ПРАВДА РУСИ!

[Рона]

Русские красавицы и "Домострой".

С. Соломко. Русская красавица

В зарубежных исторических трудах сложился устойчивый штамп о жалкой участи женщин в допетровской Руси. Впрочем, над созданием этого штампа немало потрудились и отечественные либеральные авторы. Костомаров сокрушался, что “русская женщина была постоянною невольницею с рождения и до гроба”. Её держали взаперти, мужья избивали жён плетью, розгами, дубинами. На чем же основываются подобные утверждения? Оказывается, источников не так уж много. Один из них – австрийский дипломат XVI в. Герберштейн. Его миссия в Москву провалилась, и он оставил о нашей стране злые и язвительные воспоминания (даже иезуит Поссевино после посещения России отметил, что Герберштейн многое наврал). Среди прочего негатива он описывал, что русские женщины постоянно сидят под замком, “прядут и сучат нитки”, а больше им ничем заниматься не дозволяют.

Но самым известным документом, на котором строятся доказательства, является «Домострой». Название этой популярной книги XVI века даже стало ругательным, поместилось где-то рядышком с “черносотенством” и “мракобесием”. Хотя в действительности “Домострой” – полная и неплохая энциклопедия хозяйственной жизни. Это было характерно для всей средневековой литературы, книги стоили дорого, и покупатель хотел, чтобы в одной книге было собрано “все” в той или иной области знаний. “Домострой” как раз и представляет собой попытку объединить «все». Как правильно молиться, как содержать дом, как строить отношения между членами семьи, хозяевами и работниками, как принимать гостей, ухаживать за скотом, как заготавливать рыбу, грибы, капусту, как делать квас, мед, пиво, приводятся рецепты сотен блюд. И все это объединяется понятием “дома” как единого организма. Здоровый организм – будет хорошо жить, неладно в доме – дела пойдут наперекосяк.

Но по различным работам – научным, публицистическим, художественным, кочует одна и та же цитата из «Домостроя»: “А увидит муж, что непорядок у жены… и за ослушание… сняв рубашку и плетию вежливенько бити, за руки держа, по вине смотря”. Казалось бы, здесь все ясно! Какое варварство! Жестокость не только допускается, но и предписывается, возводится в обязательную практику! Стоп… Не спешите делать выводы. На самом деле, перед нами один из самых наглых примеров исторической фальсификации. Текст и впрямь выдернут из «Домостроя», но… обратите внимание на многоточия. В них пропущены не отдельные слова. Пропущено несколько абзацев!

Возьмем подлинный текст “Домостроя” и посмотрим, что оборвано первым многоточием: “А увидит муж, что у жены непорядок и у слуг, сумел бы свою жену наставлять да учить полезным советом”. Как вы считаете, в подлиннике и цитате сохранен одинаковый смысл? Или его исковеркали до неузнаваемости? Что касается поучений о порке, то они относятся вообще не к жене: “Но если слову жены или сына или дочери слуга не внемлет, и не делает того, чему муж, отец или мать его учат, то плетью постегать, по вине смотря”. И поясняется, как надо наказывать слуг: “Плетью же наказывая, осторожно бить, и разумно, и больно, и страшно, и здорово, если вина велика. За ослушание же или нерадение, рубашку сняв, плеткой постегать, за руки держа и по вине смотря…”

Я здесь не спорю, правильно это или нет, выпороть слугу, если он, предположим, ворует (может быть, правильнее отправить сразу на виселицу, как делали в Англии?) Хочу лишь отметить, что в отношении жён была внедрена явная подтасовка. Писатели и журналисты, переписывающие друг у друга цитату с многоточиями, могут этого не знать. Но неужели не читали полный текст “Домостроя” историки XIX в. которые и запустили в оборот искалеченную цитату? Не могли не читать. Следовательно, совершили подлог преднамеренно. Кстати, некоторые переводчики допускают ещё и дополнительные фальсификации. Например, вместо “снявши рубашку”, как в подлиннике, пишут “задрав рубашку” – чтобы прилепить цитату к женщине, а не мужчине. А читатель не заметит, проглотит! Неужели кто-нибудь станет изучать подлинный текст на церковнославянском языке и сверять с переводом?

Между прочим, истинные отношения между мужьями и жёнами, или между возлюбленными, принятые на Руси, нетрудно увидеть из других источников. Их сохранилось предостаточно. Послушайте народные песни, почитайте былины. Или «Повесть о св. Петре и Февронии» - она была написана в те же годы, что «Домострой». Где вы там найдете жестокость, грубость, варварство? Конечно, любовь святых покровителей семьи и брака или любовь сказочных, эпических героев, являлась идеалом. Но это был тот самый идеал, к которому стремились и тянулись наши предки.

А русские женщины никогда не были забитыми и робкими. Можно вспомнить хотя бы талантливую правительницу обширного государства св. равноапостольную великую княгиню Ольгу. Можно вспомнить и дочку Ярослава Мудрого Анну, выданную замуж за французского короля Генриха I. Она оказалась во Франции самым образованным человеком, свободно владела несколькими языками. Сохранились документы, где красуется ее аккуратная подпись на латыни, а рядом крест – «подпись» неграмотного мужа. Именно Анна впервые во Франции ввела в обычай светские приемы, начала выезжать с дамами на охоты. До нее француженки просиживали по домам, за пяльцами или пустой болтовней с прислугой.

