6020d716b6a1c049f68a10b56df6cf79 Перейти к контенту

А.С.Пушкин.


Рекомендуемые сообщения

27 января на Черной речке состоялась дуэль между Александром Сергеевичем Пушкиным и Жоржем Дантесом, исход которой оказался смертельным для поэта. Светские сплетни и интриги обострили обстановку вокруг семьи Пушкина. Апогеем этой войны в высшем обществе Петербурга стала серия анонимных писем, порочащих имя Натальи Николаевны Пушкиной. Даже друзья поэта были втянуты в грязные сети заговора. Узнав о содержании анонимок, император Николай I усмотрел в них не только оскорбление семьи Пушкиных, но и клевету на царское семейство. Секретное дело император поручает вести начальнику корпуса жандармов тайной канцелярии сыска Дубельту. Третьему отделению удается узнать многое: в каких отношениях состояла жена поэта с его убийцей и кто являлся возможным автором анонимок, но... только частное расследование полковника Галахова продвинулось в истинном понимании причин гибели Пушкина, ставшей впоследствии общенациональной трагедией.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

elizaveta1.jpg

Когда, любовию и негой упоенный,

Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,

Я на тебя глядел и думал: ты моя, —

Ты знаешь, милая, желал ли славы я;

Ты знаешь: удален от ветреного света,

Скучая суетным прозванием поэта,

Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал

Жужжанью дальному упреков и похвал.

Могли ль меня молвы тревожить приговоры,

Когда, склонив ко мне томительные взоры

И руку на главу мне тихо наложив,

Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?

Другую, как меня, скажи, любить не будешь?

Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?

А я стесненное молчание хранил,

Я наслаждением весь полон был...

Вокруг Воронцовых сложился блестящий двор польской и русской аристократии. Графиня Елизавета Ксаверьевна любила веселье. Она сама и ее ближайшая подруга Шуазель участвовали в любительских спектаклях, организовывали самые утонченные балы в городе, Элиза, как многие ее называли, была прекрасной музыкантшей, что, впрочем, в те времена было не редкость. Граф, а впоследствии князь Воронцов, человек государственного ума и несколько тщеславный, широких взглядов англоман, собирал свое общество, в котором обсуждались дела государственные, политические и придворные, царили заезжие философы или шарлатаны, и уж во всяком случае не читали стихов.

«Как все люди с практическим умом, граф весьма невысоко ценил поэзию; гениальность самого Байрона ему казалась ничтожной, а русский стихотворец в глазах стоял едва ли выше лапландского». Поначалу он очень ласково принимал Пушкина, позволял ему пользоваться своей ценнейшей библиотекой, хранившимися в ней архивами (в частности, А.Н. Радищева), любезно предоставлял ему возможность знакомиться с новинками книжными, поступавшими в Одессу едва ли не раньше, чем в Петербург. Но все это было несколько сухо, и скучно-умно. Куда как приятнее в салоне графини, она любезнее и приветливее, она остроумна и прекрасно музицирует, в ней что-то манит и обещает...

Она не лишена дара литературного, и ее слог и беседа чаруют всех окружающих... С Пушкиным она состоит в некотором соперничестве словесном, а между ними возникает внутреннее сопряжение. Графине не хватает настоящей страсти, она как будто бежит встреч тайных и одновременно готовится к ним. Несомненно, магнетизм ее тихого, чарующего голоса, любезность обволакивающего милого разговора, стройность стана и горделивость аристократической осанки, белизна плеч, соперничающая с сиянием так любимого ею жемчуга, - впрочем, и еще тысячи неуловимых деталей глубинной красоты пленяют поэта и многих окружающих мужчин. «Предания той эпохи упоминают о женщине, превосходящей всех других во власти, с которой управляла мыслию и существованием поэта.

Пушкин нигде о ней не упоминает, как бы желая сохранить для одного себя тайну этой любви. Она обнаруживается у него только многочисленными профилями прекрасной женской головы спокойного, благородного, величавого типа, которые идут почти по всем его бумагам из одесского периода жизни», - пишут об этом периоде жизни поэта. Еще долго будет преследовать его этот профиль... В рукописях с 1823 по 1829 год найдено до тридцати изображений Е.К. Воронцовой.

Воронцова только что родила второго ребенка, была немножко уставшей и бледной, но пастельные краски лишь делали более выразительными ее глаза, она была необычайно женственна и готова к развлечениям, едва вырвавшись из заточения материнского крова в Белой Церкви.

Со своими подругами Элиза устраивает фейерверк блистательных праздников: 12 декабря большой бал у Воронцовых, 25 декабря большой обед, 31 декабря маскарад, 6 января маскарад у Ланжеронов, 13 января публичный благотворительный маскарад в театре, устроенный Воронцовой и Ольгой Нарышкиной, 12 февраля второй маскарад у Воронцовых… Пушкин бывал, вероятно, везде. 8 февраля Елизавета Ксаверьевна приглашает его на обед, муж приезжает только завтра. Нити между ними натягиваются все крепче…

Вяземские вспоминали: «Пушкин говаривал, что как скоро ему понравится женщина, то, уходя или уезжая от нее, он долго продолжает быть мысленно с нею и в воображении увозит ее с собою, сажает ее в экипаж, предупреждает, что в таком-то месте будет толчок, одевает ей плечи, целует у нее руку и пр.». Но видеться сложно, Элиза - жена наместника, она всегда на виду. Да и всем известна достигшая в это время апогея страсть поэта к Амалии Ризнич, жене негоцианта, не вхожей в салон Воронцовой. Елизавета Ксаверьевна, как настоящая женщина, не потерпит соперничества. Но Пушкин умел увлечь и очаровать, знал тайну власти над женским сердцем, в том же 1824 году написал:

Мои слова, мои напевы

Коварной силой иногда

Смирять умели в сердце девы

Волненье страха и стыда…

А потом в преддверии любви:

Я узнаю сии приметы,

Сии предвестия любви...

С именем Воронцовой связывают такие стихи Пушкина, как «Желание славы», «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла...», «Сожженное письмо», «Талисман», «Прощание» и некоторые другие. Между тем страсть к одесской красавице-царице распаляется все больше.

Одновременно охлаждаются, если не сказать больше, его отношения с ее мужем. Растет их взаимная неприязнь. Воронцов раздражен против Пушкина уже давно. Еще в марте он начал атаку против поэта, перестал общаться: «Что же до Пушкина, то я говорю с ним не более 4 слов в две недели...» Пишет письма ко двору: «Собственные интересы молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят скорее от ума, чем от сердца, заставляют меня желать его удаления из Одессы».

Дальше больше: «Я писал гр. Нессельроде, чтобы меня избавили от Пушкина», «надеюсь, что меня от него избавят», «...я повторяю мою просьбу - избавьте меня от Пушкина», «нужно, чтоб его от нас взяли», и наконец в мае он предписывает отправиться поэту на саранчу, как раз перед его днем рождения. Пушкин раздражен и рассержен «непристойным неуважением к нему»: «Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу англичанину», появляется одна из самых злых его эпиграмм: «Полумилорд, полукупец...»

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Наступили последние дни... Они и не подозревали, что злой рок или гений уже стоит над ними, и дни свиданий сочтены. Как это часто бывает, роман развивается бурно как раз в предчувствии разлуки, хотя о ней еще никто не подозревает. Южные вечера и ночи... Море, пособник или наперсник их страсти. Дача Рено, где жили летом Воронцовы, рядом с домом Веры Вяземской, стояла на высоком берегу моря, на обрыве. С него сбегала крутая тропинка к морю. Каменистый берег, пещеры, гроты. Графиня любила гулять вдоль берега моря, чтобы брызги от разбивающихся волн обдавали лицо, чтобы подол платья и легкие туфли слегка намокли, чтобы можно было укрыться от палящего солнца в прохладе пещеры, и в этих прогулках ее сопровождал Пушкин. Одна из таких пещер стала их приютом любви:

Приют любви, он вечно полн

Прохлады сумрачной и влажной.

Там никогда стесненных волн

Не умолкает гул протяжный.

elizaveta2.jpg

http://www.happypushkin.com/lady/elizaveta/

Дни последние, дни страстные летят все быстрее... Она должна была ехать к детям. Но задержалась на несколько дней в Одессе. Именно эти несколько дней были ее днями. Ночные свидания происходили в пещере. Пушкин отмечал эти дни лишь числами в записной книжке, «Альманахе для дам», подаренной ему Элизой. Только потом он воскресит эти свидания в стихотворении «Прозерпина»:

Прозерпина в упоенье

Без порфиры и венца,

Повинуется желаньям,

Предает его лобзаньям

Сокровенные красы,

В сладострастной неге тонет

И молчит и томно стонет.

