Русская поэзия 1960-х годов

[Рона]

Александр Дольский

Посвящение Андрею Вознесенскому

Над Россией летят облака,

Ах, остаться на Севере заживо.

Я не знаю, какая рука

Написала такие пейзажи.

У каррарских мраморей

Мы живем однажды

Вознеси меня, Андрей,

Вознеси меня, Андрей

Над моею жаждой.

Над моею жаждой.

Нам природа открыла ликбез,

Так сочтемся любовью и славою.

В бледно-синей кастрюле небес

Птичья стая чаинками плавает.

У рублевских звонарей

Мы с тобой встречались.

Вознеси меня, Андрей,

Вознеси меня, Андрей,

Над моей печалью.

Над моей печалью.

На просторах таких, даже тут

Мало места для правды и боли.

Слава богу, поэты живут

В наше время немного поболе.

Знаю, распятый еврей

Говорил с тобою.

Вознеси меня, Андрей,

Вознеси меня, Андрей,

Над моей судьбою.

Над моей судьбою

Белла Ахмадулина

МОИ ТОВАРИЩИ

1.

— Пока! — товарищи прощаются со мной.

— Пока! — я говорю. — Не забывайте! —

Я говорю: — Почаще здесь бывайте! —

пока товарищи прощаются со мной.

Мои товарищи по лестнице идут,

и подымаются их голоса обратно.

Им надо долго ехать—до Арбата,

до набережной, где их дома ждут.

Я здесь живу. И памятны давно

мне все приметы этой обстановки.

Мои товарищи стоят на остановке,

и долго я смотрю на них в окно.

Им летний дождик брызжет на плащи,

и что-то занимается другое.

Закрыв окно, я говорю:

— О горе, входи сюда, бесчинствуй и пляши!

Мои товарищи уехали домой,

они сидели здесь и говорили,

еще восходит над столом дымок

— это мои товарищи курили.

Но вот приходит человек иной.

Лицо его покойно и довольно.

И я смотрю и говорю: — Довольно!

Мои товарищи так хороши собой!

Он улыбается: — Я уважаю их.

Но вряд ли им удастся отличиться.

— О, им еще удастся отличиться

от всех постылых подвигов твоих.

Удачам все завидуют твоим —

и это тоже важное искусство,

и все-таки другое есть Искусство,

— мои товарищи, оно открыто им.

И снова я прощаюсь: — Ну, всего

хорошего, во всем тебе удачи!

Моим товарищам не надобно удачи!

Мои товарищи добьются своего!

2.

А.Вознесенскому

Когда моих товарищей корят,

я понимаю слов закономерность,

но нежности моей закаменелость

мешает слушать мне, как их корят.

Я горестно упрекам этим внемлю,

я головой киваю: слаб Андрей!

Он держится за рифму, как Антей

держался за спасительную землю.

За ним я знаю недостаток злой:

кощунственно венчать "гараж" с "геранью",

и все-таки о том судить Гераклу,

поднявшему Антея над землей.

Оторопев, он свой автопортрет

сравнил с аэропортом, — это глупость.

Гораздо больше в нем азарт и гулкость

напоминают мне автопробег.

И я его корю: зачем ты лих?

Зачем ты воздух детским лбом таранишь?

Все это так. Но все ж он мой товарищ.

А я люблю товарищей моих.

Люблю смотреть, как, прыгнув из дверей,

выходит мальчик с резвостью жонглера.

По правилам московского жаргона

люблю ему сказать: «Привет, Андрей!»

Люблю, что слова чистого глоток,

как у скворца, поигрывает в горле.

Люблю и тот, неведомый и горький,

серебряный какой-то холодок.

И что-то в нем, хвали или кори,

есть от пророка, есть от скомороха,

и мир ему — горяч, как сковородка,

сжигающая руки до крови.

Все остальное ждет нас впереди.

Да будем мы к своим друзьям пристрастны!

Да будем думать, что они прекрасны!

Терять их страшно, бог не приведи!

Булат Окуджава

* * *

Не бродяги, не пропойцы,

за столом семи морей

вы пропойте, вы пропойте

славу женщине моей!

Вы в глаза ее взгляните,

как в спасение свое,

вы сравните, вы сравните

с близким берегом ее.

Мы земных земней.

И вовсе

к черту сказки о богах!