Русские княжны проявляли себя в роли королев скандинавских стран, Венгрии, Польши. Внучка Владимира Мономаха Добродея-Евпраксия поразила своей учёностью даже Византию – культурнейшую страну той эпохи. Она была великолепным врачом, умела лечить травами, писала медицинские труды. Сохранился её трактат «Алимма» («Мази»). Для своего времени княжна обладала глубочайшими знаниями. Книга содержит разделы по общей гигиене человека, гигиене брака, беременности, ухода за детьми, по правилам питания, диеты, наружным и внутренним болезням, рекомендации по лечению мазями, приёмы массажа. Наверняка Добродея-Евпраксия была не единственной такой специалисткой. На родине у неё имелись наставницы, у наставниц были другие ученицы.

Унижая русских и поливая их клеветой, зарубежные авторы почему-то не обращают внимания на собственное прошлое. Ведь представления о западном галантном отношении к дамам сложились только в XIX в. из художественных романов Дюма, Вальтера Скотта и пр. В реальности «рыцарского» было маловато. Лютер поучал, что “жена обязана неустанно работать на мужа, во всем ему повиноваться”. В популярной книге “О злых женщинах” утверждалось, что “осел, женщина и орех нуждаются в ударах”. Известный германский поэт Реймер фон Цветтен рекомендовал мужчинам “взять дубинку и вытянуть жену по спине, да посильнее, изо всей силы, чтобы она чувствовала своего господина”. А британский писатель Свифт рассуждал, что женский пол – нечто среднее между человеком и обезьяной.

Во Франции, Италии, Германии, даже дворяне откровенно, за деньги, продавали красивых дочерей королям, принцам, аристократам. Подобные сделки считались не позорными, а крайне выгодными. Ведь любовница высокопоставленного лица открывала пути к карьере и обогащению своим родным, её осыпали подарками. Но могли запросто подарить другому хозяину, перепродать, проиграть в карты, отлупить. Английский король Генрих VIII в приступах плохого настроения так избивал фавориток, что они на несколько недель «выходили из строя». Двоих надоевших жён отправил на плаху. А на простолюдинок нормы галантности вообще не распространялись. С ними обращались, как с предметом для пользования. Кстати, Костомаров, осуждая отечественные обычаи, ссылался на некоего итальянца – который сам забил до смерти русскую женщину, чем и хвастался за границей. Но разве это свидетельство о нравах русских? Скорее, о нравах итальянцев.

На Руси женщина пользовалась гораздо большими свободами, чем принято считать. Закон защищал ее права. Оскорбление женщин наказывалось вдвое большим штрафом, чем оскорбление мужчин. Они полноправно владели движимым и недвижимым имуществом, сами распоряжались собственным приданым. Вдовы управляли хозяйством при несовершеннолетних детях. Если в семье не было сыновей, наследницами выступали дочери. Женщины заключали сделки, судились. Среди них было много грамотных, новгородскими берестяными записками обменивались даже простолюдинки. В Киевской Руси существовали специальные школы для девочек. А в XVII в. небезызвестный протопоп Аввакум гневно обрушивался на некую девку Евдокию, начавшую изучать грамматику и риторику.

Но русские представительницы прекрасного пола умели и владеть оружием. Имеются неоднократные упоминания, как они обороняли стены городов вместе с мужчинами. Участвовали даже в судных поединках. Вообще в таких случаях разрешалось нанимать вместо себя бойца, но Псковская Судная грамота оговаривала: «А жонки с жонкою присужати поле, а наймиту от жонки не быти ни с одну сторону». Если присудили поединок женщине с мужчиной — пожалуйста, выставляй наёмника, а если с женщиной — нельзя. Сами облачайтесь в доспехи, выходите конными или пешими, берите мечи, копья, секиры и рубитесь сколько влезет. Очевидно, закон имел и хитрую подоплёку. Повздорят две бабы, заплатят бойцам, и один из них погибнет или покалечится из-за пустяковой ссоры. А сами-то не будут по мелочам рисковать, помирятся.

Ну а теперь давайте попробуем разобраться с «общепризнанными» свидетельствами о домашнем заточении русских женщин. В эпоху Московской Руси 90 % населения составляли крестьяне. Вот и подумайте – могли ли они держать своих жён под замком? А кто будет работать в поле, на огороде, ухаживать за скотиной? С крестьянками данная концепция явно не стыкуется. Может быть, взаперти держали только горожанок? Нет, опять не сходится. Кроме упомянутого Герберштейна воспоминания о нашей стране оставили десятки иностранцев, посещавших её в разные времена. Они описывают толпы женщин вперемежку с мужчинами на различных праздниках, торжествах, богослужениях. Рассказывают о продавщицах и покупательницах, переполнявших базары. Чех Таннер отмечал: “Любо, в особенности, посмотреть на товары или торговлю стекающихся туда московитянок. Несут ли они полотно, нитки, рубахи или кольца на продажу, столпятся ли там позевать от нечего делать, они поднимают такой крик, что новичок, пожалуй, подумает, не горит ли город”.

