Сергей Есенин.

Рона · 17 Сентября 2013

Сергей Есенин. Часть II: "... Отчего прослыл он хулиганом?"

Сергей Есенин. Часть II: "…Отчего прослыл он хулиганом?"

источник

Я тенью иду за Есениным,

Сначала в деревню, потом в Москву,

Из настоящего времени

В прошлое – видеть хочу наяву.

/автор/

"Сережка!" – демонстративно обнимали его декаденствующие поэты, желая получить от общения с Есениным свой маленький кусочек славы. И, стараясь увести его в укромный уголок, и таинственно шептались на глазах общества, подчеркивая, таким образом, свою близость на людях. "Сережа!" и публично лезли целоваться. А потом за его спиной они же с ноющим чувством зависти сродни зубной боли станут клеймить его "хулиганом", "пьяницей", "скандалистом", навешивать ярлыки мстительности и обидчивости, и приписывать собственные недостатки Сергею. Словно чья-то рука водила, чьей-то мыслью следила за поэтом. То ли с разрешения, а может быть, и по указанию легко провоцировались скандалы. А каким же он был на самом деле? И вот уже в его стихах слышен ответ:

Залегла забота в сердце мглистом:

Отчего прослыл я хулиганом? Чувствуете? И дальше:

Не злодей я и не грабил лесом,

Не расстреливал несчастных по темницам … Этой строчке есть объяснение: Есенин знал о расстрелах в ЧК, в застенках которого и сам побывал.

В 1925 году в разговоре с Рюриком Ивневым Есенин спросил: "…. И что им от меня надо? Откуда берется эта злоба? Ну, скажи, разве я такой человек, которого надо ненавидеть?"

И дальше Есенин совершенно спокойно продолжил:

"- Нет, я шучу. Ты просто хорошо меня знаешь. А ведь меня не все знают хорошо. Думают, что хорошо знают, а... совсем не знают и не понимают. Есть люди, на которых я не мог бы замахнуться, если бы они даже... ударили меня.

После небольшой паузы он добавил:

- Но, правда, таких людей было очень мало. Наперечет".

Есенин по воспоминаниям друзей, близких и родных не был никогда ни мелочным, ни мстительным. По благородству души своей они не мог позволить себе искать союзников для борьбы с бывшими друзьями.

"Я такой же, как вы, пропащий,

Мне теперь не уйти назад".

Действительно ли такой пропащий? Или есть все-таки объяснение его поступкам. Что нам известно из книг, журналов, газет? Был скандалистом. Допускаю. Но каждому скандалу есть причина или объяснение. В конце концов, любой конфликт можно погасить или раздуть до яркого пламени, доведя жертву до бешенства. И мне кажется, Есенин был жертвой конфликтов. О чем он и сам неоднократно говорил.

Время было смутное, и некоторым образом нетрезвое состояние смягчало обстоятельства поступков. Есенин многократно, как по разыгранному сценарию, попадал в милицию, и чтобы избежать уголовного наказания использовал этот фактор - писал в своих показаниях, что поведение его вызвано "нетрезвым состоянием". Способ не очень хороший. Но это был выход. Уж слишком часто и быстро появлялась рядом милиция, словно по взмаху волшебной палочки.

В своих воспоминаниях родные, близкие настоящие друзья Есенина подтверждают, да "срывы" были, но не так часто. Надежда Вольпин замечает: "…во время застолья в "Стойле Пегаса" поэт "пьет мало (как обычно, только вино – не водку)". Известный поэт, пообщаться с ним накоротке – желающих было много, а за его счет и подано. Особенно в то время. Под видом друзей общались с ним и провокаторы. Как-то подозрительно быстро, почти всегда, "друзья" исчезали с места происшествия, а к приходу милиции оставался только Есенин. И вот уже составляется протокол. По мнению современников, иногда Есенин был не настолько пьян, чтобы нужна была милицейская помощь.

%D0%9F%D0%BE%D1%80%D1%82%D1%80%D0%B5%D1%82%20%D0%95%D1%81%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD%D0%B0.%20%D0%A0%D0%B8%D1%81.%20%D0%92.%20%D0%A1%D0%BA%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B1%D0%B5%D0%B5%D0%B2.jpg?640_586

Очень часто такие скандалы происходили, когда Есенин находился в компании "трех друзей"-литераторов, уж они-то старались раззадорить Сергея, вместо того, чтобы успокоить его. Когда Сергей ездил в другие города, то все свои неурядицы он разрешал самостоятельно. И только в его любимом городе Москве милиция дышала в спину Есенину – на него было заведено 13 уголовных дел. Побывал он несколько раз в тюрьме ВЧК. Такая закономерность только подтверждает факт провокаций в отношении Поэта.

Приведу другой эпизод, характеризующий истинное отношение окружающих "друзей". Однажды Клычков, Орешин и Ганин (та самая компания) буквально затащили Есенина в пивную, да еще принесли водку, смешали с пивом и угостили поэта. Собутыльникам ничего, а Есенин захмелел. И как в детективном сценарии за соседним столиком оказался молодой человек, подозрительно слушающий спор поэтов. Троица начинает провоцировать Есенина против молодого человека. Эмоциями Есенин, выросший на природе, вдали от городских интриг, владел плохо. И поддавался на провокации. Троица не заплатив как всегда по счету, пытались убежать. Но им преградили путь. Об этом эпизоде в воспоминаниях написал Матвей Ройзман и много шума подняли журналисты в газетах.

Свою биографию Сергей Есенин скрывал тщательно. Свои настоящие чувства тоже сознательно скрывал за шутейностью "озорного гуляки". Каких только сплетен только не сочиняли о Поэте. Даже солдатская служба также стала основой фантастических вымыслов. Его называли новым Распутиным. Оказывается Есенин, когда служил в армии, на одном из концертов 22 июля 1916 года читал свои стихи в Царскосельском лазарете. Присутствовала императрица, и после концерта она произнесла представленному ей Есенину: "стихи красивые, но очень грустные". И наградила золотыми часами. Часов Есенин не получил. Ломан вручил Есенину обычные часы, а золотые оставил себе. Но фантазии у сплетников безграничны…

Бывший друг Есенина А. Б. Мариенгоф - совладелец кафе, книжного магазина на Большой Никитской, - развалил и обанкротил их с Есениным совместное предприятие (или он присвоил деньги, когда Есенин уезжал за границу) - вскоре стал завидовать славе Поэта. И этот же "друг" после гибели Есенина в "Романе без вранья" описывает поступки Сергея, события, свидетелями которых он был, в самом неприглядном виде, обвиняет его пустозвоном, мстительным и обидчивым, болезненно мнительным человеком. Да и что мог написать еще такой друг, который фактически вместе с друзьями разрушил семейную жизнь Есенина с Зинаидой Райх. Друзья поэта с большой неприязнью относились к Зинаиде Райх. Мариенгоф и Зинаида невзлюбили друг друга. Помогали Мариенгофу А. Ганин, П. Орешин, С. Клычков. "Задирали" они Сергея, называя Зинаиду Николаевну инородкой.

Так Сергей оказался между двух огней. После очередной ссоры Зинаида ушла от него. Но чувство искренней любви осталось у обоих. Есенин и Зинаида встречались. И кто знает, может быть, когда-нибудь они и продолжили бы совместную жизнь, чего так опасался Мейерхольд, страстно любивший свою жену. Если бы….

Свою "неловкую девочку" Есенин любил всю жизнь, о чем можно прочитать в его стихах.

"Вы помните, вы все, конечно, помните".

"Она придет, даю тебе поруку.