Просто мы на крыльях носим

то, что носят на руках.

Просто нужно очень верить

этим синим маякам,

и тогда нежданный берег

из тумана выйдет к вам.

[Рона]

Вадим Шефнер

***

Природа все учла и взвесила.

Вы, легкодумные стрелки,

Не нарушайте равновесия

И зря не жмите на курки.

Вот кружит ястреб. Вредный вроде бы.

Но пусть летает, невредим:

Кому-то вреден, а природе он

Полезен и необходим.

Ты рай себе уютный выстроил,

Но без тревог не проживешь.

Убьешь печаль — но тем же выстрелом

И радость, может быть, убьешь.

[Рона]

Андрей Вознесенский

Грузинский березы

У речки-игруньи

у горной лазури —

березы в Ингури

березы в

Ингури

как портики храма

колонками в ряд

прозрачно и прямо

березы стоят

как после разлуки

я в рощу вхожу

раскидываю

руки

и до ночи

лежу

сумерки сгущаются

надо мной

белы

качаются смещаются

прозрачные стволы

вот так светло и прямо

по трассе круговой

стоят

прожекторами

салюты

над Москвой

люблю их невесомость

их высочайший строй

проверяю совесть

белой чистотой

[Рона]

Юнна Мориц

ЗА НЕВЛЮБЛЕННЫМИ ЛЮДЬМИ

За невлюбленными людьми

Любовь идет, как привиденье.

И перед призраком любви

Попытка бить на снисхожденье -

Какое заблужденье!

Любви прозрачная рука

Однажды так сжимает сердце,

Что розовеют облака

И слышно пенье в каждой дверце.

За невлюбленными людьми

Любовь идет, как привиденье.

Сражаться с призраком любви,

Брать от любви освобожденье -

Какое заблужденье!

Все поезда, все корабли

Летят в одном семейном круге.

Они - сообщники любви,

Ее покорнейшие слуги.

Дрожь всех дождей,

Пыль всех дорог,

Соль всех морей,

Боль всех разлук -

Вот ее кольца,

Кольца прозрачных рук,

Крыльев прозрачных свет и звук.

За невлюбленными людьми

Любовь идет, как привиденье.

В словах любви, в слезах любви

Сквозит улыбка возрожденья,

Улыбка возрожденья...

И даже легче, может быть,

С такой улыбкой негасимой

Быть нелюбимой, но любить,

Чем не любить, но быть любимой.

Дрожь всех дождей,

Пыль всех дорог,

Соль всех морей,

Боль всех разлук -

Вот ее кольца,

Кольца прозрачных рук,

Крыльев прозрачных свет и звук

[Рона]

Николай Заболоцкий

БЕТХОВЕН

В тот самый день, когда твои созвучья

Преодолели сложный мир труда,

Свет пересилил свет, прошла сквозь тучу туча,

Гром двинулся на гром, в звезду вошла звезда.

И яростным охвачен вдохновеньем,

В оркестрах гроз и трепете громов,

Поднялся ты по облачным ступеням

И прикоснулся к музыке миров.

Дубравой труб и озером мелодий

Ты превозмог нестройный ураган,

И крикнул ты в лицо самой природе,

Свой львиный лик просунув сквозь орган.

И пред лицом пространства мирового

Такую мысль вложил ты в этот крик,

Что слово с воплем вырвалось из слова

И стало музыкой, венчая львиный лик.

В рогах быка опять запела лира,

Пастушьей флейтой стала кость орла,

И понял ты живую прелесть мира

И отделил добро его от зла.

И сквозь покой пространства мирового

До самых звезд прошел девятый вал...

Откройся, мысль! Стань музыкою, слово,

Ударь в сердца, чтоб мир торжествовал!

[Рона]

Шестидесятые годы - это очень длинное десятилетие.

Целых 15 лет - с 1958 по 1972 год.

Начиналось оно изданием романа Бориса Пастернака

"Доктор Живаго" и смертью Николая Заболоцкого, а закончилось распадом СМОГа и "лианозовцев" и отъездом Бродского за границу.

Инна Лиснянская

***

Забвенья нету сладкого,

Лишь горькое в груди, -

Защиты жди от слабого,

От сильного не жди.

Такое время адово

На нынешней Руси -

Проси не у богатого,

У бедного проси.