Москвички трудились в мастерских, в лавочках, сотни их стирали белье у мостов через Москву-реку. Описывались купания на Водосвятие – множество женщин погружались в проруби вместе с мужчинами, это зрелище всегда привлекало иноземцев. Почти все зарубежные гости, приезжавшие в нашу страну, считали своим долгом описать и русские бани. В Европе их не было, бани считались экзотикой, вот и лезли туда поглазеть на раздетых баб. Взахлёб пересказывали своим читателям, как они, распаренные, выскакивали в снег или в речку. Но… как же быть с затворничеством?

Остаётся предположить, что в домашнем заточении сидели одни лишь дворянки… Нет. Им просто некогда было прохлаждаться! В те времена дворяне каждый год уезжали на службу. Иногда от весны до поздней осени, иногда отсутствовали несколько лет. А кто же руководил поместьями в их отсутствие? Жены, матери. Подтверждением может послужить, например, “Повесть о Юлиании Осорьиной”, написанная в XVII в. сыном героини. Он рассказывал, как отец служил в Астрахани, а мать вела хозяйство. Придворный врач Коллинз описывал семью стольника Милославского, служившего в Пушкарском приказе. Сообщал, что они жили очень бедно, и дочь Милославского Мария – будущая царица, вынуждена была собирать в лесу грибы и продавала их на базаре.

Что же касается представительниц высшей знати, княгинь и боярынь, они тоже занимались хозяйством своих мужей, вотчинами и промыслами. Не оставались в стороне от политической, духовной жизни. Марфа Борецкая фактически возглавляла правительство Новгорода. Морозова заправляла раскольничьей оппозицией. Но большинство боярынь сами числились на придворной службе. Они заведовали гардеробом царя, занимали важные посты мамок и нянек у государевых детей. А у царицы имелся собственный большой двор. Ей служили боярыни, дворянки, в штате состояли дьяки-делопроизводители, русские и иностранные доктора, учителя детей.

Жены государей ведали дворцовыми селами и волостями, получали доклады управляющих, считали доходы. У них имелись и собственные владения, угодья, промышленные предприятия. Коллинз писал, что при Алексее Михайловиче для его супруги Марии в семи верстах от Москвы были построены мануфактуры по обработки пеньки и льна. Они «находятся в большом порядке, очень обширны и будут доставлять работу всем бедным в государстве». Царицы широко занимались благотворительностью, обладали правом помилования преступников. Нередко они с сами, без мужей, ездили в монастыри и храмы, в паломничества. Их сопровождала свита из 5-6 тыс. знатных дам.

Маржерет и Гюльденстерн отмечали, что при поездке в Троице-Сергиев монастырь за царицей ехало “множество женщин”, и “сидели они на лошадях по-мужски”. О том, что боярыни часто ездили верхом, пишет и Флетчер. Ну-ка попробуйте после комнатного сидячего затворничества прокатиться в седле от Москвы до Сергиева Посада! Что с вами будет? Получается, что знатные дамы где-то тренировались, катались на лошадях. Очевидно, в своих деревнях. А если в период проживания в столице боярские дочери или жены значительную часть времени проводили в собственном дворе, то необходимо учитывать, что представляли собой боярские дворы! Это были целые городки, их население состояло из 3-4 тыс. человек челяди и прислуги. В них раскинулись свои сады, пруды, бани, десятки строений. Согласитесь, времяпровождение в таком дворе отнюдь не равнозначно тоскливому заключению в «тереме».

Однако упоминание Герберштейна, что русские женщины “прядут и сучат нитки”, в какой-то мере близко к истине. Каждая девушка училась рукоделию. Крестьянка или жена ремесленника обшивала семью. Но жены и дочери знати, конечно же, корпели не над посконными портами и рубахами. До нас дошли некоторые образцы их работы – великолепные вышивки. В основном, их делали для церкви. Пелены, плащаницы, покровцы, воздуха, знамена, даже целые вышитые иконостасы. Так что же мы видим? Женщины занимаются сложными хозяйственными вопросами, в свободное время создают произведения высочайшего искусства – и это называется закрепощением?

Некоторые ограничения действительно существовали. На Руси не были приняты балы и пиры с участием женщин. Хозяин в виде особой чести мог представить гостям супругу. Она выйдет, по рюмочке им поднесёт и удалится. На праздниках, на свадьбах, женщины собирались в отдельной комнате – мужчины в другой. «Домострой» вообще не рекомендовал для «прекрасной половины» хмельные напитки. Но иностранцы, которым довелось близко общаться с русскими дамами, восхищались их воспитанием и манерами.

