Константин Эдуардович Циолковский

[Рона]

ГлавнаяXXI век25.01.2008 Константин Эдуардович Циолковский Рубрика: Астрономы

(1857-1935)

Теоретик космонавтики

РАКЕТНЫЕ ДИРИЖАБЛИ

В судьбе этого человека гений соседствовал с безумием, а великая трагедия приобретала черты комичности. Он был одним из тех странных и непонятных одиночек, которые, как оказывается, порой способны вершить судьбы человечества.

Циолковский родился 18 сентября 1857 года в семье выходца из Польши Эдуарда Циолковского, склонного к изобретательству лесничего. Константин был одиннадцатым ребенком в огромной семье. Как сам Циолковский писал о себе в дневнике, рос он «очень смышленым и забавным ребенком». В семье у него было пророческое прозвище — Птица. Наверное, потому, что мальчик любил спрыгивать с заборов и деревьев: ощущение полета, пусть самое краткое, жило в его душе с раннего детства и требовало воплощения.

Мальчик рано научился читать. Очень нравилось ему сочинять продолжение приключений полюбившихся героев. Ему обязательно надо было это кому-то рассказывать, поэтому за небольшую плату он нанимал на роль слушателя младшего братишку.

В десятилетнем возрасте Константин заболел скарлатиной. Она дала осложнение, вызвавшее сильное понижение слуха и временное ослабление умственной деятельности. В наследии ученого есть такая запись: «После скарлатины я оглох и отупел… Проявляться мысль начала только с 14—15 лет». И далее: «Моя глухота, с детского возраста лишив меня общения с людьми, оставила меня с младенческим знанием практической жизни, с которым я пребываю до сих пор. Я поневоле чуждался ее и находил удовлетворение только в книгах и размышлениях. Вся моя жизнь состояла из работ, остальное было недоступно».

Из-за глухоты Циолковский практически не учился в школе. В 1879 году он экстерном сдал экзамены на звание учителя.

Еще подростком Константин Циолковский увлекся конструированием механических игрушек. Руководствуясь одной только интуицией, он изобрел экипаж с ветряным двигателем, паровую коляску и многие другие бегающие и ползающие машинки, вызывавшие всеобщее удивление.

Школьный курс арифметики он постиг в 14 лет, а через три года самостоятельно изучил дифференциальное и интегральное исчисление.

Отец отправляет шестнадцатилетнего сына в Москву — поступать в техническое училище. Но странный подросток учиться не стал. Вместо этого он с утра до вечера просиживает в Ру-мянцевской библиотеке, а по ночам еще и занимается дома. Сам ученый этот период жизни описал так: «Я получал из дому 10—15 рублей в месяц. Питался одним черным хлебом, не имел даже картошки и чаю. Зато покупал книги, трубки, ртуть, серную кислоту и прочее.

Я помню отчетливо, что, кроме воды и черного хлеба, ничего не было. Каждые три дня я ходил в булочную и покупал там на 9 коп. хлеба. Таким образом, я проживал 90 коп. в месяц.

Тетка сама навязала мне уйму чулок и прислала в Москву. Я решил, что можно отлично ходить и без чулок (как я ошибся!). Продал их за бесценок и купил на полученные деньги спирт, цинку, серной кислоты, ртути и прочего. Благодаря главным образом кислотам я ходил в штанах с желтыми пятнами и дырами. Мальчишки на улице замечали мне: «Что, мыши, что ли, съели ваши брюки?» Ходил я с длинными волосами просто оттого, что некогда стричь волосы. Смешон был, должно быть, страшно. Я был все же счастлив своими идеями, и черный хлеб меня нисколько не огорчал».

Однако именно в этот, полный лишений юношеский период жизни зародились все его глобальные технические проекты, в том числе и мечта о ракетном двигателе, способном преодолеть силу земной гравитации.