Об этих свиданьях знала только княгиня Вера Вяземская, с которой Пушкин был очень дружен, а может быть, не знала, а только догадывалась.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

odessa.jpg

Пушкин еще во время своей службы в Кишиневе несколько приезжал в Одессу. Он быстро обжился на новом месте, стал завсегдатаем итальянской оперы и ресторации. Шумные забавы в холостой компании, отчасти похожие его столичные проказы снова возобновились. С друзьями Пушкин обедал в ресторане Цезаря Отона, который относился к нему с большим уважением. Когда веселая компания занимала столик, Отон спешил обслужить его сам и даже отпускал Пушкину в долг. Иногда поэт сиживал в казино или ресторации в своем кишиневском архалуке и феске, но на улице показывался в черном сюртуке и в фуражке или черной шляпе, и с тою же железной палицей. Сюртук его постоянно был застегнут, и из-за галстука не было видно воротничков рубашки. Волосы у него и здесь были подстрижены под гребешок или даже обриты. (Никто, впрочем, из тех, которые знали Пушкина в Кишиневе и в Одессе и с которыми мы имели случай говорить, не помнят его больным.) Говорят еще, что на руке носил он большое золотое кольцо с гербовой печатью. В Одессе, так же, как в Кишиневе, Пушкин по утрам читал, писал, стрелял в цель, гулял по улицам. Здесь поэт написал три первые главы «Онегина», горячо взявшись за него и каждый день им занимаясь. Пушкин просыпался рано и писал обыкновенно несколько часов, не вставая с постели. Приятели часто заставали его то задумчивого, то умирающего со смеху над строфою своего романа. Одесская осень благотворно действовала на его занятия.

Год пребывания в Одессе явился самым примечательным в истории сексуальной жизни Пушкина. Можно считать, что только в этом году окончательно погасли и стали безболезненными столь мучительные прежде воспоминания о «северной» любви, что частично потускнели прелестные образы сестер Раевских.

Правда, образ «платонической» красавицы навсегда сохранился в памяти поэта, но уже не мешал ему жить и чувствовать со всею возможной полнотой сексуального раскрепощения. Первым следствием вновь обретенной свободы души были три пережитых в Одессе страстных увлечения, которые принадлежат к числу самых ярких и ранящих душу, какие только случалось испытывать Пушкину

. Можно даже заметить, что слово «увлечение» является не достаточным для выражения чувств, пережитых поэтом. Впервые со времени своей ссылки на Юг Пушкин полюбил настоящей, страстной, сопровождаемой муками ревности любовью. Кажется удивительным, что любовь эта разделилась на три таких не похожих чувства, сопровождаемые различными безумствами, и предметом которой служили три женщины, не сходные ни по внешности, ни характеру, но объединенные одним общим - ревностью поэта. Конкретные факты, которые мы можем положить в основу этого тройного увлечения по большей части остались неизвестными. Но мы попытаемся на основе некоторых данных восстановить те мотивы, которые двигали поэтом, и те женские образы, которые возбудили его и заставили пережить страстное, бурное и полубезумное чувство.

riznich_P.jpg

Увлечение оперой сблизило Пушкина с директором городского театра, "коммерции советником" Иваном Степановичем Ризничем. Ризнич вел обширную торговлю в портах Средиземного, Черного и Азовского морей. Вскоре Ризнич представил поэта своей молодой жене - болезненной красавице. Ее звали Амалия, родом она была из Флоренции, в России жила несколько месяцев и русским языком не владела. «Она была дочь одного венского банкира, по фамилии Рипп, - пишет ее современник, - полунемка и полуитальянка, с примесью, быть может, и еврейского в крови....Г-жа Ризнич была молода, высока ростом, стройна и необыкновенно красива. Особенно привлекательны были ее пламенные очи, шея удивительной формы и белизны, и черная коса, более двух аршин длиною. Только ступни у нее были слишком велики. Потому, чтобы скрыть недостаток ног, она всегда носила длинное платье, которое тянулось по земле. Она ходила в мужской шляпе и одевалась в наряд полуамазонки. Все это придавало ей оригинальность и увлекало молодые и немолодые головы и сердца».

Скорее всего Пушкин познакомился с Амалией Ризнич в оперном театре. В «Евгении Онегине» он дает прелестную зарисовку этого события:

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в оперу скорей:

Там упоительный Россини,

Европы баловень—Орфей.

Не внемля критике суровой,

Он вечно тот же, вечно новый,

Он звуки льет—они кипят,

Они текут, они горят,

Как поцелуи молодые,

Все в неге, в пламени любви,

Как закипевшего Аи

Струя и брызги золотые...

А только ль там очарований?

А разыскательный лорнет?

А закулисные свиданья?

A prima donna? а балет?

А ложа, где красой блистая,

Негоциантка молодая,

Самолюбива и томна,

Толпой рабов окружена?

Она и внемлет, и не внемлет

И каватине, и мольбам,

И шутке с лестью пополам...

А муж в углу за нею дремлет,

Впросонках фора закричит,

Зевнет—и снова захрапит.

Амалия Ризнич страстно любила играть в карты и была душой окружающего ее общества. Естественно, поэт бывал у нее, играл, и, по-своему обыкновению волочился за хозяйкой. Время проходило весело и шумно, в непрерывных званых обедах, собраниях и пикниках. Красавица пользовалась огромным успехом у мужского общества и была предводительницею во всех развлечениях. Муж всегда оставался в стороне. Пушкин быстро поддался обаянию прелестной и эксцентричной иностранки и, по-видимому, сумел обратить на себя ее внимание. Но как назло, у него появился серьезный соперник - богатый польский помещик Исидор Собаньский. Все были увлечены красавицей, «но ее вниманием пользовался только Пушкин и Собаньский. На стороне поэта была молодость, на стороне его соперника - золото...», - вспоминает современник.

Пушкин все более и более увлекался Амалией Ризнич.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

В его романической биографии это было довольно сильное переживание, обогатившее его "опытом ужасным". В начале знакомства повторилось отчасти впечатление, пережитое за три года перед тем в Гурзуфе от встречи с Еленой Раевской - восхищение лихорадочной и хрупкой прелестью обреченного молодого существа. Смерть как бы витала над прекрасной «негоцианткой», и восхищение Пушкина переросло в сильное чувство. По словам одного современника, Сречковича: «Ризнич внимательно следил за поведением своей жены, заботливо оберегая ее от падения. К ней был приставлен верный его слуга, который знал каждый шаг жены своего господина и обо всем доносил ему. Пушкин страстно привязался к г-же Ризнич. По образному выражению Ризнича, Пушкин увивался за нею, как котенок (по-сербски као маче), но взаимностью не пользовался: г-жа Ризнич была к нему равнодушна».

Вспоминая об одесском увлечении, Пушкин записал в черновиках "Путешествия Онегина":

Я вспомню речи неги страстной,

Слова тоскующей любви,

Которые в минувши дни

У ног Амалии прекрасной

Мне приходили на язык,

От коих я теперь отвык.

На основании этих сообщений многие пушкинисты пришли к выводу, что у Пушкина был бурный роман с Амалией Ризнич, и будто бы ей он посвятил большинство своих элегий того периода (осень 1823 года). Однако, следует заметить, что 1 января 1824 года у супругов Ризнич родился сын Александр. Следовательно, осенью 1823 года Амалия, будучи в положении, вряд ли могла быть любовницей Пушкина. Чувство поэта к прекрасной флорентийке разгорелось летом 1823 года. Именно ее портреты проходят чередой по рукописям Пушкина со времени переезда в Одессу, т.е. с конца июля до начала августа 1823 года. Не мог Пушкин не зарисовать этой эффектной красавицы. Опираясь на приведенное описание ее внешности и на стих Пушкина «Мадам Ризнич с римским носом», можно угадать знакомые очертания среди много численных рисунков поэта.

riznic1.jpg

Амалия Ризнич находилась еще на втором или третьем месяце беременности. Физическая близость была возможна, и Пушкин не замедлил этим воспользоваться. Соперничество с Исидором Собаньским приносило поэту муки ревности. Ревность - это ущемленное самолюбие, и потому Пушкин постоянно страдал от ревности, как мазохист, потому что сам подсознательно выбирал себе любовницу, окруженную «толпой поклонников». Ревность только усиливала его страсть, которая достигает предела. Брат поэта, Лев Сергеевич, вспоминает: «Любовь овладела сильнее его душою. Она предстала ему со всею заманчивостью интриг, соперничества и кокетства. Она давала ему минуты и восторга, и отчаяния. Однажды, в бешеной ревности, он пробежал пять верст с обнаженной головой под палящим солнцем в 35-градусную жару». В том же «Онегине» поэт посвящает этому опустошающему душу чувству прекрасные строки:

Да, да, ведь ревности припадки—

Болезнь, так точно, как чума,

Как черный сплин, как лихорадки,

Как повреждение ума.

Она горячкой пламенеет,

Она свой жар, свой бред имеет,

Сны злые,призраки свои.