И без меня, в ее уставясь взгляд,

Ты за меня лизни ей нежно руку

За все, в чем был и не был виноват."

Простите мне.. Я знаю: вы не та —

Живете вы с серьезным, умным мужем,

Что не нужна вам наша маета,

И сам я вам ни капельки не нужен.

Живите так, Как вас ведет звезда,

Под кущей обновленной сени.

С приветствием Вас помнящий всегда

Знакомый ваш Сергей Есенин.

Есенин очень любил своих детей, скучал по ним, о чем неоднократно делился с друзьями. Фото детей всегда были с ним. Зинаида Райх тоже всегда считала, "что самое главное и самое страшное в ее жизни – это Сергей".

А. М. Горький, видевший Есенина лично, возмущался злостным изображением Есенина.

И действительно! Сергей Есенин был обаятельным, умным человеком, он хорошо знал жизнь, людей и литературу.

"…необычайная доброта, необычайная мягкость, необычайная чуткость и повышенная деликатность. … повышенная душевная чуткость" поражала не только Андрея Белого. Свидетельств душевной чуткости, внимания к людям, заботы, помощи Есенина немало. С. С. Виноградская вспоминает: "Их много приходило к нему, и в судьбе многих из них он принял немалое участие. Это было участие не только советом, он оказывал многим жизненную поддержку. При своей неустроенной, безалаберной, бесшабашной жизни он находил все же время заняться этими младшими друзьями, учениками. Бездомные, без денег, они находили у него приют, ночлег, а ко многим он настолько привязывался, что втягивал их в свою жизнь. Они уже тогда являлись не только его учениками, но и необходимыми атрибутами его личной жизни, поездок, хождений по редакциям..."

%D0%B5%D1%81%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD%20%D0%B8%20%D1%80%D0%B0%D0%B9%D1%85.jpg?1620_1040

И. В. Грузинов, друг Есенина, писал: "Есенин в стихах никогда не лгал... Всякая черточка, маленькая черточка в его стихах, если стихи касаются его собственной жизни, верна. Сам поэт неоднократно указывает на это обстоятельство, на автобиографический характер его стихов".

Всеволод Иванов - писатель, в воспоминаниях писал:

" Есенину: - Но ведь ты хулиганишь?

А Есенин ему в ответ " Как раз ровно настолько, чтобы ОНИ считали, что я пишу про себя, а не про НИХ. Они думают, что смогут меня учить и мной руководить, а сами-то с собой справятся, как ты думаешь? Я спрашиваю тебя об этом с тревогой, так как боюсь, что они совесть сожгут, мне ее жалко, она и моя!"

"Есенин избил ломового извозчика и милиционера!" вопили газеты в 1924 году. А причину, причину не назвали. А на самом деле было так. Сергей сидел в кафе и увидел, что ломовик нещадно избивает лошадь за то, что она не может вытянуть колесо нагруженной телеги, застрявшее в трамвайном рельсе. Вместо того, чтобы подтолкнуть телегу, освободить колесо милиционер стал наносить удары в живот коня с другой стороны. Согласитесь зрелище не слабонервных. Есенин, не долго думая, выскочил из кафе, захватив стул, и обломал его о спины и головы издевавшихся над животным. Вот такое острое чувство несправедливости.

В 1924 году зимой, в платежный день, Есенин пришел в Госиздат получить выписанный гонорар. Ему сказали, что в кассе денег нет. Он стал объяснять бухгалтеру, что у его родителей в Константинове сгорела изба, и ему пришлось построить новую. Бухгалтер слушал поэта, уплетая за обе щеки картофельные пирожки с мясом, и только пожимал плечами. Есенин снял шубу, шапку, повесил на гвоздь и, выйдя на середину комнаты, сказал, что сейчас прочтет свои стихи. Услышавший сотрудник крикнул: "Есенин читает стихи!" … Когда Есенин начал читать четвертое стихотворение, комната бухгалтерии и смежная с ней, и коридор были набиты не только служащими, но и посетителями Госиздата.

В это время заместитель директора позвонил по телефону в один из отделов — никто не отвечает; он в другой — не берут трубку; он в третий... Вызвал секретаршу, велел выяснить, в чем дело, а она сказала, что в бухгалтерии Есенин читает стихи, и попросила отпустить ее послушать поэта.

Разгневанное начальство позвонило по телефону в бухгалтерию, но ему не повезло, кто-то вытащил штепсель из телефонной розетки и поставил аппарат на подоконник. Начальство бросилось в бухгалтерию. А люди уже стояли на лестнице и никак не могли протиснуться хотя бы в коридор. Когда Сергей кончил читать стихотворение, начальство крикнуло бухгалтеру:

— Почему срываете работу издательства? Кто разрешил?

За бухгалтера ответил Сергей:

— Мне выписали деньги, а в кассе их нет. Вот я, чтобы в ожидании не скучать...

— Немедленно выплатить деньги! — гаркнуло начальство.

— Слушаюсь! — ответил, вытянувшись в струнку, бухгалтер-чиновник.

Сотрудники аплодировали Есенину.

— В следующий платежный день, если в кассе не будет денег, — сказал Сергей громко и строго, — буду читать стихи до позднего вечера...

Так он получил в кассе деньги.

Разве этот эпизод не показывает остроумие, благородство поэта и человека?

Из письма Есенина Ливкину: "12 августа 16 г." "Сегодня я получил Ваше письмо... Я только обиделся, не выяснив себе ничего, на вас за то, что вы меня и себя, но больше меня, поставили в неловкое положение. Я знал, что перепечатка стихов немного нечестность, но в то время я голодал, как, может быть, никогда, мне приходилось питаться на 3-2 коп. Тогда, когда вдруг около меня поднялся шум, когда Мережковские, Гиппиусы и Философов открыли мне свое чистилище и начали трубить обо мне, разве я, ночующий в ночлежке, по вокзалам, не мог не перепечатать стихи... Я был горд в своем скитании, то, что мне предлагали, отпихивал. Но я презирал их и с деньгами, и со всем, что в них есть, и считал поганым прикоснуться до них. поэтому решил перепечатать просто стихи старые, которые для них все равно были неизвестны."

Еще один друг был у Есенина. Городецкий С.М. Получив рекомендательную записку от А. А. Блока Есенин именно ему принес свои стихи, завязанные в деревенский платок. С первых же услышанных им строк он полюбил поэзию Есенина. А "Сергунька опять читал стихи. Застенчивая, счастливая улыбка не сходила с его лица. Он был очарователен со своим звонким озорным голосом, с барашком вьющихся льняных волос, синеглазый." Таким и нарисовал Есенина в первые же дни Сергей Митрофанович и повесил его портрет, который потом исчез. Портрет Есенина можно разглядеть лишь на фотографии Мурашева.

Прошло много лет и уже голодный Городецкий приезжает на постояную работу в зимнюю Москву. Никого из близких нет, кроме Есенина, которому поэт помогал в Петрограде. Городецкий находит кафе. Обрадованный его появлением Сергей с наивной щедростью старается согреть его в зимний день встречи: "Ешь все, и еще будет" и "сколько хочешь". Пирожные, желудевый кофе с молоком – 1921 голодный год. А Есенин взахлеб рассказывает все свои новости, о новой теоретической книге, о своих стихах, о поэзии… Городецкого тогда поразило мастерство Есенина читать свои стихи.

Сестра Катя. Она очень любила Сергея и в своих воспоминаниях характеризует брата, как веселого, красивого, нарядного человека. Сергей плел сестре Шуре "костюмы из цветов (он умел из цветов с длинными стеблями делать платья и разных фасонов шляпы) и приносил ее домой всю в цветах." Вы только представьте – платье из настоящих живых цветов!

