многих частных коллекциях, служит ярким дополнением автобиографии Шаляпина. Все, над чем он думал, что создавал... на сцене, что вызывало его насмешку или привлекало его, отражено в рисунках, запечатлено им с подкупающей правдивостью, легкостью, непосредственностью".

Для некоторых деятелей театра обращение к другому жанру искусства было не только увлечением или желанием полностью реализовать свои способности. Сергей Эйзенштейн с завидной легкостью изображает на бумаге необходимые мизансцены, костюмы и образы будущих спектаклей и фильмов. Работая над фильмами "Александр Невский", "Иван Грозный", Эйзенштейн составлял звукомонтажные схемы с хронометражом и рисунками каждой сцены. Он поражал Сергея Прокофьева даром рисовальщика: "Иллюстрируя каждый кадр фильма рисунками, он тщательнейшим образом продумывал каждую деталь декорации, костюма, грима". Подобный дар выходил за рамки просто увлечений - он становился необходимой частью профессии, как и в творчестве Николая Акимова, чей талант одинаково значителен как в области режиссуры, так и в сценографии.

Но не только прошлое театра богато разносторонне одаренными именами. Сегодня актеры рисуют, собирают коллекции, пишут стихи... Всем известны шаржи Ю.Богатырева, рисунки Г.Бортникова и В.Васильева, эпиграммы В.Гафта. Экспонируемые коллекции раскрывают нам целый мир увлечений мастеров театра, обладающих удивительным даром проникать в тайники жизни ума и сердца, в суть создаваемых на сцене образов и умеющих тонко и своеобразно воспринимать окружающий мир.

[Рона]

Как вы считаете?Надо быть успешным только в своей работе?Скучно тогда жить, неинтересно.Как вы говорите?ИМХО.Я запомнить не могу.Я так думаю.

[Странник]

Не совсем так... Можно быть успешным в каком то одном направлении, например в исскустве. Но одновременно быть таким же успешным в освоении, допустим, ядерной физики - не получится. У физика - ядерщика могут быть увлечения: живопись, стихосложение... но Дали или Пушкиным он не станет. Всецело отдаваться можно лишь одному полю деятельности. Иначе... это будет и посредственный физик и посредственный художник. Всецело можно служить лишь одному Богу... Богу исскуства или науки .

[Рона]

Бывает и иначе.Почитай биографию А.Бородина.Служат очень успешно науке и искусству

БОРОДИН, АЛЕКСАНДР ПОРФИРЬЕВИЧ (1833–1887), русский композитор. Родился 31 октября (12 ноября) 1833 в Санкт-Петербурге. Он был внебрачным сыном немолодого грузинского князя Луки Гедианова и петербургской мещанки Авдотьи Антоновой. По обычаю того времени ребенок получил фамилию одного из крепостных отца. Мальчик учился дома языкам – немецкому, французскому, английскому (позже овладел также итальянским). Он рано проявил интерес к музыке: в восемь лет начал брать уроки игры на флейте, а затем – на фортепиано и виолончели, в девять – сочинил польку для фортепиано в 4 руки и уже в четырнадцать лет попробовал силы в сочинении для камерного ансамбля. Однако более всего Бородина привлекала не музыка, а химия, которая и стала его профессией. С 1850 по 1856 он являлся вольнослушателем петербургской Медико-хирургической академии, по окончании был оставлен там преподавателем и в 1858 получил степень доктора медицины. Затем Бородин был направлен в научную командировку в Западную Европу (1859–1862).

http://www.borodin1833.ru/Biografiya.htm

[Рона]

Кто еще служил науке и искусству?Напишите, интересно.

[Маринчик]

Как вы считаете?Надо быть успешным только в своей работе?Скучно тогда жить, неинтересно.Как вы говорите?ИМХО.Я запомнить не могу.Я так думаю.

Если человеку интересна его работа и он ее любит, ему не скучно жить.

Каждый человек хочет быть успешным.

Чтобы добиться успеха, нужны силы.

Силы берутся из любви к работе, интереса к работе.

Я знаю: люди хотят творить, они хотят быть признанными и нужными.