Немец Айрман описывал, что они появляются перед гостями «с очень серьезными лицами, но не недовольными или кислыми, а соединенными с приветливостью; и никогда не увидишь такую даму хохочущей, а ещё менее с теми жеманными и смехотворными ужимками, какими женщины наших стран стараются проявить свою светскую приятность. Они не изменяют своего выражения лица то ли дёрганьем головы, то ли закусывая губы или закатывая глаза, как это делают немецкие женщины. Они не носятся точно блуждающие огоньки, но постоянно сохраняют степенность, и если хотят кого приветствовать или поблагодарить, то при этом выпрямляются изящным образом и медленно прикладывают правую руку на левую грудь к сердцу и сейчас же серьезно и медленно опускают её, так что обе руки свисают по обе стороны тела и так же церемонно возвращаются к прежнему положению. В итоге они производят впечатление благородных личностей”.

Наши далекие пра-пра-бабушки любили и умели принарядиться. Шились удобные и красивые сарафаны, летники, шубки, шапочки с меховой опушкой. Все это украшалось затейливыми узорами, праздничные костюмы – жемчугом, бисером. Модницы щеголяли башмачками на очень высоких каблуках, перенимали у татарок обычай красить ногти – кстати, то и другое на Западе было в новинку, описывалось как диковинки. Русские ювелиры изготовляли изумительные серьги, браслеты, ожерелья. Айрман отмечал: «Они по своему обычаю сверх меры украшают себя жемчугом и драгоценностями, которые у них постоянно свисают с ушей на золотых кольцах, также и на пальцах носят драгоценные перстни». Девушки делали сложные изысканные причёски – даже в косы вплетали жемчуг и золотые нити, украшали их шёлковыми кисточками.

Да и нравы в общем-то были достаточно свободными. Как и во все времена, женщины тянулись к радости и веселью. Любили поплясать, покачаться на качелях. Девушки собирались с парнями за околицей покружиться в хороводах, попеть задорные частушки, порезвиться в молодых играх, зимой – покататься на коньках, на санках с горы. На каждый праздник существовали свои обычаи. На Успение – «дожинки», на Рождество – колядки, на Масленицу – блины, штурмы снежных крепостей, а женихи с невестами и молодые супруги лихо мчались на тройках. Как и во все времена, людям хотелось семейного счастья. В Устюге в 1630 г. объявили набор 150 девушек, желающих поехать в Сибирь «на замужество» - там не хватало жён казакам и стрельцам. Нужное количество набралось мгновенно, покатили через всю Россию!

Впрочем, русские бабы были не чужды и обычных женских слабостей, как же без этого? Допустим, при очередном пожаре в Москве начали выяснять причину – оказалось, что вдовушка Ульяна Иванова оставила непогашенной печку, вышла на минутку к соседу, дьячку Тимофею Голосову, да и засиделась, заболталась в гостях. Чесала языком, пока не закричали, что ее дом полыхает. Наверное, такая вдовушка могла жить в любой стране и в любую эпоху.

Олеарий описывает случай в Астрахани. Немцы здесь тоже надумали посмотреть на русских купальщиц, пошли гулять к баням. Четыре девицы выскочили из парной и плескались в Волге. Немецкий солдат вздумал окунуться с ними. Они принялись в шутку брызгаться, но одна зашла слишком глубоко, стала тонуть. Подруги воззвали к солдату, он вытащил молодку. Все четверо облепили немца, осыпая поцелуями благодарности. Что-то не слишком похоже на «закрепощенность». Очевидно, сами же девушки разыграли «несчастный случай», чтобы поближе познакомиться.

Посол Фоскарино похвалялся, как несколько московских бабёнок очутились в объятиях итальянцев – из любопытства, захотели сравнить их с соотечественниками. Олеарий и Таннер упоминали, что в Москве были и девицы легкого поведения. Они околачивались возле Лобного места под видом продавщиц холста, но обозначали себя, держа в губах колечко с бирюзой. Очень удобно – если появится наряд стрельцов, спрятать колечко во рту. Хотя до повального распутства, как во Франции или Италии, дело не доходило. Причем ситуация получалась во многом парадоксальной. В большинстве стран Европы сохранялись средневековые драконовские законы, за блуд полагалась смертная казнь. Но об этих законах никто не вспоминал, разврат процветал открыто. В России таких законов не было. Вопросами нравственности занималась только Церковь. Но моральные устои оставались куда более прочными, чем на Западе.

Конечно, не в каждой семье воцарялись «совет да любовь». Иногда случались супружеские измены – это был грех, и духовники назначали покаяние, епитимью. Но если муж обижал супругу, она тоже могла найти защиту в церкви – священник разберется, вразумит главу семьи. В подобных случаях вмешивался и «мир» - деревенская, слободская, ремесленная община. А общины на Руси были крепкими, могли обратиться к властям, воеводам, к самому царю. До нас дошла, например, общественная жалоба на посадского Короба, который “пьет и бражничает безобразно, в зернь и в карты играет, жену свою бьет и мучит не по закону…” Община просила унять хулигана или вообще выселить вон.

Да и сами русские женщины были отнюдь не беззащитными тепличными созданиями, умели постоять за себя. В народной “Притче о старом муже и молодой девице” (XVII в.) богатый вельможа сватает красавицу вопреки её желанию – принуждает к браку родителей. Но девица заранее перечисляет арсенал средств, которыми будет его изводить – от угощения сухими корками и недоваренными мослами до побоев “по берещеной роже, неколотой потылице, жаравной шее, лещевым скорыням, щучьим зубам”. Действительно, бывало и так, что не жена страдала от мужа, а мужу доставалось от жены. Так, дворянин Никифор Скорятин дважды обращался к самому царю Алексею Михайловичу! Жаловался, что жена Пелагея била его, драла за бороду и угрожала топором. Просил защитить или дозволить развестись.