Сестра Шура вспоминала, как "Сергей привез нам с Катей по платью: Кате розовое из крепа с затейливой каймой, а мне из белого зефира с кружевной кокеткой и с большим голубым шелковым поясом, который завязывался бантом. Привозил он нам сандалии, чулки в резиночку, которых в деревне тогда не было: все носили тряпичные тапочки кустарной работы и чулки своей вязки". По словам сестры Шуры, "Сергей был вспыльчивый. Но, вспылив, он тотчас же отходил - сердиться долго не мог. Был опрятным, любил часто мыть голову. Любил хорошо одеваться сам, и любил когда окружающие его люди тоже были хорошо одеты. Любил поделиться с близкими людьми своими мыслями, своими новыми стихами, подчас и теми, над которыми еще работал.

О своих родителях, сестрах Сергей заботился с теплой нежностью. "За чаем Сергей спрашивает отца:

- Сколько надо присылать денег, чтобы вы по-человечески жили?

- Мы живем, как и все люди, спасибо за все, что присылал, если у тебя будет возможность, пришли сколько сможешь, - ответил отец."

В 1922-1923 годах Сергей был за границей. Отец Сергея болеет, не работает, сгорел дом. Да и прожив смолоду в городе, отец совсем отвык от деревенской жизни и умения работать в ней.

В письме к Кате Есенин пишет: "Во-первых, Шура пусть этот год будет дома, а ты поезжай учиться. Я тебе буду высылать пайки, ибо денег послать очень трудно..." И в конце: "Отцу и матери тысячу приветов и добрых пожеланий. Им я буду высылать тоже посылки..."

Без денежной помощи Есенина родители не могли бы построить после пожара новый дом. Отец с матерью купили маленькую шестиаршинную избушку и поставили ее в огороде, чтобы до постройки нового дома иметь свой угол, получив страховку за сгоревший дом. Дом начали строить только после приезда Сергея из-за границы. Откуда же была у Есенина доброта, нежность, сочувствие и сопереживание? Трудно сказать. Мать была не строгой, но и неласковой. Больше гривенника нищему не подаст, но если случилась беда, первой шла на помощь. В годы гражданской войны в селе тиф и холера косил людей. Люди боялись в дом заходить, если знали, что там был больной. А мать Есенина навещала больных, помогала - кому сладенького, кому кисленького, другому варенья или сухарик сдобный. Сама не ела – несла больным. И словно за ее доброту в семье Есенина никто не заболел.

Любители литературных сплетен разносили стократно разукрашенные и перевранные истории.

С момента печати в 1914 году первого стихотворения Сергея Есенина до декабря 1925 года прошло 12 лет. Вот и весь период его творчества.

"Куда несет нас рок событий?"

1925 год. У Есенина большие планы на будущее. Надо издать полное собрание сочинений, работу над которым он планировал сделать самостоятельно. 7 декабря он послал телеграмму своему другу - ленинградскому поэту В. Эрлиху: "Немедленно найди две-три комнаты. 20 числах переезжаю жить Ленинград. Телеграфируй. Есенин".

По его планам в эти две-три комнаты вместе с ним должны были переехать сестры Шура и Катей с Наседкиным, которые зарегистрировали свой брак. Сергей был очень доволен этим сообщением, он уважал Василия Федоровича. Планировал в Ленинграде отпраздновать и их свадьбу.

Из-за преследования милиции Есенин спрятался в клинике у Ганнушкина – своего друга. Под предлогом каких-то дел 21 декабря Сергей ушел из клиники.

%D0%B5%D1%81%D0%B5%D1%81%D0%BD%D0%B8%D0%BD%20%D0%BC%D0%B0%D1%82%D1%8C.jpg?1900_1004

23 декабря он уезжает в Ленинград.

Из воспоминаний сестры Шуры: "Много дней подряд не переставая шел снег. В безветрии он ровным глубоким слоем лег на поля, на сельские улицы, на крыши домов. Сплошные серые облака были так низко, что, казалось, сползают на землю. Но 28 декабря как-то вдруг налетел порывистый ветер, закрутил и поднял вверх вихревыми столбами еще не слежавшийся снег с земли, а с крыш сбрасывал на землю. В воздухе все перемешалось и поднялась снежная буря. Вечером этого дня отец, мать, Катя и я были дома. На улице все еще бушевала метель, с визгом бросая в стекла окон снежную пыль, но в доме у нас было тихо и тепло, керосиновая лампа мягко освещала белую лежанку, иконы в переднем углу, золотящиеся бревна стен нашего еще нового дома. Забравшись с вечера на печку, мы с Катей так там и улеглись спать. А 29-го утром мама долго будила нас. Мы никак не могли проснуться, словно предчувствуя навалившееся на нас тяжелое горе. На улице все еще бушевала метель…"

Вот так природа, словно почувствовав, словно услышав его крики в ночи, пыталась дать знак, позвать на помощь своему певцу. Но Есенин был один….

Давным-давно в 1915 г. в Петрограде. .. На сцене стоял Сергей Есенин. Он удивительно задушевно читает свои стихи. Все слушали, затаив дыхание. Вдруг послышались тиканье, свист, звон разбитых бокалов, на сцену полетели апельсиновые корки. Юный поэт замолчал, на лице его застыла растерянная, по-детски беспомощная улыбка. А публика бесновалась, одни аплодировали, кричали "бис", другие свистели, ругались. Внезапно весь этот шум перекрыл глубокий спокойный голос:

- Стыдитесь, ведь перед вами прекрасный, настоящий поэт, быть может, будущий Пушкин! - с этими словами Александр Блок обнял Есенина за плечи и увел со сцены.

Когда-то в разговоре с отцом на его вопрос : "Кому нужны твои стихи? Кто их понимает?" Сергей ответил: "Э, папаша, меня поймут через сто лет".

"Вы спрашиваете, целен ли был, прям и ровен мой житейский путь? " (С. Есенин)

А я стою, как пред причастьем,

И говорю в ответ тебе:

Я умер бы сейчас от счастья,

Сподобленный такой судьбе.

Простодушный, наивный, благородный мальчик из деревни поднялся на вершину Поэзии и славы. Но городским снобам не хватило мудрого великодушия признать талант Сергея Есенина, пощадить репутацию и жизнь Поэта. Ноющее чувство зависти сродни зубной боли одержало победу над разумом. Несправедливая горькая боль утраты! А у вас какое чувство вызывает судьба и стихи Поэта?

Автор: Лара Оболенская.

Рубрики: ЖЗЛ

Метки: Сергей Есенин часть2

http://www.liveinternet.ru/users/4593156/post286694015/

Рона · 17 Сентября 2013

Сергей Есенин. Часть I: " Я люблю этот город вязевый..."

Пятница, 09 Августа 2013 г. 06:20 + в цитатник

Сергей Есенин. Часть I: "Я люблю этот город вязевый… Я уеду в Москву…"

источник

"О Есенине столько написано,

Его творчество пересказано,

Его рощи в стихах не выцвели,

И легенда о нем не доказана…"

/стихи автора/

Удивительно, как мальчик, выросший в селе Константиново, среди полей и лугов, брошенный в 2-летнем возрасте матерью и отцом, проучившись 4 года в Константиновском училище, затем 3 года в Спас-Клепиковской церковно-учительской школе, вырос в поэта мирового масштаба.

При живых родителях Сергей ощущал себя сиротой, и от этого больнее было это чувство, чем настоящей сироте.

Наслушавшись в детстве народных сказок, песен да частушек от бабушки Натальи Евтихиевны, Есенин лет с 9 и сам увлекся сочинением стихов. Слушая деда по вечерам, который читал ему церковные книги, Сергей и свои стихи слагал духовные.