Однако у каждого для этого свой инструмент и своя манера.

Эта манера и этот инструмент и составляет суть профессии и неповторимый «почерк человека».

Человека с неповторимым его «почерком» заменить нельзя, невозможно.

Любимая работа дает человеку удовольствие от жизни и уверенность в себе, спасает от горя, тоски, бедности и предательства друга.

Любимая работа не предает, она способна сделать вас нужным, богатым и известным.

Чем большему мы научились, и чем больше мы понимаем в своей профессии, тем крепче наша позиция в жизни, и ни один человек не сумеет нас этого лишить.

http://www.job.ru/career/blogs/davidova/es...nit-etot-probel

Даже самая несложная работа требует таланта. Думать, что любого можно научить выполнять любую работу и что дело только в системе стимулирования и амбициях — значит путать таланты, знания и навыки. Талант — вещь врожденная, знания и навыки — дело наживное. Книга Маркуса Бакингема и Курта Коффмана подводит итог грандиозной двадцатипятилетней работы Института Гэллапа, суть которой сводится к тому, что людей изменить невозможно и не стоит требовать от них того, что им не дано. Нужно выявлять их существующие таланты и помогать раскрывать сильные стороны. Совпадение способностей человека и роли, которую он выполняет, — вот к чему должен стремиться каждый менеджер.

http://www.e-xecutive.ru/knowledge/edition_dream/951516/

[Дмитрий]

Наиболее известным человеком, который добился выдающихся успехов в науке и исскустве был Леонардо да Винчи. Или я не прав?

[Маринчик]

Дима точно, ты прав. На 100 процентов.

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B5%...%BD%D1%87%D0%B8

[Рона]

Грибоедов Александр Сергеевич (1790 или 1795-1829)

Русский писатель, поэт, драматург, дипломат. Александр Грибоедов родился 15 января (по старому стилю - 4 января) 1795 (в некоторых источниках указан 1790) в Москве, в старинной дворянской семье. "Дворянский род Грибоедовых - шляхетского происхождения. Ян Гржибовский переселился в Россию в первой четверти XVII столетия. Его сын, Федор Иванович, был разрядным дьяком при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче и первый стал писаться Грибоедовым." ("Русский биографический словарь")Детство прошло в московском доме любящей, но своенравной и непреклонной матери Александра - Настасьи Федоровны (1768-1839) (Новинский бульвар, 17). Александр и его сестра Мария (1792-1856; в замужестве - М.С.Дурново) получили серьезное домашнее образование: гувернерами были образованные иностранцы - Петрозилиус и Ион, для частных уроков приглашались профессора университета. В 1803 Александр был определен в Московский Благородный университетский пансион. В 1806 Александр Грибоедов поступил на словесный факультет Московского университета, который окончил в 1808 со званием кандидата словесности; продолжил обучение на этико-политическом отделении; в 1810 окончил юридический, а затем поступил на физико-математическй факультет. С момента обучения в университете и на всю жизнь Александр Сергеевич сохранил любовь к занятиям историей и к экономическим наукам. По окончании обучения по образованности Грибоедов превосходил всех своих сверстников в литературе и в обществе: владел французским, английским, немецким, итальянским, греческим, латинским языками, позднее освоил арабский, персидский и турецкий языки. В 1812, до нашествия на Россию Наполеона, Александр Сергеевич готовился к экзамену на степень доктора.

http://www.foxdesign.ru/aphorism/biography/griboedov.html

В разгар русско-иранской войны Грибоедову поручают ведение отношений с Турцией и Ираном. В марте 1828 прибыл в Петербург, доставив выгодный для России Туркманчайский мирный договор, принесший ей значительную территорию и большую контрибуцию. В переговорах с Аббас-мирзой и подписании договора Александр Сергеевич Грибоедов принимал непосредственное участие. Уступки были сделаны персами против воли и Грибоедов, справедливо гордясь своим успехом, не скрывал своих опасений мести и скорого возобновления войны.