Конечно, я привожу этот пример не в качестве положительного и не в качестве оправдания склочных баб. Но он тоже подтверждает, насколько же несостоятелен «общепризнанный» стереотип о забитых и несчастных русских женщинах, всю жизнь сидевших за запертыми дверями и стонавших от побоев.

Валерий Шамбаров

Читай ещё:

Правда Руси

Почему русская баня пугала иностранцев?

Государь Алексей Михайлович.

ertata

Рубрики: ИСТОРИЯ./История и культура России.

Интересное. Непознанное./Разное.

МОЯ РОССИЯ/Мифы о России.

ДАМОЧКАМ.

Метки: русские женщины мифы о россии иностранцы о россии домострой московская русь история россии интересное фальсификация истории россия и запад традиции культура быт нравы

http://ertata.ru/post296683822/

[Рона]

Царь и заговоры.

Цель - опорочить Ивана Грозного

Не все важные даты отмечаются в календарях. Не обо всех юбилеях упоминают средства массовой информации. Почему бы, например, не вспомнить такую дату – 555 лет назад сформировался грандиозный международный заговор против нашей страны. Один из первых заговоров против нее и один из самых масштабных. Уже тогда строились планы расчленить Россию, загнать в рамки древней «Московии». Уже тогда находились «перестроечники», готовые прислуживать зарубежным режиссерам.

Впрочем, имеет смысл напомнить тогдашнюю обстановку. При Иване Грозном Россия присоединила Поволжье, Северный Кавказ. Пробивала дорогу к Балтике, сокрушила Ливонский Орден. Однако вздыбились Литва, Польша, Швеция, Дания, Крымское ханство. Добавились измены собственной знати. Тем не менее, наша страна успешно справлялась со всеми трудностями. Литву разгромила, татар отражала. Шведов и датчан сумела перетянуть на свою сторону. А для искоренения внутренней оппозиции был введен чрезвычайный режим – опричнина.

Тогда-то и закрутился тайный антироссийский альянс. Возглавили его папа римский и орден иезуитов. С 1568 г. они принялись направлять и координировать деятельность врагов нашей страны. Шведский король Эрик XIV успел заключить союз с Иваном Грозным. Но иезуиты и польские агенты в 1568 г. организовали заговор шведских аристократов. Эрика отравили, он долго лежал больным. Лидером оппозиции был королевский брат Юхан, женатый на сестре польского короля. Он и раньше бунтовал, сидел в тюрьме. Теперь его выпустили, он поднял мятеж. Эрика советники убеждали, что с братом воевать нельзя, надо искать пути примирения. А когда войско Юхана подошло к Стокгольму, те же советники выдали ему короля. Эрика объявили сумасшедшим и заточили в темницу, где он вскоре умер, а Юхан, взойдя на престол, возобновил войну с русскими.

В Польше и Литве иезуиты и эмиссары Рима тоже хорошо поработали. Эти государства имели одного монарха, но оставались самостоятельными, имели разные органы управления и законы. Ватикан давно желал их слияния, чтобы поставить население Литвы, в основном православное, под контроль католиков-поляков, но этому противились литовские магнаты. Теперь была раздута кампания, что без объединения Литва погибнет, польскую партию подпитали золотом. В январе 1569 г. на сейме в Люблине удалось слить два государства в одно, Речь Посполитую. Прежде Россия вела борьбу только с Литвой, поляки помогали ей весьма скромно. Теперь противницей стала единая могучая держава.

Наконец, на русских натравили Османскую империю. К этому давно уже подталкивали султана Сулеймана Великолепного. Но он воздерживался от ссоры с Москвой, предпочитал сражаться с западными державами. Однако Сулейман умер, на трон взошел его сын Селим II – который не добавил к своему имени эпитетов Великолепного, Победителя и т.п. Он заслужил прозвище Селим-Пьяница. Ясное дело, что споили его не поборники ислама и не патриоты Турции. Споили европейские агенты. Политику отца он резко изменил. Замирился с немцами, итальянцами, и с 1568 г. в Азове стали собирать войска. В следующем году армия Касим-паши выступила на Астрахань. Кто способствовал этому, известно. К Касиму вместе с гонцами от султана приезжал посол Польши, обещал совместные удары.

Мало того. Петлю, охватившую Россию, должна была поддержать внутренняя крамола. Правда, либеральными и зарубежными исследователями этот заговор объявляется не иначе как подтасовками. Принято писать только о вспышках жестокости царя, как бы беспричинной патологии. А канва событий излагается отрывочно и непоследовательно. Дескать, в конце лета 1569 г. новгородский дворянин Петр Волынский доложил царю – верхушка бояр и толстосумов Новгорода во главе с архиепископом Пименом заключила договор с польским королем Сигизмундом II. Изменники собирались осуществить переворот, возвести на престол двоюродного брата царя, Владимира Старицкого, а полякам за содействие обещали Новгород и Псков. Волынский сообщил, что экземпляр договора хранится в тайнике в храме Св. Софии, и Иван Грозный послал с ним доверенное лицо – проверить и снять копию с улики.