Вернувшись домой, Циолковский не может достичь взаимопонимания с отцом и решает уйти из родительского дома. Сдав экзамены на звание учителя, он получает назначение в Боровское уездное училище и вскоре приступает к преподаванию геометрии и арифметики.

«Стал искать квартиру,— вспоминал Циолковский.— По указанию жителей попал на хлеба к одному вдовцу с дочерью, живущему на окраине города, поблизости реки. Дали две комнаты и стол из супа и каши. Был доволен и жил тут долго. Хозяин человек прекрасный, но жестоко выпивал. Часто беседовал за чаем, обедом или ужином с его дочерью. Поражен был ее пониманием Евангелия. Пора была жениться, и я женился на ней без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Эта надежда вполне оправдалась».

Варваре Евграфовне муж поставил несколько странных условий: не приглашать гостей, не принимать даже родственников и не мешать мужу работать.

Супругов мало что связывало. Разве что дети — а они рождались один за другим. Жена относилась к опытам мужа с той женской терпеливостью, которая и в самых безнадежных ситуациях помогает представительницам слабого пола выжить.

На жалованье учителя — 27 рублей в месяц — вполне можно было существовать, но Циолковский значительную часть средств тратил на свои эксперименты. В этом он был похож на средневекового алхимика, бросающего для «затравки» в тигель последний золотой.

Циолковский напряженно работал и почти перестал общаться с окружающими. На праздники он уходил в лес, чтобы избежать докучливых визитеров. В 1883 году были написаны первые работы Константина Эдуардовича: «Теория газов», «Механика животного организма» и «Продолжительность лучеиспускания Солнца». Автор послал их в Петербургское физико-химическое общество и вскоре единогласно был избран его членом. Признание дало ему, по его словам, «могучую нравственную опору».

В 1887 году Константин Эдуардович прочел в Политехническом музее доклад «О металлическом управляемом аэростате», а в 1891 году в сборнике «Труды общества любителей естествознания» вышла его первая печатная работа. Она называлась «Давление жидкости на плоскость». Вторая публикация носила более романтичное название: «Как предохранить нежные вещи от толчков».

Казалось, к ученому-одиночке наконец пришло признание. Однако вслед за ним последовала жесткая критика, отвечать на которую из российской глубинки было очень сложно. Здоровье переутомленного Циолковского быстро ухудшалось. А тут еще сгорела квартира, в огне погибла библиотека и часть моделей

В 1892 году Циолковскому помогло педагогическое начальство: его перевели в Калугу. В конце 1904 года семья на средства, скопленные с большим трудом, купила дом на Коровинской улице вблизи Оки. Но в 1908 году случилось наводнение, и от потопа снова погибли все книги и многие рукописи ученого. После этого стихийного бедствия Константин Эдуардович надстроил мансарду, где оборудовал рабочий кабинет и мастерскую.

До 1898 года Циолковский преподавал математику и физику в реальном училище, потом те же дисциплины — в женском епархиальном. Учитель поражал провинциальный город странностями. Он носил очки в металлической оправе, крылатку с капюшоном и высокий котелок, из-под которого на плечи падали длинные темные волосы. Однажды он купил мотоцикл и стал разъезжать на этом шумном устройстве по тихим улицам Калуги. Потом он продал стрекочущего «коня» и купил велосипед, ставший с тех пор его неизменным средством передвижения.

В 1893 году был напечатан фантастический рассказ «На Луне», а спустя два года еще один — «Грезы о земле и небе». Сначала его интересовали в основном дирижабли с металлической оболочкой, но в 1903 году вышла знаменитая работа «Исследование мировых пространств ракетными приборами», где ученый впервые показал, что при помощи ракетных устройств возможны межпланетные перелеты. В этой работе Константин Эдуардович вывел формулы, впоследствии ставшие классикой ракетостроения и получившие название «формулы Циолковского».