Помилуй бог, друзья мои

Мучительней нет в мире казни

Ее терзаний роковых!

Поверьте мне: кто вынес их,

Тот уж, конечно, без боязни

Взойдет на пламенный костер

Иль шею склонит под топор.

Лишь к октябрю, когда сексуальные контакты с Ризнич прекратились, Пушкин, не вынося длительного воздержания, переключил свое любвеобильное внимание на другую женщину, тем более что ревновать уже было не к кому. Опальный поэт все более влюблялся в Каролину Собаньскую, польскую аристократку, с которой он впервые познакомился в Киеве 21 января 1821 года.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Мимолетнее знакомство с прекрасной полькой заронило чувство в сердце Пушкина, но вынужденная двухлетняя разлука мало способствовала его развитию. Но оно резко вспыхнуло, лишь поэт вновь повстречался с Собаньской в Одессе. Она как раз переехала туда. Ее салон был одним из самых блестящих. Ф.Ф. Вигель передает в "Воспоминаниях", что был «ослеплен ее привлекательностью». «Какая стройность, - восхищается он, - что за голос, что за манеры».

sobanskaya3.jpg

Каролина - Розалия - Тэкла Собаньская, рожденная графиня Ржевуская, - пишет М. Яшин в книге «Итак, я жил тогда в Одессе...», - родилась в 1794 году в семействе знаменитом, принадлежавшем к знатнейшему польскому роду. Ее отец Адам - Лаврентий Ржевуский до Отечественной войны 1812 года был киевским губернским предводителем дворянства, позднее — тайным советником и сенатором. Юной девушкой Каролину выдали за пятидесятилетнего подольского помещика Гиеронима Собаньского, по некоторым сведениям, человека дурно воспитанного, нетрезвого, невежду и развратника. От этого неудачного брака родилась дочь Констанция. Воспользовавшись - временным нездоровьем, Каролина сумела получить от Подольской Римско-католической Консистории в 1816 году разрешение, впредь до выздоровления, жить отдельно от мужа. В 1825 году, после смерти отца, она добилась развода. Как отмечал Ф.Ф. Вигель, «высокое светское образование Каролина получила в Вене, у родственницы своей Розалии Ржевуской. Салон этой Розалии некогда слыл первым в Европе по уму, любезности и просвещению его посетителей. Нашей Каролине захотелось нечто подобное завести в Одессе, и ей несколько удалось». В салоне своем «вообще из мужского общества собирала она все отборное». В числе прочих Собаньская принимала там Александра Пушкина и Александра Раевского, младшего сына генерала Н.Н. Раевского и брата знаменитых сестер. Этот молодой человек сыграл важную роль во всех любовных историях поэта, вызвав у него безумное чувство ревности. Чтобы понять психологическое состояние Пушкина и его вспышки бешеной ревности, мы расскажем поподробнее о его «злом» гении - Александре Раевском, который сыграл очень недобрую роль в интимной жизни поэта в период его пребывания в Одессе.

У Пушкина были с Александром Раевским давние отношения, зародившиеся, быть может, еще в Петербурге и укрепившиеся во время пребывания (с семейством Раевских) на Северном Кавказе, а затем в Каменке, в Киеве и, наконец, в Одессе. Впечатлительный и восприимчивый ко всему новому поэт быстро подпал под влияние скептически настроенного Александра. Язвительный Раевский в самом прямом смысле подавил волю Пушкина. Вот как рассказывает об этом хорошо знававший и Пушкина и Раевского адъютант Николая Раевского- младшего: "В Одессе в одно время с ним (Пушкиным - А.Л. жил Александр Раевский, старший брат Николая. Он был тогда настоящим «демоном» Пушкина, который изобразил его в известном стихотворении очень верно. Этот Раевский действительно имел в себе что-то такое, что придавливало душу других. Сила его обаяния заключалась в резком и язвительном отрицании:

Неистощимой клеветою

Он Провиденье искушал;

Он звал прекрасное мечтою,

Он вдохновенье презирал.

Не верил он любви, свободе,

На жизнь насмешливо глядел,

И ничего во всей природе

Благословить он не хотел!

Я испытал это обаяние на самом себе. Впоследствии, в более зрелых летах, робость и почти страх к нему ослабели во мне, и я чувствовал себя с ним уже как равный с равным. Пушкин в Одессе хаживал к нему обыкновенно по вечерам, имея позволение тушить свечи, чтоб разговаривать с ним свободнее впотьмах....Пушкин сам вспоминал со смехом некоторые случаи подчиненности своему демону, до того уже комические, что мне даже казалось, что он пересаливает свои россказни. Но потом я проверил их у самого Раевского, который повторил мне буквально то же».

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Пушкин в жизни и Пушкин в поэзии - это совершенно разные личности. Весь возвышенный, нежный, мечтательный и страстный тон его лирики, его музыкальная стройность - все это мир его поэтического гения, определенного психического настроя, в котором преломлялись земные страсти и его необузданная чувственность, а порою и вовсе непристойное отношение к любви.

Как тут не вспомнить мудрые слова Гоголя: «Даже в те поры, когда он метался сам в чаду страстей, поэзия была для него святыня, - точно какой-то храм. Не входил он туда неопрятный и неприбранный; ничего не вносил он туда необузданного, опрометчивого из собственной жизни своей; не вошла туда нагишом растрепанная действительность. А между тем все там до единого есть история его самого. Но это ни для кого незримо».

http://page.divo.ru/lukas/pushkin/p08.htm

http://page.divo.ru/lukas/pushkin/p08.htm

Пушкин в жизни и Пушкин в поэзии - это совершенно разные личности. Весь возвышенный, нежный, мечтательный и страстный тон его лирики, его музыкальная стройность - все это мир его поэтического гения, определенного психического настроя, в котором преломлялись земные страсти и его необузданная чувственность, а порою и вовсе непристойное отношение к любви.

Как тут не вспомнить мудрые слова Гоголя: «Даже в те поры, когда он метался сам в чаду страстей, поэзия была для него святыня, - точно какой-то храм. Не входил он туда неопрятный и неприбранный; ничего не вносил он туда необузданного, опрометчивого из собственной жизни своей; не вошла туда нагишом растрепанная действительность. А между тем все там до единого есть история его самого. Но это ни для кого незримо».

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

elizaveta1.jpg

Воронцова Елизавета Ксаверьевна (1792 - 1880)

Когда, любовию и негой упоенный,

Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,

Я на тебя глядел и думал: ты моя, —

Ты знаешь, милая, желал ли славы я;

Ты знаешь: удален от ветреного света,

Скучая суетным прозванием поэта,

Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал

Жужжанью дальному упреков и похвал.

Могли ль меня молвы тревожить приговоры,

Когда, склонив ко мне томительные взоры

И руку на главу мне тихо наложив,

Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?

Другую, как меня, скажи, любить не будешь?

Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?

А я стесненное молчание хранил,

Я наслаждением весь полон был...

Жемчужина русского юга, Одесса, морской ветер и южное ласковое солнце... Здесь явились в обществе типы необычайной красоты... А в первой четверти XIX века одесское общество особенно блистало красавицами... Или нам только так кажется, потому что остались свидетельства этого блеска в поэзии самого, может быть, пристрастного ценителя красоты - Александра Сергеевича Пушкина, отбывавшего в Одессе ссылку. Тогда в этом городе блистали красавицы Амалия Ризнич, графиня Потоцкая, «Одесская Клеопатра», сестра Ризнич, Каролина Собаньская, графиня Воронцова... Елизавета Ксаверьевна Воронцова, урожденная Бранницкая, жена генерал-губернатора Новоросийского края и наместника Бессарабии, генерал-фельдмаршала, участника войны 1812 года, появилась в Одессе через два месяца после Пушкина.

Ей шел 31-й год, но вряд ли кто-нибудь дал бы ей эти годы. Хороша, моложава, утонченна... В это время она была в «интересном положении», на людях и в обществе не появлялась, а потому поэт открыл для себя «прекрасную полячку» не сразу, лишь через два месяца после родов. Позднее они виделись довольно часто, на приемах, которые устраивала у себя Елизавета Ксаверьевна, в театре, на балах у Ланжерона. Отцом ее был великий коронный гетман граф Ксаверий Петрович Бранницкий, поляк, приверженец России, владелец крупного поместья Белая Церковь в Киевской губернии. Мать, Александра Васильевна, урожденная Энгельгардт, русская, была любимой племянницей Потемкина, в молодости слыла красавицей и несметно богатой наследницей. Она даже точно не могла указать размеры своего состояния и в разговоре небрежно бросала: «Кажется, у меня двадцать восемь миллионов рублей».

elizaveta2.jpg

Между дочерью и матерью не было душевной близости. Воспитывали Елизавету в исключительной строгости, до двадцати семи лет прожила она в деревне и лишь в 1819 году впервые отправилась в свое первое путешествие за границу, во время которого познакомилась в Париже с графом Воронцовым и вышла за него замуж. Так что светский и любовный опыт был незнаком этой миловидной барышне. Между тем врожденное польское легкомыслие и изящество, исключительная женственность позволили ей вскружить голову императору Николаю, большому охотнику до женщин, но она «из гордости или из расчета посмела выскользнуть из рук царя», что обычно не удавалось неопытным придворным барышням, «и это необычное поведение доставило ей известность» в светских кругах. Ее страстная и легкая натура, видимо, с трудом сочеталась с характером мужа, да и трудно было быть влюбленной в графа.