Наглядны все прозрения,

Все истины просты, -

Не у святых прощения,

У грешников проси.

1967

Глеб Горбовский

* * *

Лампа керосиновая у тебя в избе.

Стаи лет я думаю

только о тебе.

Водишь карандашиком

острым по письму,

как по неотступному сердцу моему.

В печке твоей временной

вымерли дрова...

...Двадцатитрехлетняя

ты моя вдова!

Захоронен в памяти я твоей давно,

точно неудавшийся

эпизод кино,

как пожар потушенный

вовремя,

без бед...

Свет мой керосиновый,

самый яркий свет.

Леонид Иоффе

***

А на сердце и смутно и темно.

и лица дальние, на малый срок таимые,

светают в нас как пятна лебединые —

и милые и несоединимые

в единое и милое одно.

Их дарственную плавность унеся

в условные примысленные травы,

привидятся нам ласковые нравы,

привидятся, приви... приви-дят-ся.

И тесное бескрылие спадет,

и словно сотворенные пернатыми,

мы круг дадим над степью, а потом

добро и зло полетами порадуем.

И складное присутствие людей

и равновесие прекрасное

рук и мотыг, пичуг и ястребов

упрочится на пестроте.

***

Я хочу спрятаться под самый прочный пласт

и сжаться до немыслимых размеров,

чтоб незаметному на кручах этих серых

влачить присутствие, чужих не зная глаз.

Потом свои зрачки расширить и напрячь

и разобрать, как перепутаны поступки,

как невозможно заржавели наши сутки,

и жутким словом заряжается пугач.

А стоит выпалить — загублен чей-то взор,

а стоит выпалить — ославлен чей-то жребий,

и губы собраны в обидчивый узор,

а зори лишними куражатся на небе.

Пусть кровной спелостью наш преисполнен стон,

наследной спелостью, живет еще за нами —

красив, и грозен, и безжалостен сей дом —

наш дом земной, где вместе бьемся над азами,

где воздух ловим, словно рыбы, ловим ртами

вместе и порознь и снова бездны ждем.

1968

Александр Кушнер.

* * *

Быть нелюбимым, Боже мой,

Какое счастье быть несчастным,

Идти по улице домой

С лицом потерянным и красным.

Какая мука, благодать —

Сидеть с закушенной губою,

Раз десять на день умирать,

И говорить с самим собою.

Какая сладкая тоска —

Как тень по комнате шататься,

Какое счастье ждать звонка

По месяцам и не дождаться.

Кто нам сказал, что мир у ног

Лежит в слезах, на всё согласен?

Он равнодушен и жесток,

Хотя воистину прекрасен.

Что с горем делать мне моим?

Спи, с головой в ночи укройся.

Когда б я не был счастлив им —

Я б разлюбил тебя, не бойся.

[Рона]

Роберт Рождественский

***

Я засыпал усердно

в преддверии

зари...

Вдруг постучало сердце,

негромко.

Изнутри.

И с самого начала

притронулось

к плечу:

«Я тридцать лет

молчало.

Поговорить

хочу...

Пересыхает лето.

Дожди приходят

редко...

Твоя

грудная

клетка

тонка,

а все же— клетка!

Она

кромешней ночи,

меня теснит

она!

Я

вечно

в одиночке.

А в чем

моя

вина?

Ворочаюсь —

живое,—

подсчитываю

дни.

Пусти меня

на волю!

Клетку

распахни!

Себе я крылья

выращу

и все сумею .

вынести...»

Стучится сердце:

«Выпусти!!.»

А как его я

выпущу?

Вадим Шефнер

Лес осенью

Словно касса без кассира,

Всем открыт осенний лес.

Простодушно и красиво

Листья падают с древес.

Он за легкие минуты,

За период голубой

Платит чистою валютой,

Воздает самим собой.

Не советуясь со мною,

Сыплет листья наугад

И не знает, что весною

Будет сызнова богат.

[Рона]

Анна Ахматова

Владимиру Нарбуту

Это - выжимки бессонниц,

Это - свеч кривых нагар,

Это - сотен белых звонниц

Первый утренний удар...

Это - теплый подоконник

Под черниговской луной,

Это - пчелы, это - донник,

Это - пыль, и мрак, и зной.

9.