А в сентябре царь вдруг вызвал к себе Старицкого. Обвинил в надуманном преступлении, “якобы был подкуплен царский повар”, которому Владимир “будто бы дал деньги и яд” (цитаты из Карамзина). Разные авторы соревнуются в жутких подробностях. Рассказывают, как Старицкий доверчиво ехал к брату со всей семьей, как налетел Грозный с целым полком опричников. Как князя, его жену и детей заставили выпить яд, а женскую прислугу княгини расстреляли из луков, зачем-то раздев донага (интересно, зачем? чтобы удобнее было целиться? или чтобы у читателей слюнки потекли?)

Мать князя Ефросинью Старицкую, 6 лет жившую в монастыре, то ли утопили, то ли удушили дымом. А с ней – “12 стариц”, и историки сокрушаются об этих невинных служанках, мастерицах-рукодельницах… Ну, а в декабре Иван Грозный наконец-то вспоминает про сообщение об измене Новгорода (трехмесячной давности), организует поход. Поднимает армию. По пути зачем-то громит все города от Клина до Вышнего Волочка, истребляет пленных, содержавшихся в них. В Новгороде устраивает бойню, людей тысячами топят в Волхове, а опричники ездят на лодках и добивают желающих выплыть (на лодках ездят в январе, вероятно – по льду).

Стоп-стоп-стоп… В такой подаче и впрямь отсутствует логика. Разгул какого-то иррационального бешенства. Но можно показать, что логика была. Железная и оправданная. Подтасовки допустили сами исследователи, постаравшиеся очернить фигуру Ивана Грозного! Начнем с того, что Старицкий не был невинной овечкой. В заговорах его уличали уже трижды, в 1553, 1563, 1567 гг. Впрочем, в послании к Курбскому Грозный не зря назвал Владимира “дураком”. Сам он не был вождем. Он был лишь удобным кандидатом на престол, которого двигали оппозиционные бояре, и им вовсю руководила мать, ярая интриганка. Даже на вышитых покровах, подаренных в Троице-Сергиев монастырь, Ефросинья подчеркнула претензии сына на трон, назвав его “благоверным государем”.

Иван Васильевич не всегда был «грозным». Он не желал мстить родственникам. После мятежа 1553 г. не только простил Владимира, но даже переписал завещание. На случай своей смерти назначил его опекуном малолетнего сына и вторым наследником. Но в 1563 г. открылось, что Старицкие нарушили присягу, вновь замышляют переворот. Государь опять воздержался от строгости, только отправил в монастырь главную смутьянку, Ефросинью. Скандал утрясли без лишнего шума, она постриглась как бы “по собственному желанию”, ей выделили щедрое содержание, княгиню сопровождали слуги и 12 ближних боярынь, получивших поместья около монастыря. Нет, не помогло. В 1567 г. пришлось даже прервать военный поход – от разведчиков и пленных узнали, что Сигизмунд II ожидает переворота в России. Государь допросил брата, и тот сам выдал соучастников во главе с боярином Челядниным, купив прощение их головами.

Невзирая на это в 1569 г., когда вторглись турки, Грозный доверил Старицкому пост главнокомандующего, велел собирать армию в Нижнем Новгороде. Военными талантами Владимир не обладал, но было важно имя царского брата. Это должно было подействовать на племена Казанского края – чтобы удержались от восстания. Однако существовала еще одна причина назначения. Как выяснилось позже, в заговоре участвовали ближайшие советники царя, Басмановы и Вяземский. Видимо, они поспособствовали, чтобы Владимир получил в свое распоряжение войско.

Как упоминалось выше, этим же летом поступило донесение Волынского о договоре новгородской верхушки с поляками (а Старицкие были издавна связаны с Новгородом). Нетрудно увидеть, что в случае успеха заговорщиков России пришлось бы очень худо. Она теряла западные области, весь Север (принадлежавший Новгороду), отпали бы Астрахань и Казань. Зато персональные крамольники оказывались в выигрыше. Владимир получал корону, бояре – “демократические свободы”, как в Польше, Пимен – пост митрополита, к которому он рвался с 1563 г. (однако царь уже имел в его отношении какие-то подозрения и четырежды отводил его кандидатуру на выборах). Ливония тоже доставалась Польше, но новгородские олигархи, перейдя под власть Сигизмунда, получали свободный выход на балтийскую торговлю.

Во главе армии Старицкий повел себя весьма своеобразно. Все лето простоял в бездействии. Астрахани он ничем не помог. Город спас не он, а воевода Карпов, организовавший оборону, и казаки – они начали партизанскую войну, пресекли снабжение туркам и вынудили их отступить. Владимир Старицкий в это время оставался в Нижнем Новгороде, устраивал торжества и пиры, завоевывая популярность в войсках. А полки держал при себе, под рукой. Ждал. Чего?