В начале XX века семья ученого жила очень бедно. Экономили на всем. Константин Эдуардович обрезал поля на рукописях, чтобы уменьшить вес бандероли и, соответственно, почтовые расходы на ее пересылку. Нужда, непонимание городских властей, невозможность осуществить свои замыслы «в материале», пренебрежительное отношение со стороны научных обществ — все эти обстоятельства изменили внутренний мир Константина Эдуардовича. Он окончательно замкнулся и ушел в себя. Теперь он пишет почти одни только философские трактаты. Если до 1915 года он написал только одно философское произведение — «Нирвана», то в 1916—1921 годах из двадцати трех написанных им работ философских было целых восемнадцать! К сожалению, значительного вклада в мировоззренческую науку они не внесли. Веря в то, что только техника может спасти человечество, Циолковский на страницах своих утопических сочинений развивал грандиозные планы не только заселения безбрежных просторов Вселенной, но и переустройства растительного и животного миров и даже человеческого тела! Созданию этих трудов способствовало и личное горе: в 1902 году покончил жизнь самоубийством сын Циолковского Игнатий. Одна из работ так и называлась: «Горе и гений». В воспоминаниях гений писал: «Опять наступило страшно грустное, тяжелое время. С самого утра, как только проснешься, уже чувствуешь пустоту и ужас. Только через десяток лет это чувство притупилось…»

После революции Циолковский был включен в состав Социалистической академии и стал получать зарплату, а с 1921 года специальным постановлением Совнаркома ему была назначена пенсия в полмиллиона рублей в месяц. Много это или мало по сравнению с царскими 27 рублями жалованья — судить трудно. Однако Константин Эдуардович был полон надежд на осуществление своих проектов и мечтал целиком посвятить себя техническому творчеству. Но если бы молодость знала, если бы старость могла! Горькая истина. Пока ученый находился в расцвете сил, у него не было возможностей для осуществления своих идей, а когда он наконец получил эту возможность, сил у него уже почти совсем не осталось. Кроме того, в начале XX века инженерная наука шагнула так далеко вперед, что одними общими положениями очень сложно было обойтись в расчетах, а специальных знаний ученому не хватало.

К старости у Циолковского значительно улучшился слух, но лишь на время — снова наступило ухудшение. Рассказывали, что, привыкнув к голосу человека, Константин Эдуардович мог различать слова без приставленной к уху трубы собственной конструкции. Но с незнакомыми людьми он всегда разговаривал, приставив к уху трубу. Однако он не любил высоких тонов и совсем не мог переносить свиста.

Работал он до самой старости. В поздний период жизни Константин Эдуардович написал крупную работу о модели атома Нильса Бора, ,а также ряд статей: «Земные катастрофы», «Растение будущего», «Устройство жилищ в пустынях», «Пение и музыка».

Музыка стала увлечением ученого в очень зрелом возрасте. Только после революции он стал приходить в загородный сад и размышлять там под звуки духового оркестра. Однажды, взволнованный, он признался дочери: «Думал, что музыка — это предрассудок, но послушал и убедился, что Бетховен действительно великий композитор». Похоронив любимого внука, Циолковский больше не мог слушать музыку: он сразу, при первых же звуках, начинал плакать.

Продолжали выходить и философские труды Константина Эдуардовича: «Воля Вселенной», «Монизм Вселенной», «Неизвестные разумные силы», «Научная этика»… Однако его не покидала мечта о технических чудесах, например, о дирижаблях с ракетными двигателями. Им теоретик посвятил книгу «Ракетные поезда», считающуюся крупным вкладом в космонавтику.

Циолковский приобрел некоторую популярность. О нем стали писать журналисты. Читатели приглашали его на встречи.

Он вел размеренный образ жизни, проводя каждый день по строгому распорядку. Вставал в семь, ложился в полночь. С утра до обеда работал, потом отправлялся на пешую или велосипедную прогулку. После ужина просматривал газеты и читал художественную литературу. Каждый его день был похож на предыдущий и последующий.