Осипу Мандельштаму

Я над ними склонюсь, как над чашей,

В них заветных заметок не счесть -

Окровавленной юности нашей

Это черная нежная весть.

Тем же воздухом, так же над бездной

Я дышала когда-то в ночи,

В той ночи и пустой и железной,

Где напрасно зови и кричи.

О, как пряно дыханье гвоздики,

Мне когда-то приснившейся там, -

Это кружатся Эвридики,

Бык Европу везет по волнам.

Это наши проносятся тени

Над Невой, над Невой, над Невой,

Это плещет Нева о ступени,

Это пропуск в бессмертие твой.

Это ключики от квартиры,

О которой теперь ни гугу...

Это голос таинственной лиры,

На загробном гостящей лугу.

10.

Многое еще, наверно, хочет

Быть воспетым голосом моим:

То, что, бессловесное, грохочет,

Иль во тьме подземный камень точит,

Или пробивается сквозь дым.

У меня не выяснены счеты

С пламенем, и ветром, и водой...

Оттого-то мне мои дремоты

Вдруг такие распахнут ворота

И ведут за утренней звездой.

1960

Борис Слуцкий

Величие души

А как у вас с величием души?

Все остальное, кажется, в порядке,

но, не играя поддавки и прятки,

скажите, как с величием души?

Я знаю, это нелегко, непросто.

Ответить легче, чем осуществить.

Железные канаты проще вить.

Но как там в отношеньи благородства?

А как там с доблестью, геройством,

славой?

А как там внутренний лучится свет?

Умен ли сильный,

угнетен ли слабый?

Прошу ответ.

[Рона]

Семен Липкин

Улица Печали

Говорливый, безумный базар воробьев

На деревьях - свидетелях древних боев,

Вавилонская эта немая тоска

Потемневшего известняка.

Эта улица, имя которой Печаль,

И степная за ней безысходная даль,

Тишина и тепло, лишь одни воробьи

Выхваляют товары свои.

Да сидят у подвала с газетой старик

И старуха, с которой болтать он приык,

И смотрю я на них, и текут в забытьи

Бесприютные слезы мои.

1959

Арсений Тарковский

Шекспир - Эсхил

Что трагедия Шекспира,

Фортинбрасова труба,

Если гасит факел пира

Настоящая судьба,

Разлучает с гордой речью

Твой святой бескровный рот

И прямую человечью

Круче лука спину гнет?

А покуда сердце пило

Зрелый хмель счастливых сил,

Почему же ты Эсхила

Помянуть стихом забыл?

Никакого Эльсинора,

Сосны, сумерки да снег.

Человека вместо хора

Обступил двадцатый век.

У Эсхила это было:

Только правда и судьба,

Да скалистая могила

Непокорного раба.

1960

Андрей Вознесенский

Возвращение в Сигулду

Отшельничаю, берложу,

отлеживаюсь в березах,

лужаечный, можжевельничий,

отшельничаю,

отшельничаем, нас трое,

наш третий всегда на стреме,

позвякивает ошейничком,

отшельничаем,

мы новые, мы знакомимся,

а те, что мы были прежде,

как наши пустые одежды,

валяются на подоконнике,

как странны нам те придурки,

далекие, как при Рюрике

(дрались, мельтешили, дулись),

какая все это дурость!

А домик наш в три окошечка

сквозь холм в лесовых массивах

просвечивеет, как косточка

просвечивает сквозь сливу,

мы тоже в леса обмакнуты,

мы зерна в зеленой мякоти,

притягиваем, как соки,

все мысли земли и шорохи,

как мелко мы жили, ложно,

турбазники сквозь кустарник

пройдут, постоят, как лоси,

растают,

умаялась бегать по лесу,

вздремнула, ко мне припавши,

и тенью мне в кожу пористую

впиталась, как в промокашку,

я весь тобою пропитан,

лесами твоими, тропинками,

читаю твое лицо,

как легкое озерцо,

как ты изменилась, милая,

как ссадина, след от свитера,

но снова как разминированная —

спасенная? спасительная!

ты младше меня? Старше!

на липы, глаза застлавшие,

наука твоя вековая

ауканья, кукованья,

как утра хрустальны летние,

как чисто у речки бисерной

дочурка твоя трехлетняя

писает по биссектриске!