В нем, воспитанном в Англии чуть не до 20-летнего возраста, была «вся английская складка, и так же он сквозь зубы говорил», так же был сдержан и безукоризнен во внешних приемах своих, так же горд, холоден и властителен in foro interno (пред своими подчиненными), как любой из сыновей аристократической Британии... Наружность его поражала своим истинно барским изяществом. Граф сохранял сходство со своим известным портретом 1820-х годов до поздних лет: «Высокий, сухой, замечательно благородные черты, словно отточенные резцом, взгляд необыкновенно спокойный, тонкие, длинные губы с этою вечно игравшею на них ласково-коварною улыбкою...» Можно представить себе, как иногда он убивал окружающих этой снисходительной «аглицкой» улыбкой лорда, как обдавала холодом Элизу его британская сдержанность. Но и было в них что-то общее. Царско-аристократическая осанка и некоторое высокомерие читается и в портретах, и в письмах Елизаветы Ксаверьевны.

Более всего ей не хотелось быть смешной либо вызывать толки толпы. Хотя природный ум и мягкость, женственность пленяли в ней. «Ей было уже за тридцать лет, - вспоминает Вигель - а она имела право казаться еще самою молоденькою. Со врожденным польским легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода она был душою, молода и наружностью. В ней не было того, что называют красотою; но быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуи». Графиня многим кружила голову, и, похоже, ей это нравилось.

elizaveta3.jpg

Вокруг Воронцовых сложился блестящий двор польской и русской аристократии. Графиня Елизавета Ксаверьевна любила веселье. Она сама и ее ближайшая подруга Шуазель участвовали в любительских спектаклях, организовывали самые утонченные балы в городе, Элиза, как многие ее называли, была прекрасной музыкантшей, что, впрочем, в те времена было не редкость.

Граф, а впоследствии князь Воронцов, человек государственного ума и несколько тщеславный, широких взглядов англоман, собирал свое общество, в котором обсуждались дела государственные, политические и придворные, царили заезжие философы или шарлатаны, и уж во всяком случае не читали стихов. «Как все люди с практическим умом, граф весьма невысоко ценил поэзию; гениальность самого Байрона ему казалась ничтожной, а русский стихотворец в глазах стоял едва ли выше лапландского». Поначалу он очень ласково принимал Пушкина, позволял ему пользоваться своей ценнейшей библиотекой, хранившимися в ней архивами (в частности, А.Н. Радищева), любезно предоставлял ему возможность знакомиться с новинками книжными, поступавшими в Одессу едва ли не раньше, чем в Петербург.

Но все это было несколько сухо, и скучно-умно. Куда как приятнее в салоне графини, она любезнее и приветливее, она остроумна и прекрасно музицирует, в ней что-то манит и обещает... Она не лишена дара литературного, и ее слог и беседа чаруют всех окружающих...

С Пушкиным она состоит в некотором соперничестве словесном, а между ними возникает внутреннее сопряжение. Графине не хватает настоящей страсти, она как будто бежит встреч тайных и одновременно готовится к ним. Несомненно, магнетизм ее тихого, чарующего голоса, любезность обволакивающего милого разговора, стройность стана и горделивость аристократической осанки, белизна плеч, соперничающая с сиянием так любимого ею жемчуга, - впрочем, и еще тысячи неуловимых деталей глубинной красоты пленяют поэта и многих окружающих мужчин. «Предания той эпохи упоминают о женщине, превосходящей всех других во власти, с которой управляла мыслию и существованием поэта.

Пушкин нигде о ней не упоминает, как бы желая сохранить для одного себя тайну этой любви. Она обнаруживается у него только многочисленными профилями прекрасной женской головы спокойного, благородного, величавого типа, которые идут почти по всем его бумагам из одесского периода жизни», - пишут об этом периоде жизни поэта. Еще долго будет преследовать его этот профиль... В рукописях с 1823 по 1829 год найдено до тридцати изображений Е.К. Воронцовой.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

elizaveta4.jpg

Зимняя Одесса 1823-24 года расцвечена приемами и светской жизнью. Двум жаждавшим чувства сердцам ничто не предвещало грустных событий. Графиня Воронцова только что родила второго ребенка, была немножко уставшей и бледной, но пастельные краски лишь делали более выразительными ее глаза, она была необычайно женственна и готова к развлечениям, едва вырвавшись из заточения материнского крова в Белой Церкви.

Со своими подругами Элиза устраивает фейерверк блистательных праздников: 12 декабря большой бал у Воронцовых, 25 декабря большой обед, 31 декабря маскарад, 6 января маскарад у Ланжеронов, 13 января публичный благотворительный маскарад в театре, устроенный Воронцовой и Ольгой Нарышкиной, 12 февраля второй маскарад у Воронцовых… Пушкин бывал, вероятно, везде.

8 февраля Елизавета Ксаверьевна приглашает его на обед, муж приезжает только завтра. Нити между ними натягиваются все крепче… Вяземские вспоминали: «Пушкин говаривал, что как скоро ему понравится женщина, то, уходя или уезжая от нее, он долго продолжает быть мысленно с нею и в воображении увозит ее с собою, сажает ее в экипаж, предупреждает, что в таком-то месте будет толчок, одевает ей плечи, целует у нее руку и пр.». Но видеться сложно, Элиза - жена наместника, она всегда на виду. Да и всем известна достигшая в это время апогея страсть поэта к Амалии Ризнич, жене негоцианта, не вхожей в салон Воронцовой. Елизавета Ксаверьевна, как настоящая женщина, не потерпит соперничества. Но Пушкин умел увлечь и очаровать, знал тайну власти над женским сердцем, в том же 1824 году написал:

Мои слова, мои напевы

Коварной силой иногда

Смирять умели в сердце девы

Волненье страха и стыда…

А потом в преддверии любви:

Я узнаю сии приметы,

Сии предвестия любви...

С именем Воронцовой связывают такие стихи Пушкина, как «Желание славы», «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла...», «Сожженное письмо», «Талисман», «Прощание» и некоторые другие. Между тем страсть к одесской красавице-царице распаляется все больше.

Одновременно охлаждаются, если не сказать больше, его отношения с ее мужем. Растет их взаимная неприязнь. Воронцов раздражен против Пушкина уже давно. Еще в марте он начал атаку против поэта, перестал общаться: «Что же до Пушкина, то я говорю с ним не более 4 слов в две недели...» Пишет письма ко двору: «Собственные интересы молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят скорее от ума, чем от сердца, заставляют меня желать его удаления из Одессы». Дальше больше: «Я писал гр. Нессельроде, чтобы меня избавили от Пушкина», «надеюсь, что меня от него избавят», «...я повторяю мою просьбу - избавьте меня от Пушкина», «нужно, чтоб его от нас взяли», и наконец в мае он предписывает отправиться поэту на саранчу, как раз перед его днем рождения. Пушкин раздражен и рассержен «непристойным неуважением к нему»: «Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу англичанину», появляется одна из самых злых его эпиграмм: «Полумилорд, полукупец...»

Помните, у великого Пушкина:

Полумилорд, полукупец,

Полумудрец, полуневежда,

Полуподлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец...

Что тут добавишь к характеристике, данной гениальным поэтом?

А добавить, хотя бы из соображений исторической объективности, можно и нужно многое. Ну, скажем, то, что двадцатитрехлетний коллежский асессор Александр Пушкин значился обычным чиновником в канцелярии новороссийского генерал-губернатора Михаила Семеновича Воронцова (а о нем-то и пойдет речь в этой главе). Причем чиновником, отнюдь не утруждавшим себя служебными обязанностями... Да еще и полуопальным. Да ко всему прочему беззастенчиво волочившимся за красавицей-супругой генерал-губернатора.

Ничего удивительного, что, царедворец до мозга костей, Воронцов не питал к поэту никакой симпатии. “Если вы хотите, чтобы мы остались в прежних приятельских отношениях, не упоминайте мне никогда об этом мерзавце”, - так высказался он однажды в присутствии кого-то из своих приближенных, попытавшихся хлопотать за ссыльного поэта. А при первой же возможности с соответствующими характеристиками спровадил Пушкина из Одессы к его прямому начальнику - министру внутренних дел. После чего поэт и оказался в своем родовом Михайловском.