В 1932 году в Москве и Калуге торжественно отпраздновали семидесятипятилетие наконец-то признанного выдающимся ученым Константина Эдуардовича Циолковского. Он был награжден орденом Трудового Красного Знамени и переехал в новый дом, построенный калужским горсоветом на улице, уже при жизни ученого названной его именем. Писатель Л. Кассиль увидел юбиляра таким: «На авансцене в большом кресле у стола сидел Циолковский. Толстый драп праздничного пальто подпирал его со всех сторон. На голове торжественно стоял очень высокий старомодный котелок. Земляки хлопали. Циолковский встал. Он подошел к рампе, снял котелок и стал медленно махать им, откидываясь и далеко заводя вытянутую руку. Так машут встречающим с палубы корабля… Возможно, и межпланетного».

Кассиль в то время работал корреспондентом «Известий». Он взял интервью у мудрого старца.

«— Константин Эдуардович, как вы думаете, скоро я отправлюсь специальным корреспондентом “Известий” на Луну?

Циолковский хохочет. Он смеется удивительно вкусно, легко, заразительно, радуясь, видимо, самому ощущению веселого.

— Ишь, прыткий… Не-ет. Это не так скоро. Сначала еще пусть стратосферу завоюют… Вот дирижабль мой — тот может хоть сейчас полететь, он вполне осуществим. А все тянут… Обещались начать давно, да все комитеты, инстанции… Очень уж много… Ибсен вот зло сказал как-то… только вы не передавайте, а то еще обидятся: “Когда черт захочет, чтобы ничего не вышло, он внушает мысль учредить новый комитет”. Иногда и решишь в сердцах, что Ибсен-то прав… Я человек смирный, но как же тут не сердиться… Ведь это нужно СССР… И человечеству нужно, значит…»

Интересно, что «научный сухарь» и чудак Константин Эдуардович был неравнодушен к женскому полу. Он почитал женскую красоту и был с дамами исключительно вежлив, тем не менее не подпуская их близко к себе. Так, даже женщина-хирург, приглашенная для консультации, должна была сидеть в соседней комнате.

По половому вопросу ученый довольно конкретно высказался в работе «Общественная организация человечества»: «Я разделяю оба пола. Если этого нет, то не будет и лучшего отбора, ибо мужчины тогда будут выбирать женщин за половую привлекательность, а женщины мужчин за то же, но не самых достойных в отношении общественности и науки, а тоже отчасти за их половую привлекательность. Выбор окажется пристрастным, односторонним. Мужчина всегда готов попасть под башмак женщины и превратиться в ее раба. Также и женщина охотно делается рабой привлекательного мужчины. Так пусть же этого не будет».

В 1935 году великий ученый серьезно занемог. Несмотря на плохое самочувствие, он отказывается лечь в Кремлевскую больницу: хочет завершить начатую работу.

В августе наступает частичная непроходимость кишечника, и Циолковский вынужденно соглашается на операцию. Он так плох, что операцию проводят не в Кремлевке,— врачи боятся, что не довезут больного до Москвы живым,— а в калужской железнодорожной больнице.

Операция продолжалась всего полчаса… Хирурги взглянули на ткани, пораженные опухолью, и зашили рану. Ученый не сразу понял, что произошло. Он пытался шутить и благодарить всесильную медицину. Но страдания стали усиливаться, Константин Эдуардович стал молчалив и замкнут. Он не жалуется и не ропщет на судьбу.

13 сентября ученый направляет письмо в ЦК ВКП(б), в котором завещает свои труды партии и правительству. Сталин присылает Циолковскому ответную телеграмму.

17 сентября великий теоретик космонавтики телеграфирует вождю народов: «Тронут Вашей теплой телеграммой. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю — советские дирижабли будут лучшими в мире. Благодарю, товарищ Сталин, нет меры благодарности».

Последняя фраза дописана слабеющей рукой ученого под продиктованным текстом.

Он скончался 19 сентября, через два дня после исторического диалога по телеграфу