В 1910 году он пишет:

В шапке облачного скола,

В лапоточках, словно тень,

Ходит милостник Микола

Мимо сел и деревень.

На плечах его котомка,

Стягловица в две тесьмы,

Он идет, поет негромко

Иорданские псалмы…

Почти три года обучения в Спас-Клепиковской школе и "сознательного творчества"(сочинение стихов) во внеурочные часы, история русская и церковная, закон божий, география, рисование и дидактика, церковные службы, на которых присутствие было обязательным…. Есенина совсем не привлекала профессия учителя, воспитывающего учеников "в духе православия". Зато именно в этой школе Есенин познакомился с недозволенной литературой, здесь по вечерам в одной из комнат тайно велись беседы о прочитанных книгах. Обсуждали стихи Пушкина и Лермонтова, Некрасова и Кольцова. А потом читали свои стихи.

Сергей очень любил цветы. Им, своим друзья, посвящал он свои стихи:

Я не люблю цветы с кустов,

Не называю их цветами.

Хоть прикасаюсь к ним устами,

Но не найду к ним нежных слов.

Я только тот люблю цветок,

Который врос корнями в землю,

Его люблю я и приемлю,

Как северный наш василек.

А люди разве не цветы?

Всего неделю провел пятнадцатилетний Есенин в Москве, когда в июне 1911 года приезжал погостить к своему отцу – Александру Никитичу, который давно служил приказчиком в магазине купца Крылова в Замоскворечье. Но этого времени ему хватило, чтобы полюбить Москву навсегда.

"Я был в Москве всего неделю, потом уехал. Мне в Москве хотелось и побыть побольше, да домашние обстоятельства не позволили…" писал Сергей Есенин своему другу Грише По воспоминаниям современников Сергей был "среднего роста, худощавый, блондин, гладко причесанные по- ученически волосы с хохолком:

Блондинистый, почти белесый,

В легендах ставший как туман,

О Александр! Ты был повеса,

Как я сегодня хулиган.

Так как, несмотря на уговоры, продолжать обучение в Учительском институте Есенин отказался категорически, отец Есенина Александр Никитич вызывает сына в Москву к себе и устраивает его работать в контору своего хозяина. Останавливается Сергей в 24 доме, принадлежавшем купцу Крылову в Б.Строченовском переулке. Сейчас в этом здании находится музей С.А.Есенина. Сергея тянуло к творчеству. А отец не считал увлечение сына серьезным делом. Сын и отец поссорились. Сергей оставил работу в конторе и сразу же лишился поддержки отца. Из письма к другу Грише Панфилову: "…Был болен, с отцом неприятности. Теперь решено. Я один. Жить теперь буду без посторонней помощи…".

В поисках заработка юноша устраивается продавцом в книжный магазин на Страстной площади (Пушкинская площадь). Магазин ликвидируется, и Сергей лишается работы. Мысли о смысле бытия постоянно одолевают Есенина: "В чем состоит цель жизни?"

"Гриша, в настоящее время читаю Евангелие… Христос для меня совершенство. Но я не так верую, как другие. Те веруют из страха… А я чисто и свято, как в человека, одаренного светлым умом и благородством душою, как в образец последовании любви к ближнему. Жизнь. Я не могу понять ее назначения…"

Отец в марте 1913 года через своего знакомого все-таки помогает сыну устроиться на постоянную работу в типографию "Т-ва И.Д. Сытина" сначала в экспедицию, затем в корректорскую подчитчиком. Типография Сытина была одной из старейших и самых больших типографий не только в Москве, но и в России. 18 летний отзывчивый, пылкий поэт заражается общим революционным настроением и принимает живое участие в общественно-политических выступлениях сытинцев. Распространяет литературу среди рабочих, участвует в забастовках… В архивах Московского охранного отделения обнаружен документ, подтверждающий, что за Есениным (кличка "Набор"), велась тщательная слежка. В этой же типографии наконец печатает свое первое стихотворение "Береза":

Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой.

И стоит береза

В сонной тишине,

И горят снежинки

В золотом огне.

А заря, лениво

Обходя кругом,

обсыпает ветки

Новым серебром.

В течение полутора лет обучается в народном университете Шанявского на Миусской площади в Москве. Московский народный университет имени Л.А. Шанявского был создан в 1908 году по инициативе и на средства Л.А. Шанявского. Обучение там было бесплатное. Есенин очень любил Москву, он жил Москвой, он влюблялся в Москве.

О своей любви к городу "Московский озорной гуляка" искренне признается в своих стихах:

Да! Теперь — решено. Без возврата

Я покинул родные поля.

Уж не будут листвою крылатой

Надо мною звенеть тополя.

Низкий дом без меня ссутулится,

Старый пес мой давно издох.

На московских изогнутых улицах

Умереть, знать, судил мне бог.

Я люблю этот город вязевый,

Пусть обрюзг он и пусть одрях.

Золотая дремотная Азия

Опочила на куполах.

А когда ночью светит месяц,

Когда светит... черт знает как!

Я иду, головою свесясь,

Переулком в знакомый кабак.

/Цикл стихотворений "Москва кабацкая"/

Сергей Есенин ходит с друзьями в Художественный театр, на галерку. Романтичный реалист восхищается актерской игрой Качалова. Москвина, Книппер-Чеховой. Своим обаянием симпатичный юноша вызывает у окружающих внимание и интерес к себе. "Ты будешь желанным гостем в поэзии" говорила его однокурсница Мария Бауэр. В один воскресный день Есенин посетил Третьяковку. Смотрели Поленова и Левитана. Зарядье ему не понравилось. А "Левитан мне сродни. Идешь от одной картины к другой. И вот вспыхивает осень золотом берез и синью реки, грустит закат над омутом, задумался стог сена в вечерней тишине. Смотришь и думаешь: "Да ведь это все мое, родное, близкое мне с детства вошедшее в сердце…"

Помимо любви к Москве, у Поэта всегда была мечта о признании его как поэта:

Но, обреченный на гоненье,

Еще я долго буду петь...

Чтоб и мое степное пенье

Сумело бронзой прозвенеть.

Так обращается Есенин, стоя у памятника А.С. Пушкину.

"Москва неприветливая – поедем в Крым" пишет Есенин другу и уезжает в июне 1914 года в Ялту. Скорее всего Есенин покинул Москву из-за участия в демонстрации против войны 1914 года. Он приехал в Севастополь, город ему понравился, оттуда поехал в Ялту. Безденежье возвращает его в Москву, а затем и вовсе в деревню. Осенью Есенин снова возвращается в Москву. Попытался устроиться корректором в типографию Д. Чернышова и Н. Кобелькова в Банковском переулке. Но вскоре оттуда ушел и занялся только творчеством. Целыми днями писал стихи…

Несмотря на то, что его стихи печатаются в журналах "Мирок" и "Друг народа", газетах "Эхо" и "Сызранское утро" и др. Есенин решает ехать в Петроград:

"Нет! Здесь в Москве ничего не добьешься. Надо ехать в Петроград…. Все письма со стихами возвращают. Ничего не печатают. Нет, надо самому... Под лежачий камень вода не течет. Славу надо брать за рога. Поеду к Блоку. Он меня поймет…." пишет Есенин и Сергей едет в 1915 году в Петербург, чтобы "устроить" свои стихи. И встреча Есенина с Блоком, не сразу конечно, но состоялась. Блок услышал "песни души", первым признал поэта, его талант, и главное ввел его в большую литературу. Знакомство с Андреем Белым, Блоком, Клюевым, Городец оказывает на юношу огромное влияние.,. С 1914 года появляются стихотворения Есенина в журналах почти постоянно. До 17 года Есенин в Москве появляется чаще всего проездом.