Mech07-04-28.jpg

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

elizaveta5.jpg

Элиза вряд ли знала об этих письмах Воронцова по начальству, а вот эпиграмму утаить от общества и от нее не получилось. И она решила обидеться, показать гордое презрение царицы общества. «После известной его эпиграммы на ее мужа (в которой потом сам он раскаивался), конечно, обращались с ним очень сухо. Перед каждым обедом, к которому собиралось по несколько человек, княгиня-хозяйка обходила гостей и говорила каждому что-нибудь любезное.

Однажды она прошла мимо Пушкина, не говоря ни слова, и тут же обратилась к кому-то с вопросом: «Что нынче дают в театре?» Не успел спрошенный раскрыть рот для ответа, как подскочил Пушкин и, положа руку на сердце (что он делывал, особливо, когда отпускал остроты), с улыбкою сказал: «Верная супруга», графиня!» Та отвернулась и воскликнула: «Какая наглость!» Она решила проучить мальчишку своей холодностью, а через несколько дней, 14 июня, Воронцова отправилась на яхте в большом обществе из Одессы в Крым, в Гурзуф. Еще зимой Пушкин надеялся поехать с ними вместе, но теперь на приглашение рассчитывать было невозможно. А Элизе стало невероятно скучно в Крыму без его острот и ухаживаний, без его легкого ироничного разговора и страстных прикосновений, без его записок и поэтических экспромтов. Она возвратилась раньше времени, 24 июля, вместо предполагавшихся двух месяцев она провела в Крыму полтора, оставив гостей с мужем.

Наступили последние дни... Они и не подозревали, что злой рок или гений уже стоит над ними, и дни свиданий сочтены. Как это часто бывает, роман развивается бурно как раз в предчувствии разлуки, хотя о ней еще никто не подозревает. Южные вечера и ночи... Море, пособник или наперсник их страсти. Дача Рено, где жили летом Воронцовы, рядом с домом Веры Вяземской, стояла на высоком берегу моря, на обрыве. С него сбегала крутая тропинка к морю. Каменистый берег, пещеры, гроты. Графиня любила гулять вдоль берега моря, чтобы брызги от разбивающихся волн обдавали лицо, чтобы подол платья и легкие туфли слегка намокли, чтобы можно было укрыться от палящего солнца в прохладе пещеры, и в этих прогулках ее сопровождал Пушкин. Одна из таких пещер стала их приютом любви:

Приют любви, он вечно полн

Прохлады сумрачной и влажной.

Там никогда стесненных волн

Не умолкает гул протяжный.

Дни последние, дни страстные летят все быстрее... Она должна была ехать к детям. Но задержалась на несколько дней в Одессе. Именно эти несколько дней были ее днями. Ночные свидания происходили в пещере. Пушкин отмечал эти дни лишь числами в записной книжке, «Альманахе для дам», подаренной ему Элизой. Только потом он воскресит эти свидания в стихотворении «Прозерпина»:

Прозерпина в упоенье

Без порфиры и венца,

Повинуется желаньям,

Предает его лобзаньям

Сокровенные красы,

В сладострастной неге тонет

И молчит и томно стонет.

Об этих свиданьях знала только княгиня Вера Вяземская, с которой Пушкин был очень дружен, а может быть, не знала, а только догадывалась. И вдруг появляются какие-то предвестники беды. Воронцов отправил из Симферополя градоначальнику Одессы предписание - объявить Пушкину о высочайшем повелении исключить его из списка чиновников Коллегии иностранных дел и отправить немедленно на жительство в Псковскую губернию. Все кончено. Пушкин медлит с отъездом два дня, нарушает подписанное им предписание «без замедления отправиться из Одессы», желает проводить Элизу в Белую Церковь. День прощания. Царица не может опуститься до слез, она дарит ему талисман - сердоликовый перстень с загадочной древнееврейской надписью, вырезанной на камне. Он клянется не расставаться с ним никогда, и исполняет клятву. До самого конца дней своих не расстается Пушкин с перстнем. И на дуэль он отправляется с талисманом. С уже мертвой руки поэта его снимет Жуковский. Себе Элиза оставляет такой же перстень. Как она радовалась, когда ювелир принес ей два одинаковых камня с непонятной надписью, как старалась сохранить тайну, заказывая сделать из них два перстня! Это было тайное обручение, свидетельство того, что все это было не сновиденье, не обман:

Прощай, надежда; спи, желанье,

Храни меня, мой талисман!

Уже потом, в Михайловском, он будет получать письма, запечатанные таким же перстнем. Она уехала, что-то оборвалось навсегда. Свидятся ли? 5 сентября Пушкин получил от нее письмо, украшенное вензелем и печатью, с просьбой-мольбой уничтожить письмо. Никому не обмолвился Пушкин о содержании письма. Получал и другие и всегда запирался в своей комнате, долго читал их, а затем сжигал. Только в стихах проговорился, в октябре записал стихотворение «Младенцу». Все перечеркнутое, переделанное, оно было прочтено уже много позже:

Прощай, дитя, моей любви

Я не скажу тебе причины.

А дитя появилось ровно через 9 месяцев после жаркого июля, 3 апреля 1825 года. У Элизы родилась дочка Софья, отличавшаяся от всех остальных светлокожих и светловолосых членов семьи Воронцовых своей смуглостью и живостью натуры. Для тех, кто догадывался о романе, наверное, не была загадкой ее милая смуглость. Поэт же, получив это письмо в октябре, не скажет об этом ни слова. Лишь в стихах... А еще в «Арапе Петра Великого» - там будет трогательный рассказ о младенце смуглокожем и о тайной страсти графини к арапу, чего в исторических подробностях жизни арапа на самом деле не было. И только потом, видимо, признается перед свадьбой своей Натали, чтобы не было между ними недомолвок, а она уже в старости передаст это своим детям, сохранив в семье предание о внебрачном ребенке отца от Воронцовой. Но, может быть, это лишь предположение...

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

elizaveta6.jpg

Eще был между ними злой гений, якобы друг, которого Пушкин понял не сразу. Александр Раевский, именно он обратил внимание Пушкина на Воронцову; именно он, судя по всему, все время заставлял Пушкина мучиться ревностью, нашептывал и наговаривал, находил «гордую забаву» «в его тоске, рыданьях, униженье»; именно он начал ухаживать за ней еще в Белой Церкви и на правах дальнего родственника был всегда вхож в дом.

Между собой в переписке Раевский и Пушкин называли Элизу Татьяной - это еще до «Онегина». И только уехав из Одессы, Пушкин стал догадываться о его неблаговидной роли в их отношениях с Элизой. Раевский действительно был злым гением, он, конечно, нравился Элизе, его ухаживания принимались, но не более. Своим женским чутьем она чувствовала в нем что-то жестокое и злое, догадывалась, что он нашептывает ее мужу, не была уверена в его благородстве. И действительно, он сумел скомпрометировать ее, сумел наговорить с любезным видом гадостей Пушкину в письме, чтобы он мучился ревностью.

«А сейчас расскажу вам о Татьяне, - пишет Раевский Пушкину в Михайловское о Воронцовой. - Она приняла живейшее участие в вашем несчастии; она поручила мне сказать вам об этом, я пишу вам с ее согласия. Ее нежная и добрая душа видит лишь несправедливость, жертвою которой вы стали; она выразила мне это со всей чувствительностью и прелестью, свойственными характеру Татьяны». Никак не похоже на выражение чувств любящей женщины. Раевский пишет это письмо лишь для того, чтобы досадить Пушкину, который не имеет возможности ответить - он не имеет права подвергнуть риску Элизу, он не может быть с ней в переписке, единственно, что он может - это ждать ее редких писем, да и то, должен их сжигать по получении. В конце года он напишет страстное и горькое стихотворение «Сожженное письмо», точно воссоздающее его положение и чувство:

Прощай, письмо любви!

Прощай: она велела…

. . . . . . . . . . .

…Уж перстня верного утратя впечатленье,

Растопленный сургуч кипит... О провиденье!

Свершилось! Темные свернулися листы…

Раевский оставался при Воронцовых еще долго, то ли оттого, что был удобен Элизе, то ли оттого, что был слишком во многое посвящен. Элиза и сама не знала, как избавиться от него, и то приближала, то отталкивала его. Но и для него кончилось все трагически. Он разбил семейную идиллию Воронцовых, уже давно столь зыбкую. В 1828 году Раевский был выслан из Одессы якобы из-за разговоров против правительства, а на самом деле из-за недостойного поступка, ставшего известным всему свету.

