Самое великое творение Рафаэля - "Сикстинская мадонна" (так названная по имени монастыря, для которого был написан этот алтарный образ). "Сикстинская мадонна" уже давно составляет для европейца "такой же культ, как для араба чёрный камень в Мекке".

Рафаэль, однажды заснув с мыслью о Мадонне, неожиданно вскочил, “Она здесь!” - закричал он, указав на полотно, и начертил первый рисунок. Это не картина, а ведение: чем дольше смотришь, тем живее уверяешься, что перед тобою что-то неестественное происходит. Это не обман воображения - это душа живописца, передавшая холсту то чудо, которое совершилось в душе мастера.

В Богоматери, идущей по небесам, будто нет никакого движения, но чем более смотришь на неё, тем более кажется, что она приближается. На лице нет выражения понятного, имеющего определённое имя, но оно таинственно соединяет, всё: спокойствие, чистоту, величие и даже чувство, уже перешедшее за границу земного. В глазах её есть какая-то глубокая, чудесная темнота, в них есть взор, никуда не устремлённый, но как будто видящий необъятное.

Руки её смиренно и свободно служат престолом Иисусу. Да, и в самом деле, Богоматерь одушевлённый престол божий, чувствующий величие сына. И он, как царь земли и неба, сидит на этом престоле. И в его глазах есть тот же никуда не устремленный взор; но эти глаза блистают как молнии, блистают тем вечным блеском, которого ничто не может произвести и изменить ничего не может. Одна рука младенца с могуществом вседержителя опёрлась на колено, другая как будто готова подняться и простереться над небом и землёю.

Те, перед которыми совершается это видение, Святой Сикст и мученица Варвара, стоят также на небесах. Старик полон обожания мирного и счастливого, как святость, святая Варвара очаровательна своею красотою, она глядит на одного из ангелов, с которым как будто делится таинством мысли.

Эта картина не реальность, а зрелище. Недаром же сам художник раздвинул перед зрителями на картине тяжёлый занавес. Зрелище, преображающее душу своей абсолютной гармонией, покоряющее и облагораживающее нас, то самое зрелище, которого жаждала и обрела, наконец, Италия Высокого Возрождения в мечте о лучшем мире.

Великий ум Гете не только оценил Рафаэля, но и нашел меткое выражение для своей оценки: "Он творил всегда то, что другие только мечтали создать".

Рафаэль показал этот идеал миру, всем нам и тем, кто придёт после нас.