[alex]

КЮИ, ЦЕЗАРЬ АНТОНОВИЧ (1835–1918), русский композитор и критик, член прославленной «Пятерки» – «Могучей кучки» (Балакирев, Кюи, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков), один из основоположников национального движения в русской музыке. Родился 6 (18) января 1835 в Вильно (ныне Вильнюс, Литва); мать его была литовкой, отец – французом. Учился в Главном инженерном училище, а затем в Военно-инженерной академии в Санкт-Петербурге, которую окончил в 1857. Кюи сделал блестящую карьеру на военном поприще, дослужился до генеральского чина и стал специалистом в вопросах фортификации(профессор военной фортификации). В 1857 познакомился с Балакиревым, и это послужило толчком для возобновления занятий музыкой (еще в Вильно Кюи брал уроки у известного польского композитора С.Монюшко). Кюи стал одним из учеников Балакирева и впоследствии членом «Пятерки». В своих публикациях в периодике активно поддерживал принципы «новой русской музыкальной школы». В наследии композитора 10 опер, не имевших успеха; наиболее интересная из них – первая, Вильям Ратклиф, (по Генриху Гейне, 1869). Он сочинил также ряд оркестровых пьес малых жанров, 3 струнных квартета, около 30 хоров, пьесы для скрипки с фортепиано и более 300 романсов. Умер Кюи в Петрограде 26 марта 1918.

[Рона]

Спасибо.Я не знала.

[Рона]

«Я РАСКОПАЮ ТРОЮ»

6 января 1822 года родился Генрих Шлиман, уроженец Германии, голландский купец, русский миллионер, гражданин США, доктор Оксфорда, умерший в Италии и погребенный в Афинах, великий археолог. Шлиман, безусловно, явление в мире науки, и путь его в науку и все сделанное им уникальны. «Жизнь Шлимана.— пишет один из его немецких биографов,— это современная сказка, одиссея буржуа девятнадцатого столетия...» И в самом деле, ему везло так, как редко везет в реальной жизни. Впрочем, в реальной жизни редко можно встретить человека столь невероятно целеустремленного.

Гомер и Шлиман попрали время: разделенные тысячелетиями, они встретились в городе царя Приама. Мальчик, поверивший поэту на всю жизнь, выполнил клятву: «Я раскопаю Трою». В устах сына бедняка пастора крохотной немецкой деревушки эти слова звучали несравненно более фантастично, чем для школьника наших дней клятва: «Я буду жить на Марсе».

Быстрота, решительность и та особая честная, умная изворотливость, которая определяет почерк настоящего коммерсанта, дополняются его талантом полиглота. По системе, им самим придуманной, он изучает английский, французский, итальянский, испанский и португальский языки, затрачивая на изучение каждого не более шести недель. Наконец, учит русский, хотя в Амстердаме, кроме русского консула, нет ни одного человека, знавшего этот язык. (В зрелые годы Шлиман владел 14 языками. Его дневники прочтет не каждый: во время путешествий он писал их на языке той страны, в которой находился.)

Авторитет Шлимана-купца растет день ото дня, и вот он уже как представитель фирмы едет в Петербург заключать серьезные сделки. Шлиман живет в России двадцать лет. Железная деловая хватка и быстрота действий умножают его состояние с невиданной скоростью. И ему очень везет: пожар в Мемеле уничтожил все портовые склады, но грузы Шлимана, в которые он вложил свое состояние, чудом уцелели в сарайчике.

Есть фильм "Золото Трои"-8 или 10 серий.Мне понравился.

[Рона]

Через два столетия Сергей Иванович Вавилов говорил об энциклопедизме Ломоносова как о его внутренней потребности. Сам Ломоносов писал: «Стихотворство — моя утеха, физика — мое упражнение». Но ведь «утеха» привела, по существу, к реформизму в русской поэзии, стала революцией в истории развития русского языка. Даже не прикоснувшись к науке, он уже вписал бы свое имя в историю русской культуры как поэт. Впрочем, реформа русского языка, которую он произвел, была необходима и для занятий наукой, потому что тот русский язык, на котором писались научные трактаты, ни один русский человек понять не мог. В них говорилось о «силах телу подвиженному вданных», о «вцелоприложениях равнения разнственных». Наука, говорящая на подобном языке, развиваться не могла.