«мой милый, теперь не денешься,

ни к другу и ни к врагу,

тебя за щекой, как денежку,

серебряно сберегу»,

я думал, мне не вернуться,

гроза прошла, не волнуйся,

леса твои островные

печаль мою растворили,

в нас просеки растворяются,

как ночь растворяет день,

как окна в сад растворяются

и всасывают сирень,

и это круговращение

щемяще, как возвращенье...

Куда б мы теперь ни выбыли,

с просвечивающих холмов

нам вслед

улетает

Сигулда,

как связка

зеленых

шаров!

[Рона]

Илья Сельвинский

Заклинанье

Позови меня, позови меня,

Позови меня, позови меня!

Если вспрыгнет на плечи беда,

Не какая-нибудь, а вот именно

Вековая беда-борода,

Позови меня, позови меня,

Не стыдись ни себя, ни меня -

Просто горе на радость выменяй,

Растопи свой страх у огня!

Позови меня, позови меня,

Позови меня, позови меня,

А не смеешь шепнуть письму,

Назови меня хоть по имени -

Я дыханьем тебя обойму!

Позови меня, позови меня,

Поз-зови меня...

1958

Илья Сельвинский

***

Я слоняюсь в радости недужной,

Счастье ты мое, моя тоска...

Ничего мне от тебя не нужно -

Ни дыхания, ни шепотка,

Ни твоих ладошек полудетских,

Из которых пил бы я тепло,

Ни полупоклонов ваших дерзких,

Будто мне подаренных назло.

Не голубка - ты скорее сокол,

И тебя стрелою не добыть.

Но ведь оттого, что ты высоко,

Женщиной не перестала быть, -

И мое далекое страданье,

Стиснутое, сжатое толпой,

Розой,

окровавленной

в стакане,

Будет полыхать перед тобой.

1958

Иосиф Бродский

--------

* * *

Мы незримы будем, чтоб снова

в ночь играть, а потом искать

в голубом явлении слова

ненадежную благодать.

До того ли звук осторожен?

Для того ли имен драже?

Существуем по милости Божьей

вопреки словесам ворожей.

И светлей неоржавленной стали

мимолетный овал волны.

Мы вольны различать детали,

мы речной тишины полны.

Пусть не стали старше и строже

и живем на ребре реки,

мы покорны милости Божьей

крутизне дождей вопреки.

Илья Сельвинский

***

Счастье - это утоление боли.

Мало? Но уж в этом все и вся:

Не добиться и ничтожной доли,

Никаких потерь не понеся;

Гнев, тоска, размолвки и ралуки -

Все готово радости служить!

До чего же скучно было б жить,

Если б не было на свете муки...

1961

[Рона]

Илья Сельвинский

Человек выше своей судьбы

Что б ни случилось – помни одно:

Стих – тончайший громоотвод!

Любишь стихи –

не сорвёшься на дно:

Поэзия сыщет, поймёт, позовёт.

Живи,

искусства не сторонясь.

Люди без лирики как столбы.

Участь наша ничтожнее нас:

Человек

выше своей судьбы.

1960

[Рона]

Илья Сельвинский

Данте

Какое мне дело до гвельфов и гибеллинов.

До ада, чистилища, рая – какое мне дело?

Но почему же, всю эту ветошь отринув.

Читая поэму, я напряжён до предела?

Вот его тень в органных сводах анданте,

Вот подымается он по ударам пульса,

Вот он явился, военный монах, Данте,

Лавровый венок терновым венцом обернулся.

Как звучно поёт музыкальная эта книга!

Во флейте Флоренции отблеск медной латыни.

В ней много пепла, но много душевной теплыни,

А сколько пламени против тиранского ига...

Быть может, когда-нибудь рухнут органные своды,

Заржавеет медь, и флейты охрипнет рулада,

Но вечной останется Дантова жажда свободы,

Покуда земля – видения Дантова ада.

1965

Ода воде

Люблю я воду. Ведь она живая!

Послушай, как грассирует ручей,

Когда, весною скорость развивая,

Он осуждает карканье грачей.

А как порой гремит вода из крана,

Тарелки разбивая в прах и пух!

Я слышу в ней военный стих Корана

В ответ на бормотание стряпух.

Вода, вода... Во-первых и в-последних,

Она твой друг, какую ни возьми!

Вода – великолепный собеседник,

Когда нельзя поговорить с людьми.