В 1918 году Есенин возвращается в Москву, снова ставшую к тому времени столицей.

В новом периоде его московской жизни по возвращении Есенин развивает бурную деятельность, то хлопочет об образовании издательства, где бы печатали произведения российских писателей и поэтов, подписывает коллективные письма в правительство, объединял вокруг себя крестьянских поэтов. Помогает друзьям.

С 1921 г. много путешествует по Европе и Америке, вступив в брак с Айседорой Дункан. Поэта потрясла власть доллара на Западе и бездушность. "Пусть мы нищие, - писал он из Европы, - пусть у нас голод, холод... зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду…"

Не ругайтесь. Такое дело!

Не торговец я на слова.

Запрокинулась и отяжелела

Золотая моя голова.

Нет любви ни к деревне, ни к городу,

Как же смог я ее донести?

Брошу все. Отпущу себе бороду

И бродягой пойду по Руси.

***

Я московский озорной гуляка.

По всему тверскому околотку

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку.

Каждая задрипанная лошадь

Головой кивает мне навстречу.

Для зверей приятель я хороший,

Каждый стих мой душу зверя лечит.

Я хожу в цилиндре не для женщин —

В глупой страсти сердце жить не в силе,

В нем удобней, грусть свою уменьшив,

Золото овса давать кобыле.

Средь людей я дружбы не имею,

Я иному покорился царству.

Каждому здесь кобелю на шею

Я готов отдать мой лучший галстук.

И Есенин возвращается в августе 1923 г. в Москву. Постоянного места жительства в Москве у Есенина не было, то гостиница "Люкс" бывшая "Центральная" (Тверская, 10). Потом Петровка (дом 19, Богословский и Петровский переулки, Жил у поэта А.Б. Кусикова, Брюсов переулок (дом 2/4, строение 4), поэт жил у Г.А. Бениславской,

После женитьбы в июне 1925 года на С.А. Толстой (внучке Льва Толстого) переехал в Померанцев переулок (дом 3). Наведывался поэт в 1925 году в дом 3 по Камергерскому переулку в гости к В.И. Качалову. Именно в этом доме родились строки "Дай, Джим, на счастье лапу мне...".

Жизнь поэта трагически оборвалась в ленинградской гостинице "Англетер". Есть версия, что приехав в Ленинград для лечения, поэт был убит. 31 декабря 1925 года Сергей Есенин вернулся в Москву на этот раз навсегда… на Ваганьковское кладбище.

"Стихи Есенина – как родники природы,

Полны любви к родной земле.

В них нежность, восхищение и страсть свободы,

Легенда о его судьбе".

/стихи автора/

В стихах Есенина по-моему выражено все - от любви к родине, природе, романтично приукрашенной, к женщине, слышно глубокое ощущение одиночества. В его стихах даже природа реагирует на судьбы людей…

Я сегодня влюблен в этот вечер,

Близок сердцу желтеющий дол.

Отрок-ветер по самые плечи

Заголил на березке подол…

Я еще никогда бережливо

Так не слушал разумную плоть,

Хорошо бы, как ветками ива,

Опрокинуться в розовость вод.

Хорошо бы, на стог улыбаясь,

Мордой месяца сено жевать...

Где ты, где, моя тихая радость,

Все любя, ничего не желать?

Как говорил Сергей Есенин в своей автобиографии: "Что касается остальных биографических сведений - они в моих стихах".

Было время, когда из предместья

Я мечтал по-мальчишески - в дым,

Что я буду богат и известен

И что всеми я буду любим.

Да! Богат я, богат с излишком.

Был цилиндр, а теперь его нет.

Лишь осталась одна манишка

С модной парой избитых штиблет.

И известность моя не хуже, -

От Москвы по парижскую рвань

Мое имя наводит ужас,

Как заборная, громкая брань.

Читая стихи Есенина, удивляюсь его песенности и красоте слова!

Автор: Лора Оболенская.

Рубрики: ЖЗЛ

Метки: Сергей Есенин часть1

Рона · 15 Апреля 2014

Сергей Есенин и Августа Миклашевская: последняя любовь хулигана

Понедельник, 14 Апреля 2014 г. 04:30 + в цитатник

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Москва. Малая Никитская улица

Фото: Константин Баберя

Морозным днем 1922 года представительный мужчина «из бывших» вез по Тверскому бульвару детские саночки, доверху груженные домашним скарбом. У площади Никитских ворот саночки свернули направо. Здесь от храма Большого Вознесения расходились Большая и Малая Никитские улицы. Молодая женщина, высокая и статная, как говорили о ней, «красоты непомерной», шла рядом, держа за руку мальчика лет четырех. Ее уже узнавали на улицах по фотографиям из фильмов товарищества «В. Венгеров и В. Гардин», которые хорошо продавались. Звали ее Августа Миклашевская. Необычное имя Гуте очень подходило.

Из театральной школы Августу Миклашевскую чуть не выгнали — провинциалка оказалась слишком застенчива. Чтобы преодолеть себя, Гутя пошла «показываться» по театрам

…Первое Рождество после октябрьского переворота было для Гути совсем особенным. Тот, кого она любила больше всего на свете, подарил ей золотое кольцо с бриллиантом. А недели через две в ее маленькую комнату на шестом этаже на Второй Мещанской улице ворвалась женщина с безумными глазами и потребовала избавиться от ребенка. Это была его жена. «Как вы можете здесь целоваться, — кричала безумная, — когда я весь пол проплакала перед иконами?» Она кричала долго: то требовала признаться, что Гутин ребенок не от него, то вернуть свое кольцо — и Гутя отдала. А потом один за другим раздались три выстрела. Две пули попали в беременную Гутю. Закрывая живот руками, она думала только об одном — как спасти ребенка, не дать его убить. Прибежали соседи, но безумная скрылась через черный ход. Иван Миклашевский как раз вошел в парадное, и швейцар встретил его словами: «А у нас Августу Леонидовну пристрелили…». И словно сцена из фильма — Августа, вся в крови, лежит на кровати, Иван в тулупе рыдает у изголовья. Одна пуля задела грудь, другая застряла в кисти руки. На извозчике Иван отвез ее больницу, пули вынули.

Августа Леонидовна Миклашевская

Потом приходил перепуганный чужой муж, заламывал руки, приговаривал: «Я знал, знал, что ее надо опасаться». Августа отвечала: «Ведь это ты знал, а не я». Безумная женщина приходила извиняться, рвалась ухаживать за Августой. Иван выставил ее, сказав на прощание: «Если с Августой или ее ребенком что-то случится, хотя бы без вашего участия в этом, если даже трамвай или машина задавит или камень свалится ей на голову, я вас убью, а вашего мужа буду резать на кусочки».

С той поры в ее душе надолго поселился страх — не за себя, за ребенка.

Особняк Рябушинского на Малой Никитской.

…Они миновали модерновый особняк Рябушинского на Малой Никитской. Августа различала силуэты старых дворянских усадеб и богатые доходные дома нынешнего века, построенные совсем недавно. У парадного подъезда одного из зданий на углу Скарятинского переулка саночки остановились. «Взгляни-ка, — мужчина махнул в сторону дома, стоящего рядом, на углу Большой Никитской и Скарятинского, — там живет Владимир Иванович». — «Твой знакомый?» — «Да скорее уж твой — Немирович-Данченко». Они поднялись по широкой деревянной лестнице. До революции в доме было всего две квартиры — одна на первом, а другая на втором этаже. Соседом по новой квартире на первом этаже оказался молодой режиссер Николай Фореггер. Когда Гутя узнала, с кем ей придется встречаться на общей кухне, ее охватило буйное веселье.