Боевой генерал-отец писал Николаю I: «Несчастная страсть моего сына к графине Воронцовой вовлекла его в поступки неблагоразумные, и он непростительно виноват перед графинею». Сплетня, дошедшая и до Пушкина, гласила, что Раевский с хлыстом в руках остановил на улице карету графини Воронцовой, которая с приморской дачи ехала к императрице, и наговорил ей дерзостей. Его выслали в Полтаву. Говорили также, что он крикнул ей то ли «Берегите наших детей», то ли «Берегите нашу дочь». А ведь и Александр Раевский был смуглым, как и его сестра Мария Волконская, из-за крови греческой по матери. Пушкин чувствовал оскорбительность этих слухов как для себя, так и для Элизы, и, конечно, переживал и мучился ревностью. Поздней осенью 1827 года князь Воронцов вместе с женой приехал в Петербург из Англии. Узнав о ее приезде, Пушкин тотчас же пишет ликующий любовный дифирамб, некую антитезу своему предыдущему «Талисману»:

Там волшебница, ласкаясь,

Мне вручила талисман.

И ласкаясь, говорила:

«Сохрани мой талисман:

В нем таинственная сила!

Он тебе любовью дан.

. . . . . . . . . . .

Милый друг! от преступленья,

От сердечных новых ран,

От измены, от забвенья

Сохранит мой талисман!

А потом были несколько тайных встреч, несколько записок, корзина цветов, английский магазин с отдельными кабинетами и выходом на другую улицу... Она могла доверять Пушкину, он, несмотря на свой страстный и несколько взбалмошный характер, несмотря на свою открытость и, порою, браваду перед друзьями о своих сердечных победах, ни разу, никогда и никому не выдал их тайну, не опорочил и не предал ее чувств.

Остались только стихи, за которыми угадывались различные стадии их отношений и ее образ... Ее женская судьба будто заставляла ее расплачиваться за несчастие любить. К 1828 году у Воронцовых уже умерли двое детей. Любимица отца Александра умрет в 1830 году девяти лет от роду. Останутся трое, дочь Софья, возможно, плод тайной любви, и два сына, Михаил и Семен.

Князь периодически, чтобы отвлечь супругу, увозил ее в Англию, к своей сестре леди Пемброк. Летом 1832 года Воронцова возвращалась из Англии в Одессу. По дороге она вновь остановилась на две недели в Петербурге. Именно тогда на каком-то из вечеров она вдруг увидела жену Пушкина. С трудом справившись с волнением («она не могла опомниться»), Элиза, пораженная расцветшей красотой Натали, сказала ей: «Никогда я бы не узнала Вас! Даю Вам слово, вы и на четверть не были так красивы, как теперь. Я бы затруднилась дать Вам сейчас более 25 лет. Вы показались мне тогда такой тщедушной, такой бледной, такой маленькой, но ведь вы удивительно выросли...»

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

elizaveta7.jpg

Наверное, мысли о своем собственном возрасте мучают княгиню, ей уже сорок... Она все так же хороша, но Натали так свежа юной прелестью... Елизавета Ксаверьевна не отказала себе в удовольствии, а может быть, от растерянности, произнести сию похвалу, не лишенную яда, избраннице поэта. А он, будто чувствуя ее горькие сетования об увядании, в начале января 1833 года возвращается к недоработанному в 1830 году стихотворению об увядшей розе, впервые обозначая имя своей возлюбленной, которая когда-то отдала ему в дар, сняв со своего платья, розу.

Не розу Пафосскую,

Росой оживленную

Я ныне пою;

Не розу Феосскую,

Вином окропленную,

Стихами хвалю;

Но розу счастливую,

На персях увядшую

[Элизы] моей...

В печать этих стихов он не отдал... Уже после отъезда из Петербурга Елизавета Ксаверьевна в декабре 1833 года обратилась к Пушкину с письмом, в котором просила поэта дать что-нибудь из его произведений в альманах «Подарок бедным», который решили издавать учредительницы «Новороссийского женского благотворительного общества». Это начинание поддержали многие. Киреевский уговаривал Языкова написать хоть несколько строк для альманаха, характеризуя его так: «Он замечателен как по благородному намерению, так и по своей необыкновенности: его издает общество одесских дам в пользу голодных Новороссийского края»

Это было первое открытое, чуточку официальное письмо графини Воронцовой к Пушкину после девятилетнего перерыва. Они встретились прошлой зимой в Петербурге, где Воронцовы были проездом из Англии. Пушкин представил свою жену, и, видимо, поэтому Елизавета Ксаверьевна сочла возможным вступить в открытую, «официальную» переписку с поэтом.

Наверное, она несколько раз принималась писать это письмо, стараясь выбрать верный тон, сказать за строчками письма об особых отношениях с Пушкиным: «Я право не знаю, должна ли я вам писать и будет ли мое письмо встречено приветливой улыбкой или оно вызовет чувство тягостной докуки, которое заставляет с первых же слов искать в конце страницы имя назойливого автора. Я боюсь этого чувства безразличного любопытства, конечно, весьма понятного, но, признаюсь, мне было бы очень тягостно в этом убедиться, по той простой причине, что никто не может быть к себе беспристрастным. Но все равно; мною движет не личный интерес, я прошу о благодеянии для других, и потому я чувствую в себе смелость обеспокоить вас; не сомневаюсь, что и вы уже готовы выслушать меня». Каков слог, сколько сказано между строк! Это письмо все еще хранит накал и аромат прошлых отношений...

elizaveta8.jpg

Графиня сообщает о бедственном положении Новороссийского края и о том, что в Одессе («городе, в котором вы жили и который, благодаря вашему имени, войдет в историю») образовалось общество, оказывающее помощь беднякам, а теперь затеяло издание литературного альманаха.

Графиня продолжает в изысканной тонкой манере: «Теперь, когда столько лиц обращаются к нашим литературным светилам с призывом обогатить наш «Подарок бедным», я сочла себя в праве напомнить вам о наших прежних дружеских отношениях, воспоминание о которых вы, быть может, еще сохранили, и попросить вас, в память о прошлом, о поддержке и покровительстве, которые мог бы оказать нашей «Подбирательнице колосьев» ваш выдающийся талант. Будьте же добры не слишком досадовать на меня, и если мне необходимо защищать мое дело, то прошу вас, чтобы оправдать мне мою назойливость и мое возвращение к прошлому, примите во внимание, что воспоминания - это богатство старости и что ваша старинная знакомая придает большую цену этому богатству»

Именно так - воспоминаниям она придает большую цену... В марте, с некоторым опозданием, Пушкин отвечает графине, отсылая ей отрывки из поэмы «Русалка» для альманаха. Это единственное дошедшее до нас письмо Пушкина Воронцовой заканчивается словами: «Осмелюсь ли, графиня, сказать вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив Ваше письмо, при одной мысли, что Вы не совсем забыли самого преданного из ваших рабов?»

Эти строчки - свидетельство такой же большой цены воспоминаний для поэта. В 1837 году в Одессу приехали император Николай I, императрица, наследник, будущий Александр II. Они остановились во дворце Воронцова. В честь государя был дан блестящий бал в здании Биржи.

Императрица блистала в пунцовом креповом платье, перед которого был весь осыпан бриллиантовыми шатонами. Она сидела в специально украшенном турецкими шалями будуаре. Рядом с ней, как драгоценная камея, в белом бархатном платье на диване сидела Елизавета Ксаверьевна. Она хорошо представляла себе, что цвет ее лица, благородная бледность и греческий профиль, необыкновенная прическа, сооруженная сегодня утром парикмахером-французом Леонардом, обращают на себя внимание столичной публики.

Зал Биржи был роскошно декорирован. «Все колонны были покрыты позолоченным трельяжем, по которому вились живые виноградные лозы с гроздьями винограда всех местных сортов». Все самое утонченное, художественное, поэтическое и музыкальное находило отклик в тонкой натуре Елизаветы Воронцовой.

И даже в 60 лет, по свидетельству Соллогуба, она могла кружить голову мужчинам: «Небольшого роста, с чертами несколько крупными и неправильными, княгиня Елизавета Ксаверьевна была тем не менее одной из привлекательнейших женщин своего времени. Все ее существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такой приветливостью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, и многие, многие другие, без памяти влюблялись в княгиню Воронцову».

Она принимала живейшее участие в художественной жизни Одессы, в созданном в 1865 году Одесском Обществе изящных искусств, соединившем в себе художников и музыкантов. Особенно в его музыкальном отделении. Все это было уже после смерти мужа, усопшего в 1856 году. Однажды, когда Воронцова в старости разбирала свою переписку, ей попалась связка писем Пушкина.

Присутствовавший при этом домоправитель успел прочесть через ее плечо одну лишь французскую фразу: «Что делает ваш олух-муж?» Давно уж не было в живых ни Пушкина, ни мужа.… «Воронцова до конца своей долгой жизни сохраняла о Пушкине теплое воспоминание и ежедневно читала его сочинения. Когда зрение совсем ей изменило, она приказывала читать их себе вслух, и притом подряд, так что когда кончались все тома, чтение возобновлялось с первого тома. Она сама была одарена тонким художественным чувством и не могла забыть очарований пушкинской беседы. С ним соединялись для нее воспоминания молодости», - вот свидетельство и ее отношение к поэту.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 11 месяцев спустя...