1966

из цикла

«Давайте

помечтаем о

бессмертье»

А я думаю так...

Материя в сумме своей конечна.

Материя времени не чета:

Она ограниченна, и, конечно,

Её можно было бы всю сосчитать.

Вода подымается к небу в тумане,

Но где-нибудь опадёт всегда:

Над Волгой, в Киеве ли, за Таманью...

А это одна и та же вода.

Откуда же взяться другой? Ведь в сумме

Не сдвинешь материю ни на пядь.

Тихой росой или в блеске и шуме

Вода, испарившись, прольётся опять.

Люди и рыбы, звери и птицы,

Подобно схеме вращения вод,

Умирают, чтоб возродиться,

Вечный свершая круговорот.

Жил Хафиз, появился Байрон.

За ним Рембо, Есенин вослед –

Один пастушонок, другой – барин,

Но это один и тот же поэт.

1964–1966

[Рона]

Николай Авсеев.

Когда приходит в мир...

Когда приходит в мир великий ветер,

против него встаёт, кто в землю врос,

кто никуда не движется на свете,

чуть пригибаясь под напором гроз.

Неутомимый, яростный, летящий,

валя и разметая бурелом,

он пред стеной глухой дремучей чащи

сникает перетруженным крылом.

И, не смирившись с тишиной постылой,

но и не смогши бушевать при ней,

ослабевает ветер от усилий,

упавши у разросшихся корней.

Но никакому не вместить участью

того, что в дар судьба ему дала:

его великолепное несчастье,

его незавершённые дела.

1960-е годы.

[Рона]

Борис Заходер.

Предисловие

Листки... Эскизы -- не полотна...

Ну что ж, беда невелика:

Пусть мимолетна ты, строка,

Но что, скажи, не мимолетно?

Всему, всему отмерен срок,

Отмерен срок самой Вселенной,

Где мы читаем между строк --

Усмешку вечности мгновенной...

[Рона]

Для души

Роберт Рождественский

Люб-

(Воздуха!

Воздуха!

Самую малость бы!

Самую-самую...)

лю!

(Хочешь, --

уедем куда-нибудь

заново,

замертво,

за море?..)

Люб-

(Богово -- богу,

а женское -- женщине

сказано,

воздано.)

лю!

(Ты покоренная.

Ты непокорная...

Воздуха!

Воздуха!)

Люб-

(Руки разбросаны.

Губы закушены.

Волосы скомканы.)

лю!

(Стены расходятся.

Звезды, качаясь,

врываются в комнаты.)

Люб-

(В загнанном мире

кто-то рождается,

что-то предвидится...)

лю!

(Где-то

законы,

запреты,

заставы,

заносы,

правительства...)

Люб-

(Врут очевидцы,

сонно глядят океаны остывшие.

лю!

(Охай, бесстрашная!

Падай, наивная!

Смейся, бесстыжая!)

Люб-

(Пусть эти сумерки

станут проклятием

или ошибкою...)

лю!

(Бейся в руках моих

каждым изгибом

и каждою жилкою!)

Люб-

(Радостно всхлипывай,

плачь и выскальзывай,

вздрагивай,

жалуйся!..)

лю!

(Хочешь -- уедем?

Сегодня? --

пожалуйста.

Завтра? --

пожалуйста!)

Люб-

(Царствуй, рабыня!

Бесчинствуй, учитель!

Неистовствуй, женщина!)

лю!

(Вот и глаза твои.

Жалкие,

долгие

и сумасшедшие!..)

Люб-

(Чертовы горы уставились в небо

темными бивнями.)

лю!

(Только люби меня!

Слышишь,

люби меня!

Знаешь,

люби меня!)

Люб-

(Чтоб навсегда!

Чтоб отсюда -- до гибели...

Вот оно...

Вот оно...)

лю!

(Мы никогда,

никогда не расстанемся...

Воздуха...

Воздуха!..)

[Рона]

Вознесенский

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,

Былых возлюбленных на свете нет.

Есть дубликаты - как домик убранный,

Где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,

И расположенные на холме

Две рощи - правая, а позже левая -

Повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,

Как будто в стереоколонках двух,

Все, что ты сделала и что я сделаю,

Они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,

Ложное эхо предложит чай,

Ложное эхо оставит на ночь,

Когда ей надо бы закричать:

"Не возвращайся ко мне, возлюбленный,

Былых возлюбленных на свете нет,

Две изумительные изюминки,

Хоть и расправятся тебе в ответ..."