Н. М. Фореггер

…Летом 1918 года, когда ее театр уехал на гастроли, Фореггер предложил Августе, матери двухмесячного ребенка, подработать — в Театре миниатюр на Петровских линиях, где до революции выступал Александр Вертинский. Гутя делила гримерку с Катькой и Машкой, которые в легком подпитии постоянно выясняли отношения. По старой привычке захаживал Вертинский, стучал к ним в гримерку и спрашивал: «Миклашевская пришла?» И если слышал — «Да», то говорил: «Значит, войти нельзя». Публика валила на спектакль «Леда», главную роль в котором, согласно программке, исполняла «женщина без имени». Она появлялась на сцене в туфлях на высоких каблуках, другой одежды на ней не было. Фореггер решил развивать успех — Леды должны быть разными, на все вкусы. Предложил роль Августе, она отказалась. То ли Катька, то ли Машка рискнула — явила себя публике и грохнулась от страха в обморок. Пришли руководящие товарищи из Рабиса, спросили: «Вам не стыдно?» Лавочку прикрыли. Тогда Фореггер организовал «Театр Четырех масок» прямо в своей квартире — в одной из комнат, где теперь будет жить Гутя. Здесь имелись и настоящая сцена, и зрительный зал со скамейками на сорок человек. Ставили какой-то старинный французский фарс. Актеры — Ильинский и Кторов — были молодые и никому не известные. Гутя же тогда с величайшим облегчением вернулась в свой театр.

Иван Сергеевич Миклашевский, даже после того как завел роман с другой женщиной, не встречаться с Гутей не мог. «Мы навсегда останемся родными людьми»,— говорил он.

…Свой дом! У нее теперь впервые в жизни благодаря Ивану будет свой дом. Только одному ему ведомым путем он добыл ордер на две комнаты в престижной квартире в тихом центре Москвы, там, где раньше селились дворянские семьи и богатые промышленники. Надежный, преданный Иван, она никогда не сможет отблагодарить его. Разве что прославить его фамилию, под которой она известна «всей Москве» и которую носит вот уже десять лет… Он умеет без слов понимать ее и всегда понимал, ведь только ради нее, чтобы она не зачахла в провинции, они переехали в Москву, и Гутя стала учиться в театральной школе Шора. В Ростове-на-Дону осталась ее большая семья, пожалованная личным дворянством.

Августа Леонидовна Миклашевская

Из театральной школы ее чуть не выгнали — провинциалка оказалась слишком застенчива. Чтобы преодолеть себя, пошла «показываться» по театрам. И 1 сентября 1915 года она была принята в Камерный театр. Барышня замужем, из провинции, ей 24 года, и она еще ничего не умеет. Сразу, как по взмаху волшебной палочки, началась совсем другая жизнь. Каждый день до позднего вечера она проводит в театре. Иван куда-то уехал. Гутя говорила, что ее муж «в «длительной командировке». Иногда думала: «Да был ли у меня на самом деле муж?»

Партнером Августы в танцах был Лев Лащилин, балетмейстер из Большого театра.

От него Миклашевская родила сына

Ее партнером в танцах был Лев Лащилин, балетмейстер из Большого театра, ставивший у Таирова танцевальные номера. Августа сама его выбрала как партнера — по росту. А потом смертельно влюбилась, и остатки здравого смысла покинули ее окончательно — Лев Александрович Лащилин был давно и благополучно женат.

Августа Миклашевская

фото из книги «Прогулки для влюбленных» Ф. Пиголициной

<...>…Августе же в ее первую ночь на новом месте привиделось подмосковное имение князя Гагарина, где все лето 1916 года прожила киногруппа. У Гути был замечательный партнер, Олег Фрелих. Гардин сделал несколько фильмов с Гутей, вышли хорошие рецензии. А осенью в Москве на Тверской она столкнулась с Фрелихом, и он при всем честном народе опустился перед ней на колени. Фрелих ей нравился, и, конечно, Гутя знала о его чувствах, были и другие поклонники. Но «я была полна Лащилиным. Никого мне не надо было», — написала она в своем тайном дневнике. Так прошел год, летом 1917-го она опять снималась у Гардина.

Муж уже находился в Москве, и у него появилась другая женщина. («С Иваном Сергеевичем мы разошлись, у него уже была другая жизнь, но не встречаться со мною он не мог».) Он жил в другом месте, но почти каждый день навещал Гутю. «Мы навсегда останемся родными людьми», — так решил Иван.

И вот жанровая сцена 1917 года: «Как-то после репетиции я пришла домой, а меня ждут Иван Сергеевич, Лащилин и Фрелих. Оказалось, что они уже давно сидят и разговаривают на самые разные темы. Странно было видеть их всех вместе». Фрелих тогда пришел к ней в первый и последний раз. При виде Лащилина у Августы засияли глаза. Фрелих молча встал и ушел.

Олег Фрелих и Александра Ребикова в фильме «Глиняный бог», 1918

Вот каково это — знать, что твои глаза загораются, когда весь мир сосредоточился в одном человеке и все остальные становятся не нужны? И, главное, как жить с этим дальше? Известный балетмейстер из Большого, когда-то солист дягилевской труппы Лащилин все свободное время проводит с Августой.

Начинался новый сезон, до октябрьского переворота оставалось месяца два. И Гутя решается — попросить. Нет, не замуж — гордость не позволяет. «Как-то я сказала Лащилину, что хочу иметь ребенка. Его ребенка, а не вообще…» Никогда и никому Гутя не объясняла этого своего желания. Лащилин не спорил, только заметил, что ей будет трудно с ребенком. «Тебя это не должно касаться. Ребенок станет только моим», — пообещала она. В тот октябрьский день, когда в газетах написали о заварушке в Петрограде, они отмечали в саду «Эрмитаж» исполнение ее желания.

Дальнейшее известно — революция докатилась до Москвы, но театры пока по-прежнему полны. Гутина беременность еще не заметна, и на Рождество Лащилин подарил ей чужое кольцо. Потом были три выстрела и страх, надолго поселившийся в душе. Так начиналась другая жизнь...

Августа Леонидовна Миклашевская (Спирова)

За три дня до родов Лащилин уехал на рыбалку. Иван отвез Гутю в частный платный роддом, оплатил все расходы. Родился сын, по законам жанра точная копия своего отца. Счастливое известие рыбаку принес Иван: «Имейте в виду, Августа такой человек, которого обманывать нельзя. Если вы ее не любите, лучше всего сказать об этом сейчас». В общем, довел Лащилина до слез, пока тот не сказал: «Люблю, люблю». — «Ах, любите? Ну, поздравляю вас с сыном. Пошли к ней». И привел его ко мне в родильный дом». Августе же Иван сказал: «Как ты хочешь, так его и назовем. Если хочешь, будет моим». Она не хотела. Сама выбрала сыну имя, отчество и фамилию. Получился Игорь Львович Миклашевский. Никто не возражал.

Августа Леонидовна Миклашевская

О ее личной жизни знала вся Москва. Анатолий Мариенгоф, муж актрисы Анны Никритиной и ближайший друг Сергея Есенина, заметил как-то: «У Миклашевской был муж или кто-то вроде мужа — «приходящий», как говорили тогда. Она любила его — этого лысеющего профессионального танцора. Различие между приходящей домработницей и приходящим мужем в том, что домработница является на службу ежедневно, а приходящий муж — раза два в неделю».