Сегодня нельзя представить русское изобразительное искусство без работ Ломоносова, который, по мнению нашего крупного искусствоведа и художника И. Э. Грабаря, был первым человеком, постигшим тайны античной мозаики. Для двора Елизаветы он и был только поэтом и художником. Могли ли представить себе эти роскошные, надутые тщеславием недоросли, что и века спустя будут восхищаться его потомки прозорливостью и быстротою этого уникального ума!

[Рона]

«ФИЗИКА — ЭТО ВЫСОКОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ»

В детстве Леву Ландау можно было назвать вундеркиндом. Но вундеркинды часто как-то перегорают к зрелым годам, их совсем юное дарование быстро отцветает, вянет, как экзотический цветок. В школе Лева шел из класса в класс так стремительно, что уже в 13 лет окончил десятилетку. Сразу в университет его не приняли по молодости. Он выждал год и все-таки прорвался через все препоны приемной комиссии. 14-летний студент занимается сразу на двух факультетах: физико-математическом и химическом.

В 18 лет он публикует свою первую научную работу, став внештатным аспирантом физико-технического института у «папы Иоффе»: «папу» не смутило, что аспирант еще не окончил университет. В 19 лет Ландау получает диплом, в 21 год по командировке Наркомпроса уезжает для продолжения образования за границу.

Сразу он попадает в круговорот новых физических идей. Он знакомится с такими же молодыми тогда, как он, а ныне такими же знаменитыми Гейзенбергом, Паули, Пайерлсом, Блохом, Вигнером. Их общим учителем был Нильс Бор.

— Да, Бор...— говорил Ландау.— Почти каждый день мы собирались в его институте в Копенгагене и спорили, спорили без конца. Впрочем, это не споры были — это была форма творчества, может быть, одна из высших форм...

В 1932 году Ландау возвращается на Родину и возглавляет теоретический отдел Харьковского физико-технического института. А ему только 24 года, этому известному уже теоретику. Но девушкам нет дела, что он говорил с Эйнштейном и спорил на равных с Бором. Девушкам хочется танцевать. А он стесняется своей неистовой кудрявой шевелюры и костлявой долговязой фигуры. Он не умеет ухаживать за девушками. Одну из них, которой через несколько лет суждено было стать его женой, он угощал однажды шоколадом и вдруг сказал:

— А за границей я шоколада не ел, хотя очень его люблю...

— Почему? — спросила она.

— Я был в командировке на деньги Советского государства, и я не мог их тратить на шоколад,— серьезно и просто ответил он.

В 1934 году без защиты диссертации Ландау присваивают степень доктора наук, год спустя — звание профессора. Он уже автор «Диамагнетизма металлов» — работы о поведении вырожденного идеального электронного газа. Это новое направление в науке, и очень скоро предмет его исследований физики всего мира назовут «диамагнетизмом Ландау». Затем он исследует ферромагнетики ', а в 1936—1937 годах публикует фундаментальные работы — «Теория фазовых переходов» и «К теории фазовых переходов».

В работах были рассыпаны идеи, быстро и горячо подхваченные другими. Вокруг молодого харьковского профессора образуется круг единомышленников — будущая «школа Ландау». Он читает лекции в механико-машино— А что было потом?

— Потом из Киева приехала комиссия и потребовала повторить экзамен. Я повторил, но результат оказал ся прежним. Меня долго уговаривали, объясняли, что нельзя целый курс оставлять на второй год, что это причинит ущерб государству. А я отвечал, что несравненно больший ущерб государству способны причинить люди с дипломами, которые ничего не знают.

— И чем же дело кончилось?

строительном институте и университете. Из уст в уста передают студенты весть о невиданно строгом профессоре.

— Однажды я перевел с курса на курс только одного студента,— вспоминал Ландау.

— Разве это возможно?

— А почему нет? Они, как выяснилось, не знали даже школьной тригонометрии.

— А как это выяснилось?