Любимые женщины Пушкина

Однажды в приятельской беседе один знакомый Пушкину офицер, некий Кондыба, спросил:

— Скажи, Пушкин, рифму на рак и рыба.

— Дурак Кондыба, — ответил поэт.

— Нет, не то, — сконфузился офицер, — ну а рыба и рак?

— Кондыба дурак, — подтвердил Пушкин.

Тема любви в творчестве Пушкина, пожалуй, одна из главных тем его творчества. Любовь сопровождает поэта всю его жизнь и творчество. Пушкин был весьма влюбчивым и любвеобильным мужчиной.

И сердце вновь горит и любит оттого,

Что не любить оно не может.

Женщины в жизне Пушкина всегда занимали огромное место. Каждое новое увлечение поэт воспринимал за настоящую любовь, боготворил свою избранницу, горел, страдал, посвящал ей стихи, но часто бывало, что и мгновенно погасал.

В 1829 г в альбоме сестер Ушаковых поэт оставил шуточный донжуанский список женщин, которыми он увлекался или был близок с ними. В этом списке было 37 женских имён.

Известно так же высказывание поэта в письме к В.Ф.Вяземской (1830): «Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена» .

Екатерина Павловна Бакунина, сестра лицейского товарища Пушкина, стала первой лицейской любовью поэта. Ей юный поэт посвятил стихотворение "Желание":

Медлительно влекутся дни мои,

И каждый миг в унылом сердце множит

Все горести несчастливой любви

И все мечты безумия тревожит.

Но я молчу; не слышен ропот мой;

Я слёзы лью; мне слёзы утешенье;

Моя душа, пленённая тоской,

В них горькое находит наслажденье.

О жизни час! лети, не жаль тебя,

Исчезли в тьме, пустое привиденье;

Мне дорого любви моей мученье, -

Пускай умру, но пусть умру любя!

После окончания лицея в 1817 г страстно увлекается Евдокией Ивановной Голицыной, которая была старше поэта на 20 лет. Княгиня Голицына не могла не обратить внимание на своего юного поклонника. Она принимала его любовь с чуть ленивым спокойствием, которое ей было свойственно. Карамзин о пылкой страсти Пушкина писал следующее: «Поэт Пушкин у нас в доме смертельно влюбился в Пифию Голицыну и теперь уже проводит у нее вечера: лжет от любви, сердится от любви, только еще не пишет от любви…»

Во время свой ссылки в 1820 г на юг поэт влюбляется в 14-летнюю дочь генерала Раевского Марию, будущую княгиню Волконскую. В последствии поэт посвятит ей свои знаменитые произведения "На холмах Грузии лежит ночная мгла", "Бахчисарайский фонтан" и другие. Считается, что поэму "Полтава" Пушкин посвятил Марии Раевской (Волконской), восхищенный её поступком - она отправилась в ссылку в Сибирь вслед за своим мужем, осужденным на 20 лет каторги.

В 1823-24 гг поэт питает страстное чувство к Елизавете Савельевне Воронцовой, дочери польского магната и одной из племянниц князя Потемкина. Пушкин влюбился в нее и, если верить стихам, “достиг взаимности”. Чувства поэта к Воронцовой запечатлено во многих, обращенных к ней, стихах: “Желание славы”, “Сожженное письмо”, “Храни меня, мой талисман”, “Прощание”, “Ангел”.

Предстоял отъезд в Михайловское и “грозный час разлуки” с Воронцовой. Елизавета Воронцова дарит Пушкину на память свой портрет в золотом медальоне и кольцо – талисман, чем очень дорожил и с которым не расставался.

Храни меня, мой талисман,

Храни меня во дни гоненья,

Во дни раскаянья, волненья!

Ты в день печали был мне дан.

На протяжении многих лет поэт рисовал портреты Воронцовой на полях своих рукописей. Воронцова до конца своей долгой жизни сохраняла о Пушкине тёплое воспоминание и ежедневно читала его сочинения.

Своё знаменитое стихотворение "Я помню чудное мгновенье" поэт посвящает своей новой музе - девятнадцатилетней Анне Керн. Она была замужем за генералом Ермолаем Фёдоровичом Керном, за которого была выдана замуж против своего желания ещё очень юной. Провинциальная красавица, воспитанная на сентиментальных романах, она тяготилась своей семейной жизнью и всячески стремилась приобрести независимость. Связь между поэтом и Анной Керн была мимолетной. Пушкин отнёсся к этому событию иронически и в довольно грубом тоне упомянул о случившемся в письме к своему другу С. А. Соболевскому. В другом письме Пушкин называет Керн «наша вавилонская блудница Анна Петровна».

В мае 1827 года Пушкин уехал Петербург. Его фантазией завладела Анна Алексеевна Оленина, дочь президента художеств Оленина А.Н. Пушкин сватался к Анне Алексеевне, но получил отказ, так как та не считала поэта "большой партией" Но гений Пушкина щедр, и поэт написал ей позднее, в 1829 года прощальные стихи “Я вас любил...”.

“Когда я увидел её в первый раз, я полюбил её, голова моя закружилась”- так пишет поэт о встрече с Натальей Гончаровой в декабре 1828 года. Жажда личного, семейного счастья, стремление любить и быть любимым – вот какие чувства владели им в эти года. Не теряя ни минуты, он просил руки 16-летней Натальи Николаевны при посредстве свата.

Получив холодный и уклончивый ответ от родителей невесты, Пушкин умчался на Кавказ в полном отчаянии. А ему шел тогда уже тридцатый год; он изведал всевозможные житейские бури, и его любовный опыт был весьма обширен.

Весной 1830 года он неожиданно получает через знакомого, приехавшего из Москвы, привет от Гончаровых. Увидев в этом завуалированное приглашение вернуться, поэт, как на крыльях, полетел в Москву. В начале апреля 1830 года он сделал предложение вторично, и на этот раз оно было принято. 18 февраля 1831 года в церкви Вознесения, что у Никитинских ворот, Пушкин и Натали обвенчались. Поэт был счастлив, введя в свой дом (впервые в жизни у него появился свой дом) молодую красавицу жену. Вскоре после свадьбы Пушкин писал другу: “Я женат – и счастлив желание мое, чтоб в жизни ничего не изменилось – лучшего не дождусь”. Чувство глубокой любви и нежности к жене Пушкин сохранил на протяжении всей их совместной жизни.

Пушкин любил, чтобы другие, особенно близкие люди, восхищались его женой. Поэт говорил Брюллову: “У меня, брат, такая красавица жена, что будешь стоять на коленях и просить, снять с нее портрет”.

Но для него Наталья Николаевна была не только светской красавицей, она дала Пушкину высокое и вместе с тем простое человеческое счастье, о котором так мечтал поэт. Сколько людей – среди них и друзья поэта беспощадно и жестоко осуждали жену Пушкина. Он как будто предвидел это и заранее отвел все поклепы. Умирая, поэт утешил жену: “Будь спокойна, ты невинна в этом”. А врачу он сказал: “Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском!”

Пушкин был счастлив в семейной жизни. Это подтверждают его письма. За 6 лет, которые они прожили вместе, Наталья Николаевна родила четверых детей. Да, Александр Сергеевич и Наталья Николаевна были счастливы, но не их вина в том, что они жили в обществе, не желавшем терпеть счастье поэта. Поэт погиб. Одно из последних пушкинских произведений обращено также к жене.

Пора, мой друг, пора! Покоя сердца просит.

Летят за днями дни, и каждый час уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить...

И глядь – как раз – умрем.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Давно завидная мечтается мне доля –

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

Большинство увлечений поэта оставило после себя лишь мимолетное воспоминание. В знаменитом донжуанском списке Пушкина можно встретить имена:

-Графиня Наталья Викторовна Кочубей – актриса;

-Знаменитая актриса Екатерина Семенова;

-Аглая Антоновна Давыдова, ее роман с Пушкиным в стихотворении “К Аглаи”;

-Гречанка Калипсо Полихронис;

-Амалия Ризниц, жена богатого коммерсанта, полу немка, полу итальянка

Большинство увлечений Пушкина носит характер мимолетности. Однако, не следует делать отсюда тот вывод, будто поэт вообще не был способен к глубокому и прочному чувству. В биографии поэта мы можем наблюдать самые разнообразные типы любви: от случайного каприза до напряженной, мучительной страсти, от грубой телесной похоти до воздушной, романтической грезы, которая довлеет сама себе и остается неизвестной даже любимому предмету.

Пушкин очень любил легкий флирт, ни к чему не обязывающий обе стороны. Но когда ему не удавалось удержать нарождающееся чувство в должных границах, когда любовь приходила не на шутку, она обычно протекала, как тяжелая болезнь. Ему нужно было физическое обладание, и он подчас готов был буквально сойти с ума в тех случаях, когда женщина оставалась недоступной.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Акварель Н.А.Бестужева. Петровский завод, 1837 г.