Ответ очевиден. 9 сентября умерла царица, Мария Темрюковна. Ничем не болела и внезапно скончалась – как отмечалось на Освященном Соборе, “в муках, в терзаниях”. После убийства первой жены Грозного, Анастасии, потребовалось разбирательство. Но в данном случае признаки отравления были настолько явными, что причину смерти установили сразу. Мы не знаем, по какой причине не пострадал сам царь. Может, решил в тот день поститься, а может, дела задержали, не сел за стол вместе с женой. Но ведь яд на самом деле был применен! Вот вам и “будто бы”, “якобы” подкупленный повар. Вот вам и “надуманное” покушение.

Очевидна и подтасовка, внедренная почтенными либеральными авторами XIX в. Нагромождая обвинения против Ивана Грозного, они сделали очень простую вещь. Оторвали смерть Марии Темрюковны от дела Старицкого! Можно обратить внимание – ее принято упоминать в других разделах и главах исторических трудов, на других страницах. Хотя достаточно сопоставить даты: 9 сентября произошло убийство, а в конце сентября царь вызывает к себе брата. Юридическим языком, очернители Грозного совершили “сокрытие трупа”. Как говорят криминалисты, “нет тела – нет и дела”. Но ведь труп был! Труп молодой, и красивой женщины, не только любящей и любимой супруги, но и деятельной помощницы царя. Бойкая и умная кабардинка была незаурядной личностью. Она являлась соавтором идеи опричнины, организовывала охрану мужа, активно участвовала в дипломатии, вела переписку с родичами на Кавказе и в Крыму.

Причем оказывается достаточным восстановить выпавшее (то есть, выброшенное) звено, убийство, как все дальнейшее становится ясным и понятным. Следствие выявляет повара, на допросах он называет заказчика. Еще раз обратим внимание на даты. Удар по царской семье был нанесен 9 сентября, в самый напряженный момент кампании. Турки в этот день только приближались к Астрахани. Сняли они осаду 26 сентября. То есть, Старицкий был вызван к царю не из своих владений, а из армии. Значит, ехал без жены и детей. Соответственно, и без служанок супруги. Факт, что он прибыл к государю один, подтверждает в своих записках Горсей.

Иван Грозный показывает сокровища английскому послу Горсею. А.Д.Литовченко

А мать князя Ефросинья не была ни утоплена, ни удушена. Ее останки сохранились, и химический анализ показал причину смерти – содержание мышьяка в 150 раз выше максимально допустимого уровня. Это дает ответ на многие вопросы. Властолюбивая княгиня и в монастыре не унялась, плела интриги. По-видимому, Владимир Старицкий точно так же, как он сделал в 1567 г., заложил и мать, и других сообщников в надежде заслужить прощение. Но прощали уже много раз, и мягкость приводила ко все более тяжким последствиям. А заговор был направлен не только против царя, а против России. Поэтому Владимиру и Ефросинье предложили скушать то же самое, что они предназначали для царской семьи и передали повару.

Вместе с Ефросиньей покарали “12 стариц”. Только это были отнюдь не невиновные служанки, а те самые 12 ближних боярынь, ушедшие с княгиней в монастырь. Ее доверенные помощницы, через них обеспечивалась связь с сыном, боярами, согласовывались планы. Они были полноправными участницами преступления и понесли соответствующее наказание. Но дети Старицкого, вопреки клевете, остались живы. Его сыну Василию царь вскоре вернул владения отца, его дочерей Евфимию и Марию Грозный сватал за датского принца Магнуса. Судьба жены Старицкого Евдокии неизвестна. Русские источники сообщают о смерти одного лишь Владимира, и похоронен он один. А казнь Евдокии ставит под сомнение красноречивый факт: через три года ее родного брата Никиту Одоевского Иван Грозный назначил командовать армией. Как вы считаете, можно ли доверять армию брату казненной? Скорее всего, Евдокия Старицкая была пострижена в монахини или сама ушла в монастырь после смерти мужа.

От Владимира Андреевича, повара, “стариц” потянулись другие нити, в октябре-ноябре продолжилось следствие. Оно подтвердило информацию об измене в Новгороде. Кроме того, в средневековой Европе политическая оппозиция почти всегда была связана с религиозной. Это давало “идейную” связку, позволяло нарушать присягу (ведь присяга являлась священным актом). Так было и на Руси. Еще в 1553 г. обнаружилось, что многие крамольники входили в секту “жидовствующих”. К ней принадлежали братья Ефросиньи Старицкой Борисовы-Бороздины, близкий Старицким поп Сильвестр дружил с проповедником ереси Артемием Пустынником. Артемия глубоко почитал и Курбский. На процессах 1553 г. подобные связи удалось замять, теперь они вскрылись. Иван Грозный позже писал Курбскому: “Я хотел подчинить вас своей воле, и вы за то святыню Господню осквернили и поругали! Осердясь на человека, на Бога восстали”.