— Я их не спрашивал по билетам. Каждому выдумывал задачку, для решения которой нужны сообрази тельность и немного знаний по математике и физике.

— Не знаю. Я уехал из Харькова... Наверное, их перевели...

В 1937 году Ландау переезжает в Москву, чтобы навсегда связать свою жизнь с Институтом физических проблем.

В 1938 году Ландау (совместно с Ю. Б. Румером) публикует работу «Лавинная теория электронных лив- ней». И с этого времени поистине лавинно множатся работы замечательного ученого. В годы Великой Отечественной войны рождается всемирно известная теория, объясняющая свойства необыкновенной жидкости гелий-II.

Трудно найти область физики, которая не интересовала бы его. Низкие температуры и турбулентность, акустика и теория плазмы, горение и энергия звезд, квантовая теория поля и нейтрино...

Рассказывали, что однажды в университете Ландау ошибся дверью и попал на семинар, где обсуждались какие-то метеорологические проблемы. Он сел, послушал внимательно некоторое время выступавших, потом попросил слова и, к полному удивлению всех присутствующих, высказал очень любопытные идеи.

— Да, занимался всем и буду заниматься всем, у меня такой характер...— говорил Ландау.

— Разносторонность помогала в вашей работе?

— Нет, я не разносторонний, я, наоборот, узкий, я просто физик-теоретик. По-настоящему меня интере суют только пока еще неизвестные явления природы.

И все. Исследования их я не назвал бы работой. Это высокое наслаждение, удовольствие, огромная радость. Ни с чем не сравнимая...

— А разве мир искусства, литературы не интересует вас, не приносит удовольствия?

— Это совсем другое.

— Эйнштейн говорил, что Достоевский дал ему больше, чем Гаусс.

— Не знаю. Может быть. Я не люблю Достоевского...

— А кого вы любите?

— Больше всего Гоголя, Байрона по-английски. А из советских писателей — Константина Симонова. Но это не имеет к моей работе никакого отношения. Мир науки и мир искусства не связаны для меня никак.

7 января 1962 года на Дмитровском шоссе под Москвой маленький «Москвич», идущий в Дубну, столкнулся с тяжелой грузовой машиной. Окровавленный, с разбитой головой и чудовищно искалеченным телом, Ландау был срочно доставлен в Москву. И в тот же час физики всех стран восстали против смерти Дау, как называли его физики всего мира. Мы часто пишем о научных подвигах знаменитых ученых. В те дни они совершили подвиг дружбы. Одни проводили бессонные ночи в больничных коридорах, другие высылали самолетами редчайшие препараты, третьи искали совет и помощь у известнейших врачей. Было бы несправедливым сказать, что в борьбе за жизнь Ландау победили только медики. Победили и физики. Победил он сам. Теория травматологии утверждала, что человека с такими ранениями спасти нельзя, но знаменитый теоретик посрамил тогда теорию — он выжил.

После этой катастрофы Ландау уже не работал. Несколько раз он приходил в институт, сидел у письменных столов своих коллег и друзей, с завистью глядя на незнакомые обложки новых книг, стопки исписанной бумаги, искусанные карандаши — на этот скупой и неэффектный мир теоретиков, единственно желанный для него мир. О, в науке это чудовищно огромный срок — пять лет! Он просил не говорить с ним о его науке. «Я отстал»,— говорил он, может быть, сам не понимая, как странно звучат эти слова из его уст — уст человека, вся жизнь которого была жизнью первопроходца: никогда в науке Ландау не шел по чужим следам.

Ландау написал немало учебников, многие большие физики называют его учителем. У него дома на стене и сегодня висит смешная карикатура: Дау, длинный, худой, крестит в проруби физиков-теоретиков, обращает их в свою веру. В этой проруби не мальчики с университетской скамьи, а академики: там легко найти В. Л. Гинзбурга и И. Я. Померанчука. На рисунке Ландау выглядит метром. В жизни этому человеку была органически чужда поза. Он был необыкновенно находчив, остер на слово, оригинален в сравнениях и неожидан в выводах. Но он никогда не пускал пыль в глаза, не строил из себя всезнайку, неискренность — соседка лжи — была абсолютно чужда этому человеку.