А завтра вечером, на поезд следуя,

Вы в речку выбросите ключи,

И роща правая, и роща левая

Вам вашим голосом прокричит:

"Не покидайте своих возлюбленных.

Былых возлюбленных на свете нет..."

Но вы не выслушаете совет.

[Рона]

Роберт Рождественский

Я в глазах твоих утону - Можно?

Ведь в глазах твоих утонуть - счастье!

Подойду и скажу - Здравствуй!

Я люблю тебя очень - Сложно?

Нет не сложно это, а трудно.

Очень трудно любить- Веришь?

Подойду я к обрыву крутому

Падать буду - Поймать успеешь?

Ну, а если уеду - Напишешь?

Только мне без тебя трудно!

Я хочу быть с тобою - Слышишь?

Ни минуту, ни месяц, а долго

Очень долго, всю жизнь- Понимаешь?

Значит вместе всегда - Хочешь?

Я ответа боюсь- Знаешь?

Ты ответь мне, но только глазами.

Ты ответь мне глазами - Любишь?

Если да, то тебе обещаю,

Что ты самым счастливым будешь.

Если нет, то тебя умоляю

Не кори своим взглядом, не надо,

Не тяни за собою в омут,

Но меня ты чуть-чуть помни...

Я любить тебя буду - Можно?

Даже если нельзя... Буду!

И всегда я прийду на помощь,

Если будет тебе трудно!

[Рона]

Николай Заболоцкий

Очарована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты, словно в оковы закована,

Драгоценная ты моя женщина.

Не веселая, не печальная,

Словно с темного неба сошедшая,

Ты и песнь моя, обручальная

И звезда ты моя сумасшедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,

Обниму их с неистовой силою,

И слезами, и стихотвореньями

Обожгу тебя, добрую, милую.

Что не сбудется - позабудется,

Что не вспомнится - то не исполнится,

Так чего же ты плачешь, красавица,

Или мне это просто чудится?

Очарована, околдована,

С ветром в поле когда-то повенчана,

Вся ты, словно в оковы закована,

Драгоценная ты моя женщина.

[Рона]

Андрей Вознесенский

ВАЛЬС ПРИ СВЕЧАХ

Любите при свечах,

танцуйте до гудка,

живите - при сейчас,

любите - при когда?

Ребята - при часах,

девчата при серьгах,

живите - при сейчас,

любите - при Всегда,

прически - на плечах,

щека у свитерка,

начните - при сейчас,

очнитесь - при всегда.

Цари? Ищи-свищи!

Дворцы сминаемы.

А плечи все свежи

и несменяемы.

Когда? При царстве чьем?

Не ерунда важна,

а важно, что пришел.

Что ты в глазах влажна.

Зеленые в ночах

такси без седока...

Залетные на час,

останьтесь навсегда...

[alex]

Анна Ахматова

Владимиру Нарбуту

Это - выжимки бессонниц,

Это - свеч кривых нагар,

Это - сотен белых звонниц

Первый утренний удар...

Это - теплый подоконник

Под черниговской луной,

Это - пчелы, это - донник,

Это - пыль, и мрак, и зной.

9.

Осипу Мандельштаму

Я над ними склонюсь, как над чашей,

В них заветных заметок не счесть -

Окровавленной юности нашей

Это черная нежная весть.

Тем же воздухом, так же над бездной

Я дышала когда-то в ночи,

В той ночи и пустой и железной,

Где напрасно зови и кричи.

О, как пряно дыханье гвоздики,

Мне когда-то приснившейся там, -

Это кружатся Эвридики,

Бык Европу везет по волнам.

Это наши проносятся тени

Над Невой, над Невой, над Невой,

Это плещет Нева о ступени,

Это пропуск в бессмертие твой.

Это ключики от квартиры,

О которой теперь ни гугу...

Это голос таинственной лиры,

На загробном гостящей лугу.

10.

Многое еще, наверно, хочет

Быть воспетым голосом моим:

То, что, бессловесное, грохочет,

Иль во тьме подземный камень точит,

Или пробивается сквозь дым.