Г.Седов «Иван Грозный и Малюта Скуратов»

Зимой царь провел “спецоперацию” в Новгороде. Разумеется, он не громил попутных городов. В ближайшие годы по той же дороге много раз ездили иностранные посольства, в том числе недружественные к России. Но ни одно из них следов “погромов” не заметило и ни о чем подобном не сообщило. Наконец, основой операции была секретность. Требовалось нагрянуть внезапно, захватить преступников с поличным. Ну, посудите сами, какая могла быть тайна, если собирать армию, разорять Клин, Городню, Тверь, Медное, Торжок, Вышний Волочок? Известия разносились быстро, все заговорщики успели бы разбежаться. Единственное, чему можно поверить – уничтожению пленных, содержавшихся в некоторых городах. Потому что в Торжке они оказали вооруженное сопротивление, ранили Малюту Скуратова, в опасности был сам царь. Вам не кажется, мягко говоря, странным – вооруженные пленные? Если это сообщение верно, оно может означать, что заговорщики сформировали из пленных отряды для участия в перевороте.

Рейд был сугубо полицейским, в нем участвовали небольшие силы. Опричников было всего-то 6 тыс., а многие из них остались в Москве, Александровской Слободе, выполняли другие задачи. 2 января 1570 г. отряд Малюты из 1000 человек прискакал в Новгород, перекрыл заставами ворота и произвел аресты по заранее намеченным спискам. 8 января приехал царь со свитой в 500 человек. Кстати, собирать значительное войско и не требовалось. Новгород являлся важной прифронтовой базой, в нем располагался крупный гарнизон. Ни один источник не упоминает о столкновениях опричников с военными или их арестах. Судя по всему, гарнизон был привлечен к операции.

Есть еще один факт, подтверждающий, что поход царя был быстрым и четко рассчитанным по времени. Выезжая из Александровской Слободы, Иван Грозный одновременно распорядился созвать в Москве Освященный Собор. Прибыв в Новгород, он не принял благословения у архиепископа Пимена, но дозволил ему отправлять службы. Однако в тот же день привезли решение Собора о низложении Пимена и лишении священства, и только тогда царь арестовал его (сам государь был не вправе низложить иерарха и не превысил своих полномочий). Главных виновных отправили в Москву, рядовых изменников покарали на месте. Всего было казнено от 1490 до 1505 человек. На этой цифре сходятся все современные исследователи, как уважительно относящиеся к Грозному, так и его противники.

Из храмов, оскверненных еретиками, были изъяты иконы и святыни. У монастырей, где они устроили свои гнезда, конфисковали казну. Ряд других монастырей и священников, знавших о ереси, но не боровшихся с ней, предпочитавших помалкивать, были наказаны крупными штрафами. Вдобавок к измене, в Новгороде накопилось много обычных злоупотреблений. Структуры земской выборной власти захватили богатые купцы, притесняли бедноту, нарушали правила торговли и т.д. Царский суд, рассмотрев жалобы, приказывал “грабить” виновных, т.е. конфисковывать имущество, налагал штрафы.

Жестоко? Но такие наказания следовали строго по закону – за злоупотребления служебным положением, коррупцию, контрабанду, подпольную продажу спиртного и др. Сами же рядовые новгродцы вовсе не сочли их чрезмерными. В 1581 г. Баторий пытался поднять их на восстание, разослал грамоты, расписал все обиды, которые царь нанес Новгороду. Однако на призывы короля не откликнулся никто. Население признавало, что лица, наказанные государем, поплатились справедливо. Да и жители соседнего Пскова тоже были в курсе, что казни в Новгороде идут не без причины. Иначе разве стали бы они дожидаться царя? У них литовская граница была рядом, их никто не стерег. Но они прекрасно знали, за что карают новгородскую верхушку, а за собой такой вины не чувствовали.

После рейда на Новгород следствие длилось еще полгода. К смерти было приговорено около 300 человек. Казнь состоялась 25 июля 1570 г. на Поганкином болоте (ныне Чистые пруды). Царь лично обратился к собравшимся массам москвичей и приезжих, рассказал о вине осужденных и испросил подтверждения у народа: “Ответствуй, прав ли мой суд?” Тысячи людей единодушно поддержали его решение. Тем не менее, 184 приговоренных, почти две трети, Иван Грозный помиловал. Казнил лишь главных преступников, остальным заменил смерть заключением или ссылкой.

В целом же, можно сопоставить – при ликвидации крупнейшего заговора в истории Московской России крови пролилось гораздо меньше, чем при подавлении любого из многочисленных европейских мятежей той же эпохи. Рядовых мятежей, которые в истории Англии, Франции, Германии удостаивались лишь кратких упоминаний. Про более масштабные кампании репрессий, вроде Варфоломеевской ночи, перечеркнувшей одним махом 30 тыс. жизней. Кстати, существовало и подлинное следственное дело о новгородской измене. Оно пережило Смуту, все пожары Москвы. Опись архива свидетельствует, что оно хранилось до XIX в. А потом… исчезло. Исчезло примерно в то же время, когда либеральные историки, взявшиеся редактировать наше прошлое, “прятали труп” царицы Марии Темрюковны. Как это прикажете оценивать? Как досадную случайность? Или как еще один факт сокрытия истины?

Валерий Шамбаров

Читай ещё:

Приговоренные быть злодеями

http://ertata.ru/post295718269/