Я не сказал бы, что Ландау был скромен. В нем вовсе не было той обиходной скромности, которую мы в нашей жизни часто путаем с застенчивостью. Он говорил о себе мало не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что ему это просто было неинтересно. Но когда он говорил, он никогда не принижал себя, он знал себе цену, знал, как она высока, но относился к этому обстоятельству с достойным спокойствием, без суетни и мельтешни.

Помню, однажды разговор зашел о Нильсе Боре, который незадолго перед смертью приехал в Советский Союз и несколько дней гостил у Ландау на даче под Москвой. Когда Бор уехал, Дау сказал жене:

— Ты можешь гордиться всю жизнь: ты принимала в своем доме великого человека.

— Но у вашей жены есть уже опыт обращения со знаменитыми физиками,— вывалил я такой неуклюжий комплимент, что самому стало стыдно.

— Ну, разве можно сравнивать?! — искренне изумился Ландау.

— После смерти Бора многие газеты на Западе на зывали вас первым теоретиком мира.

— А что они в этом деле понимают? — отмахнулся Дау и сказал очень серьезно: — Нет, я не первый.— Потом вдруг обернулся: — Но я, пожалуй, в первой пятерке.— И засмеялся.— А разве плохо быть в первой пятерке?

— А кто же, по-вашему, первый?

— Гейзенберг,— сказал он твердо.— Как-никак он придумал квантовую механику. Поверьте мне, это совсем не детская игрушка — квантовая механика...

Ценность человека определялась для Ландау делом, которое этот человек сделал. Не званиями, премиями, популярностью — только делом. Если речь заходила о человеке, неизвестном ему, он сразу спрашивал: «А что он сделал?» Уже сделал. Вернувшись из Парижа, я с гордостью рассказывал ему, что встречался там со знаменитым Луи де Бройлем, нобелевским лауреатом.

— Да, де Бройль...— задумчиво сказал Ландау.— Жаль, что он так мало сделал...

Он не очень верил в обещания. Благие помыслы — прекрасная вещь, но нередко встречаем мы людей, у которых обещания подменяют саму деятельность и привлекательный план на будущее становится вроде бы уже делом настоящего. «Вы мало работаете»,— наверно, это самый тяжелый упрек ученикам, на который был способен Дау.

«Без любознательности,— писал Ландау,— нормальное развитие человека, по-моему, немыслимо. Отсутствие этого драгоценного качества зримо при всяком столкновении с куцым интеллектом, со скучным старичком любого возраста».

Трудно представить человека столь ненасытной любознательности, какая была у Ландау. Его интересовало все: что нового в политике, что показывают в кино, дали ли результаты реформы средней школы, как делают газету. Мой друг, актер Игорь Кваша, встретился с Дау в Коктебеле на пляже. Лежали, копались в камешках, купались, разговаривали.

— О чем? — спросил я Игоря.

— О системе Станиславского. Я не знал, кто он такой, потом спросил, он отвечает: «Я — физик».

Потом мне сказали, что это Ландау. Он очень интересовался системой Станиславского...

Юмор, если уж он есть в человеке, черта неистребимая. Первым признаком выздоровления Ландау после страшной катастрофы были его шутки.

В его палату пришли психиатры и принесли с собой таблички. На табличках были нарисованы крестики и кружочки.

— Что это? — спросили психиатры и показали крестик.

— Кружочек,— очень серьезно ответил Дау.

— А это? — И показали кружочек.

— Крестик.

Психиатры ретировались в большом замешательстве. Ландау подмигнул медицинской сестре и прошептал:

— Здорово я их обманул, а? Будут теперь знать, как приставать с разными глупостями...

Сестра рассказала все психиатрам; они обрадовались: значит, их опыт прошел более чем успешно. Болит, а он шутит. Трудно, а он смеется.

Он никогда не ругался со своими научными противниками, он шутил. Это было куда опаснее, чем брань. Бранные слова тяжелы, как камни, а шутки — они летают и иногда залетают очень далеко...