У меня не выяснены счеты

С пламенем, и ветром, и водой...

Оттого-то мне мои дремоты

Вдруг такие распахнут ворота

И ведут за утренней звездой.

1960

Иосифу Сталину

И Вождь орлиными очами

Увидел с высоты Кремля,

Как пышно залита лучами

Преображенная земля.

И с самой середины века,

Которому он имя дал,

Он видит сердце человека,

Что стало светлым, как кристалл.

Своих трудов, своих деяний

Он видит спелые плоды,

Громады величавых зданий,

Мосты, заводы и сады.

Свой дух вдохнул он в этот город,

Он отвратил от нас беду, —

Вот отчего так тверд и молод

Москвы необоримый дух.

И благодарного народа

Вождь слышит голос:

«Мы пришли

Сказать, — где Сталин, там свобода,

Мир и величие земли!»

[Ирэна]

Анна Ахматова

Иосифу Сталину

А это вы к чему? Многие художники в то время были вынуждены прославлять вождя, чтобы спасти от гибели своих близких. Ну а в конкретном случае... Если учесть смерть мужа Ахматовой, Николая Гумилева, и арест сына - Льва Гумилева, кто посмеет ее осуждать?

Анна Ахматова Реквием (фрагмент)

Нет! и не под чуждым небосводом

И не под защитой чуждых крыл, —

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

– А это вы можете описать?

И я сказала:

– Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957 г., Ленинград

ПОСВЯЩЕНИЕ

Перед этим горем гнутся горы,

Не течет великая река,

Но крепки тюремные затворы,

А за ними «каторжные норы»

И смертельная тоска.

Для кого-то веет ветер свежий,

Для кого-то нежится закат —

Мы не знаем, мы повсюду те же,

Слышим лишь ключей постылый скрежет

Да шаги тяжелые солдат.

Подымались как к обедне ранней,

По столице одичалой шли,

Там встречались, мертвых бездыханней,

Солнце ниже, и Нева туманней,

А надежда все поет вдали.

Приговор… И сразу слезы хлынут,

Ото всех уже отделена,

Словно с болью жизнь из сердца вынут,

Словно грубо навзничь опрокинут,

Но идет… Шатается… Одна.

Где теперь невольные подруги

Двух моих осатанелых лет?

Что им чудится в сибирской вьюге,

Что мерещится им в лунном круге?

Им я шлю прощальный мой привет.

Март 1940

ВСТУПЛЕНИЕ

Это было, когда улыбался

Только мертвый, спокойствию рад.

И ненужным привеском качался

Возле тюрем своих Ленинград.

И когда, обезумев от муки,

Шли уже осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки,

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

1

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе… Не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

Осень 1935, Москва

[alex]

А это вы к чему? Многие художники в то время были вынуждены прославлять вождя, чтобы спасти от гибели своих близких. Ну а в конкретном случае... Если учесть смерть мужа Ахматовой, Николая Гумилева, и арест сына - Льва Гумилева, кто посмеет ее осуждать?

А зачем же человека сразу в двоедушии подозревать ?Может она вполне искренне это писала?

Пусть миру этот день запомнится навеки,

Пусть будет вечности завещан этот час.

Легенда говорит о мудром человеке,

Что каждого из нас от страшной смерти спас.

Ликует вся страна в лучах зари янтарной,

И радости чистейшей нет преград, -

И древний Самрканд, и Мурманск заполярный,

И дважды Сталиным спасённый Ленинград.

В день новолетия учителя и друга

Песнь светлой благодарности поют –

Пускай вокруг неистовствует вьюга

Или фиалки горные цветут.

И вторят городам Советского Союза

Всех дружеских республик города

И труженики те, которых душат узы,

Но чья свободна речь и чья душа горда.

И вольно думы их летят к столице славы.

К высокому Кремлю – борцу за вечный свет,

Откуда в полночь гимн несётся величавый

И на весь мир звучит, как помощь и привет

[Ирэна]

А зачем же человека сразу в двоедушии подозревать ?Может она вполне искренне это писала?

А вы обратили внимание на то, что строчки Реквиема написаны в то же самое время?

Тока вы так и не ответили, что именно хотели сказать, процитировав именно эти стихи

[alex]

Обратил .И о чём это говорит?Да ничего не хотел ,процитировал и всё.