Августа Миклашевская быстро стала звездой театра Таирова.

В роли принцессы Брамбиллы

Есенин видел Миклашевскую в спектакле Камерного театра «Принцесса Брамбилла» в 1921 году и взахлеб советовал своим друзьям: «Нужно! Необходимо! Непременно посмотрите! Красочно, празднично! То самое, чем должно быть театральное зрелище!» В это время у него начинался бурный роман с Айседорой Дункан. В начале 1922 года они надолго уезжают за границу.

Камерный с его лучшими спектаклями тоже позвали в Европу — по городам Германии и Франции. Таиров обещал, что сын Игорь может поехать с Гутей, но что-то не сложилось. «Вы едете, но без сына, — решение Таирова обсуждению не подлежало. — Будете ему посылать в Москву пайки АРА». Миклашевская сорвалась: «А с кем и что будет делать мой сын от пайка до пайка?» Встала и ушла, не дождавшись ответа. Игорю было четыре с половиной года. «Приходящий» ее утешил — в том смысле, что ничего интересного в этом Париже нет. Он бывал и знает. Грязь, шум и бестолковщина. И не кривил душой — так же он ответил Сергею Дягилеву и отказался участвовать в его последних сезонах. Тогда Лащилин предпочел уехать на север — на рыбалку.

Александр Яковлевич Таиров (настоящая фамилия Корнблит, 24 июня (6 июля) 1885, Ромны, — 25 сентября 1950, Москва)

Самообман Гути постепенно рассеивался, душа застывала. Потухли когда-то светящиеся глаза. Все, кроме сына, стало как-то безразлично, и просить уже было не о чем. Загоралась она только на сцене. Осталась непроходящая благодарность Ивану, который всего-то год назад перевез ее с сыном на Малую Никитскую, обставил новое жилье дорогой мебелью и, главное, оставил ее одну.

А теперь в одночасье все рушилось, Августа теряла свои роли и театр, без которого не представляла жизни. Никого ни о чем просить не собиралась. В театральной Москве сплетничали, Мариенгоф сплетню записал, а может, сам и выдумал: «С Таировым поссорилась из-за своего танцора. Не желая на целый год расставаться с ним, она наотрез отказалась ехать в гастрольную поездку за границу. Таиров принял это как личное оскорбление. «Возмутительно! — говорил он. — Променяла Камерный театр на какую-то любовь к танцору!»

В этом здании работал театр Таирова. Здесь Сергей Есенин восхищался игрой Гути Миклашевской в «Принцессе Брамбилле»

Из Америки Есенин писал Мариенгофу: «В голове у меня одна Москва и Москва. Даже стыдно, что так по-чеховски. Сегодня в американской газете видал очень большую статью о Камерном театре с фотографией, что там написано, не знаю, так как не желаю говорить на этом проклятом английском языке».

В Москве театр «Нерыдай», там теперь служила Миклашевская, по сути был ночным кафе-кабаре, где не было границы между залом и сценой. Приглашались вполне приличные исполнители, но публика казалась Гуте отвратительной. Она все-таки была Принцессой, актрисой Камерного театра «без содержания».

Но не останься Гутя в Москве — не произошло бы в ее жизни самого главного события.

Есенин вернулся из-за границы вместе с Айседорой Дункан 3 августа 1923 года.

Их отношения безвозвратно заканчивались. Есенин с Дункан и ее дочерью

Есенин вернулся из-за границы вместе с Айседорой Дункан 3 августа 1923 года. Их отношения безвозвратно заканчивались. Доподлинно известно, что впервые он встретил Миклашевскую в начале августа на Тверском бульваре, напротив Камерного театра, ныне Театра им. Пушкина.

Гутя, Мариенгоф и его жена Никритина с новорожденным сыном в детской коляске прогуливались по Тверскому. Есенин, бледный, сосредоточенный, почти налетел на них, сказал: «Иду мыть голову. Вызывают в Кремль». На Августу он почти не взглянул. «Мыть голову» у Есенина означало — идти к парикмахеру. Ему 27 лет, в октябре будет 28. Августе — 32, и она, что называется «женщина с прошлым». Августа была в своем расцвете — ее лучшем возрасте. Но Есенин действительно ее не заметил, так был захвачен предстоящей встречей с Троцким.

Мариенгоф и Есенин. 1919, лето. Москва.

И новая встреча, на том же месте, примерно 10 августа: «Что-то жуткое в сердце врезалось от пожатья твоей руки». Это из черновика самого первого стихотворения, посвященного Августе. Здесь самое главное — «врезалось». Есенин эти строки не сохранил — переписал, и получилось «Заметался пожар голубой…». На другой день после встречи читал стихотворение другу Толе, а вечером в ресторане — Августе. В этих двадцати четырех строках есть все — «глаз злато-карий омут», волосы «цветом в осень», «поступь нежная, легкий стан», а еще заклинание: «и чтоб прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому». К середине августа Москва вовсю бурлила: «Мартышка (такое прозвище было у Никритиной) уже пристраивает к нему в невесты свою подругу Августу Миклашевскую. Актрису из Камерного. Записную красавицу». А Есенин уже читал на публике новый цикл «Любовь хулигана» и объявлял — «Посвящается Августе Миклашевской».

Анна Борисовна Никритина (1900 года — 1982)

Они встречались каждый день — целый месяц. Август незаметно перешел в сентябрь.

Бродили по Москве, ездили за город и подолгу гуляли. Августа писала в своем дневнике: «Была ранняя золотая осень. Под ногами шуршали желтые листья… «Я с вами как гимназист…» — тихо с удивлением говорил мне Есенин и улыбался. … Он мог часами сидеть смирно возле меня». Ее комнаты на Малой Никитской были похожи на рощу из астр и хризантем, которые он постоянно приносил. Однажды в присутствии Мариенгофа сказал: «Я буду писать вам стихи». Мариенгоф рассмеялся: «Такие же похабные, как Дункан?» — «Нет, ей я буду писать нежные…»

Семь стихотворений, посвященных Августе, сложились в цикл «Любовь хулигана».

В октябре, в день своего рождения, он приехал в кафе в крылатке и широком цилиндре — такой же носил Пушкин.

Поэт Сергей Есенин

Взяв Августу под руку, тихо спросил: «Это очень смешно? Но мне так хотелось хоть чем-нибудь быть на него похожим». Толпа гостей — званых и незваных — жаждала поздравить первого поэта Советской России. Но Гутя всем объявила: «Пить вместо Сергея буду я», и все стали чокаться с ней, а Есенин оставался трезвым и весь вечер помогал ей незаметно выливать вино.

Теперь они стали чаще встречаться в кафе и ресторанах — осень заканчивалась. Два самых первых стихотворения — «Заметался пожар голубой…» и «Ты такая ж простая, как все…» впервые были напечатаны в журнале «Красная Нива» в середине октября 1923 года.

Айседора Дункан, сократив свои гастроли в Крыму, возвращалась в Москву. Ее помощник Илья Шнейдер принес ей этот номер в вагон. Услышав перевод, она воскликнула: «Это он мне написал!» «Айседора, дорогая,— рассмеялся Шнейдер, — ты такая ж простая, как все, Как сто тысяч других в России...» — ну это точно не про вас!»

Айседора Дункан

С этим номером журнала в руках Есенин ждал Августу в кафе. Она опоздала на час и когда пришла, он впервые при ней был пьян. Торжественно преподнес ей журнал. За соседним столом о них что-то сказали. Ко всеобщему удовольствию окружающих, начался скандал. Есенин кричал и, как казалось Августе, «пьянел с каждым выкриком». Совместными усилиями его увезли. «Я была очень расстроена. Есенин спал, а я сидела над ним и плакала. Мариенгоф «утешал» меня: «Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно! От вас он все равно побежит к проститутке!»