Любил иногда весело «поддеть». Одному приятелю, известному физику, академику, который прешел на вестить его, пожаловался, что отстал: давно не читал специальных журналов.

— Не беда! — воскликнул физик.— Я тебе всe расскажу!

— Да что ты мне можешь рассказать?! — отозвался Ландау.— Меня же физика интересует...

В самом Институте физических проблем, в институте, которому Ландау отдал тридцать лет жизни, остроумие — признак «хорошего тона», определитель морального здоровья, юмор там — средство воспитания, сатира — острое орудие товарищеской критики.

Есть люди, которые считали Ландау этаким чудаковатым ученым, прообразом рассеянных героев скверных книг о науке. Он мог явиться на официальный прием в ковбойке или прийти летом в Художественный театр в сандалиях. Тут так заманчиво поговорить о «ниспровержении устоев», ломке «приличий», «оригинальности» и «самобытности». А по-моему, эти самые ковбойки тоже характер. Это звучит парадоксом, но мне почему-то представляется, что ковбойки Дау сродни его знаменитой термодинамической теории фазовых переходов второго рода или не менее знаменитой макроскопической теории сверхтекучести жидкого гелия. Ведь там тоже ниспровержение устоев, но уже не внешнее, а глубочайшее, тоже ломка физических «приличий», высшее проявление оригинальности ума и самобытности методов. Характер не дробится от этих бытовых «забав», а дополняется ими.

Последний раз я видел Льва Давидовича у него дома в день, когда отмечалось его 60-летие. Пришли гости. Знаменитые гости, «звезды» советской физики: П. Л. Капица, И. К. Кикоин, А. И. Алиханов, А. Б. Мигдал, А. А. Абрикосов, Э. Л. Андроникашвили. Много в тот вечер шутили, вспоминали разные проделки юбиляра. Потом он извинился и оставил гостей, поднялся к себе в кабинет, лег. И веселье как-то сразу заглохло.

Примерно через три месяца, 2 апреля 1968 года, Ландау умер. Оторвавшийся от стенок сосуда тромб вызвал смерть неожиданную и быструю. Он поразил Дау как шальная пуля. В тот день академик А. Б. Мигдал написал: «Умер один из удивительнейших физиков нашего времени. В наш век специализации науки это был, быть может, последний из ученых, занимавшийся всеми областями теоретической физики». Мне кажется, это очень точно сказано. Вряд ли можно назвать среди ученых всего мира столь универсального физика... Но, может быть, он сидит где-нибудь в университетской аудитории, а мы еще просто не знаем, что он уже существует.

Я. Голованов

[Рона]

Гений.С Ландау работал отец моей подруги.Андрей, мы были не далеко от истины:разные бывают специалисты.Историки, физики и врачи.

[Рона]

http://him.1september.ru/articlef.php?ID=200401401

«Жаль, что ваши интересы изменились...»

Оствальд был разносторонне одаренным человеком. Он был не только великолепным ученым, внесшим существенный вклад в науку, но и отлично рисовал и прекрасно играл на музыкальных инструментах.

Самым активным средством отдыха от интенсивной научной работы для Оствальда было его занятие живописью. Любовь к рисованию возникла у Вильгельма еще в детстве. Мать будущего ученого поощряла его занятия живописью и даже хотела, чтобы он поехал учиться в петербургскую Академию художеств. Со временем рисование стало жизненной потребностью ученого, техника его все более и более совершенствовалась. В Германии Оствальд часто, захватив с собой мольберт и краски, отправлялся на прогулки по окрестностям Лейпцига. Он мог бродить от рассвета до заката, принося домой в особенно удачные дни по пять, а иногда даже по шесть полотен. Часто Оствальда в его выходах на природу сопровождала старшая дочь Гретхен, которая также превосходно рисовала. Особенно удачно у отца и дочери выходили пейзажи. Периодически Оствальд даже устраивал выставки своих картин. На первой, состоявшейся в 1904 г., было представлено 30 полотен. Выставки работ ученого всегда пользовались большой популярностью.