По Москве поползли слухи об их шуточной помолвке в «Стойле Пегаса», на которой присутствовала вся имажинистская братия. Долго гуляли и поздравляли «молодых». Августа же думала: «Ни к чему все это. Вот придет Лев Александрович на Малую Никитскую, а меня дома нет». Погуляли и разошлись.

Августа Миклашевская

Однажды вечером у соседа Фореггера гостил Маяковский. Напросился к Августе позвонить по телефону. «Вы Миклашевская? Встаньте, я хочу посмотреть на вас». Обычная женщина поставила бы наглеца на место. Актриса же спокойно встала. Так они и стояли молча. «Да…» — протянул Маяковский. К телефону он не подошел.

Камерный театр вернулся в Москву, но ни в назначенных репетициях, ни в спектаклях актрисы Миклашевской не значилось. Свое заявление об уходе Августа передала через секретаря, встречаться с Таировым и упрашивать его не пожелала. Есенин хотел устроить Августу в театр к Мейерхольду — явился к нему и прямо с порога: «Если не примешь Миклашевскую, буду бить». Тот был не против. На встречу к Мейерхольду Августа не пошла, не захотела. Может, представила себя на одной сцене с Зинаидой Райх, бывшей женой Есенина? Ее вызвали в Наркомпрос к Луначарскому, он предлагал в три дня вернуть ее в Камерный. Августа отказалась. «Я могла вернуться в театр, только если бы этого захотел сам Таиров».

Есенин и Мариенгоф

Как-то в кафе, где теперь изредка встречались Есенин и Августа, зашел Лащилин. Компания была шумная, театральная, все «приходящего» знали и пригласили к столу. Есенин встал и вышел. Вскоре вернулся с огромным букетом. Молча положил цветы Августе на колени, приподнял шляпу и ушел. Просто еще один поклонник принцессы. Никаких сцен, никакой ревности. И со стороны Лащилина тоже.

Эти литературно-театральные люди в начале 1920-х почти все истово играли в придуманную жизнь. Знали, что прошедшее безвозвратно ушло, а как жить в новой России, они не представляли. Понятно, откуда взялась тяга к сказочным принцессам Брамбилле и Турандот. Про Есенина кто-то заметил, что он играл особенно эффектно свою жизнь, «по старинке, нутром, как во времена Мочалова». Но Августа свою жизнь не играла...

Августа Миклашевская

Они стали встречаться реже. Есенин долго лежал в больнице с поврежденной рукой, по делам уезжал из Москвы. Однажды, проезжая на извозчике, увидел Августу. Соскочил, подбежал и произнес: «Прожил с вами уже всю нашу жизнь. Написал последнее стихотворение». Целиком прочитал ей. «Вечер черные брови насупил…» о том, как «текла былая наша жизнь, что былой не была». Прожил жизнь? Нет. Прощался? Тоже нет. Может, прав был друг Толя: жизнь была придуманной, но стихи — настоящими.

Айседора, уже расставшаяся с Есениным, не могла остаться безразличной к этой «былой жизни». Узнав, что Миклашевская встречает новый 1924 год в актерской компании, тут же напросилась в гости. Августа записала: «Я впервые увидела Дункан близко. Это была очень крупная женщина, хорошо сохранившаяся. Я, сама высокая, смотрела на нее снизу вверх. Своим неестественным, театральным видом она поразила меня. На ней был прозрачный хитон, бледно-зеленый, с золотыми кружевами, опоясанный золотым шнуром, с золотыми кистями, и на ногах золотые сандалии и кружевные чулки. На голове — зеленая чалма с разноцветными камнями. На плечах не то плащ, не то ротонда бархатная, зеленая, опушенная горностаем. Не женщина, а какой-то очень театральный король.

Айседора Дункан

Она смотрела на меня и говорила: «Ти отнял у меня мой муш!» У нее был очаровательный, очень мягкий акцент. Села она рядом со мной и все время сбоку посматривала на меня: «Красиф? Нет, не ошень красиф. Ну, нос красиф. У меня тоже нос красиф. Приходить ко мне на чай, а я вам в чашку яд положу, — мило улыбалась она мне». Похожая история, только с револьверными выстрелами, в жизни Августы уже случилась. Сейчас она не боялась — некого и не за что было бояться. Айседора в образе, тоже играет свою жизнь.

«Есенин в больнице, вы должны носить ему фрукты, цветы!» И вдруг неожиданно сорвала с головы чалму: «Произвел впечатлень на Миклашевскую, теперь можно бросить». И чалма, и плащ полетели в угол. После этого она стала проще, оживленнее: «Вся Европа знайт, что Есенин мой муш, и первый раз запел про любоф вам? Нет, это мне! Есть плохой стихотворень «Ты простая, как фсе» — это вам!» И опять: «Нет, не очень красиф!» Болтала она много, то пела «Интернационал», то «Боже, царя храни», и все как будто шутя. Уже давно пора было уходить, но Дункан не хотела. Стало светать, потушили электричество. Серый тусклый свет все изменил. Айседора сидела осунувшаяся, постаревшая и очень жалкая. «Я не хочу уходить, мне некуда уходить. У меня никого нет. Я одна...» Августа не была одна, у нее рос сын — смысл ее подлинной, невыдуманной жизни.

Августа Миклашевская

Есенин уже нечасто навещал ее. Как-то пришел на Малую Никитскую рано утром, измученный, больной. Сказал, что его посылают в Италию лечиться. «Поедемте со мной. Я поеду, если вы поедете». Привел ее в цветочный магазин, купил огромную корзину хризантем, отвез домой, извинился и ушел неизвестно куда. Что это было, опять все придумал? Но Августа поняла, что у Сергея все плохо, надо его спасать, что-то почувствовала. Просила Лащилина — второй раз в своей жизни просила — забрать Игоря на год и отпустить ее в Италию. В ответ услышала — бывал он в той Италии, делать там совсем нечего.

Августа Леонидовна Миклашевская

В ноябре 1925 года Есенин зашел к ней домой. Августа сидела у кровати больного сына, читала ему книжку. Есенин зашептал: « Я не буду мешать…»

Сел в кресло и долго молча сидел, потом встал, подошел к ним.

«Вот все, что мне нужно», — сказал шепотом и пошел. В дверях остановился: «Я ложусь в больницу, приходите ко мне».

Августа в больницу не ходила, думала: там будет Софья Толстая, его последняя жена. Больше они не встречались. Через много лет Августа узнала, что было еще одно, последнее стихотворение, посвященное ей:

Я помню, любимая, помню

Сиянье твоих волос.

Не радостно и не легко мне

Покинуть тебя привелось...

Это было его прощанием. Августа пережила Есенина на 52 года. Всю жизнь она чувствовала свою вину за то, что не сумела его спасти. Когда ее просили рассказать об их отношениях, отвечала, что ей рассказывать нечего, что Есенин в стихах уже все рассказал.

Из похорон Есенина пытались сотворить нечто символическое. Из Дома печати по Никитскому бульвару, мимо церкви Большого Вознесения и Никитских улиц многолюдная процессия дошла до конца Тверского бульвара, где тогда стоял памятник Пушкину. Сделали три круга вокруг памятника, пошли обратно по Тверскому и остановились напротив Камерного театра.

На этом самом месте, где они впервые повстречались, Августа и простилась с ним. Теперь здесь стоит памятник Есенину и еще далекой ранней осени, навсегда связавшей поэта и принцессу.