Самой значительной представительницей семейства Волконских, превзошедшей по славе даже своего отца, известного генерала Отечественной войны 1812 года Раевского, стала Мария Николаевна, дочь генерала Раевского и Софьи Алексеевны Константиновой, внучки М.В.Ломоносова.

Она вошла в жизнь и творчество Александра Сергеевича Пушкина как "утаенная любовь", та девушка, которая не ответила ему взаимностью

Будучи на юге в ссылке, Пушкин часто посещал семью Раевских. Вот как он об этом пишет в своих воспоминаниях: "Счастливые минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою..."

А лирические стихи, посвященные юной Марии, говорят о его нежных чувствах:

Я помню море пред грозою:

Как я завидовал волнам,

Бегущим бурной чередою

С любовью лечь к ее ногам

В своих "Записках" Мария Николаевна пишет: "Как поэт он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался... В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел":

В ту пору мне казались нужны

Пустыни, волн края жемчужны,

И моря шум, и груды скал,

И гордой девы идеал,

И безыменные страданья...

3a6906436996.jpg

Волконская Мария Николаевна

Тридцать лет провела Мария Николаевна Волконская в Сибири, но любовь и интерес к родной литературе не иссякали. В сибирской глуши "звуки лиры" Пушкина были отзвуком тех далеких лет.

Ты видел деву на скале

В одежде белой над волнами,

Когда, бушуя в бурной мгле,

Играло море с берегами,

Когда луч молний озарял

Ее всечасно блеском алым

И ветер бился и летал

С ее летучим покрывалом?

Прекрасно море в бурной мгле

И небо в блесках без лазури;

Но верь мне: дева на скале

Прекрасней волн, небес и бури

В письмах родным и друзьям она не забывает упоминать поэта. Ее интересуют его судьба, его жизнь и творчество.

После выхода "Бориса Годунова", она пишет З.А.Волконской:

"Борис Годунов" вызывает наше общее восхищение; по нему видно, что талант нашего великого поэта достиг зрелости; характеры обрисованы с такой силой, энергией, сцена летописца великолепна. Но, признаюсь, я не нахожу в этих стихах той поэзии, которая меня очаровывала прежде, той неподражаемой гармонии, как ни велика сила его нынешнего жанра".

Видимо, лирика А.С.Пушкина была Марии Николаевне Волконской ближе

Редеет облаков летучая гряда;

Звезда печальная, вечерняя звезда,

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины;

Люблю твой слабый свет в небесной вышине:

Он думы разбудил, уснувшие во мне.

Я помню твой восход, знакомое светило,

Над мирною страной, где все для сердца мило,

Где стройны тополы в долинах вознеслись,

Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,

И сладостно шумят полуденные волны.

Там некогда в горах, сердечной думы полный,

Над морем я влачил задумчивую лень,

Когда на хижины сходила ночи тень —

И дева юная во мгле тебя искала

И именем своим подругам называла.

.В декабре 1826 г. М.Н.Волконская двинулась в дорогу, почти бесконечную. 26 декабря она приехала в Москву. Вот, что она пишет в своих воспоминаниях: "В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки... Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь... Во время добровольного изгнания нас, жен сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое "Послание к узникам" для вручения им, но я уехала в ту же ночь и он передал его А.Муравьевой". Это была их последняя встреча.

Предметом дискуссий в пушкиноведении является тема образа Марии Николаевны Волконской в творчестве А.С.Пушкина. Высокий душевный подъем, овладевший А.С. Пушкиным и ставший причиной написания прекрасных лирических стихов, как предполагается, был вызван зарождением "утаенной любви".

В книге Л.А. Черейского "Пушкин и его окружение" говорится:

"В Волконской некоторые исследователи видели предмет "утаенной любви" Пушкина и связывали с ее именем ряд его стихотворений: "Редеет облаков летучая гряда..." (1820), "Таврида" (1822), "Ненастный день потух... "(1824), "Не пой, красавица, при мне..."(1828), "На холмах Грузии..."(1829), а также 23 строфу I главы "Евгения Онегина", посвящение "Полтавы" (1828) и др.".

«Таврида»

Gib meine Jugend mir zuruck1

I

Ты вновь со мною, наслажденье;

В душе утихло мрачных дум

Однообразное волненье!

Воскресли чувства, ясен ум.

Какой-то негой неизвестной,

Какой-то грустью полон я;

Одушевленные поля,

Холмы Тавриды, край прелестный —

Я снова посещаю вас...

Пью томно воздух сладострастья,

Как будто слышу близкий глас

Давно затерянного счастья.

Счастливый край, где блещут воды,

Лаская пышные брега,

И светлой роскошью природы

Озарены холмы, луга,

Где скал нахмуренные своды

II

За нею по наклону гор

Я шел дорогой неизвестной,

И примечал мой робкий взор

Следы ноги ее прелестной —

Зачем не смел ее следов

Коснуться жаркими устами,

Кропя их жгучими слезами...

Нет, никогда средь бурных дней

Мятежной юности моей

Я не желал с таким волненьем

Лобзать уста младых цирцей

И перси, полные томленьем...

1 Возврати мне мою юность (нем.)

П.Е. Щеголев в статье "Утаенная любовь" А.С. Пушкина : Из разысканий в области биографии и текста Пушкина (Щеголев П.Е. Пушкин: Очерки. - СПб.,1912) называет имя Марии Николаевны Волконской, как адресата пушкинской лирики. Это ей, добровольной изгнаннице, Пушкин, согласно Щеголеву, посвятил в 1828 году свою новую поэму "Полтава":

Тебе - но голос музы томной

Коснется ль уха твоего?

Поймешь ли ты душою скромной

Стремленье сердца моего?

Иль посвящение поэта,

Как некогда его любовь,

Перед тобою без ответа

Пройдет, непризнанное вновь?

Узнай, по крайней мере, звуки,

Бывало, милые тебе -

И думай, что во дни разлуки,

В моей изменчивой судьбе

Твоя печальная пустыня,

Последний звук твоих речей

Одно сокровище, святыня,

Одна любовь души моей.

В черновике "Посвящения" П.Е. Щеголев обнаружил, что вместо слов "Твоя печальная пустыня" в рукописи была строка "Сибири хладная пустыня", содержащая прямое указание на адресата.

24305417dedb.jpg

Юрий Михайлович Лотман в статье "Посвящение Полтавы" не считая, что есть основания полагать именно Марию Волконскую "утаенной" любовью Пушкина, утверждает, что "Полтава" посвящена ей и что ее подвиг оставил глубокий след в сердце поэта.

В. Есиков в статье "Имя звезды" оспаривает мнение, что “Полтава”, стихотворения “Редеет облаков летучая гряда”, ”На холмах Грузии лежит ночная мгла” и некоторые другие посвящены Марии Волконской и вдохновлены чувством к ней. ”Ко времени знакомства с Пушкиным на юге Марии Николаевне еще не исполнилось пятнадцати лет.

Ненастный день потух; ненастной ночи мгла

По небу стелется одеждою свинцовой;

Как привидение, за рощею сосновой

Луна туманная взошла...

Все мрачную тоску на душу мне наводит.

Далеко, там, луна в сиянии восходит;

Там воздух напоен вечерней теплотой;

Там море движется роскошной пеленой

Под голубыми небесами...

Вот время: по горе теперь идет она

К брегам, потопленным шумящими волнами;

Там, под заветными скалами,

Теперь она сидит печальна и одна...

Одна... никто пред ней не плачет, не тоскует;

Никто ее колен в забвенье не целует;

Одна... ничьим устам она не предает

Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.

........................................................

........................................................

........................................................

Никто ее любви небесной не достоин.

Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен;

........................................................

Но если .....................

Любопытно, что по воспоминаниям графа Густава Олизара, страстно и безнадежно влюбленного в Волконскую, она в то время (1820 год) представлялась ему “мало интересным смуглым подростком”. В последующие годы она могла встречаться с Пушкиным мельком или случайно, как это произошло в 1826 году в салоне З.А. Волконской, но этой встрече придали чрезмерное значение”.

В 70-х годах Николай Алексеевич Некрасов приступает к созданию поэмы “Русские женщины” . Собирая материал, он обращается к сыну Марии Николаевны М.С. Волконскому с просьбой разрешить ему ознакомиться с “Записками” его матери. При этом поэт ссылался на то, что данных о Волконской у него гораздо меньше, чем о Е.И. Трубецкой, и ее образ может выйти искаженным.

Михаил Сергеевич долго отказывался, но в конце концов ответил согласием. Несколько вечеров Волконский читал и тут же дословно переводил их Некрасову (они были написаны по-французски). Поэт слушал, делая заметки и записи.

“Николай Алексеевич по нескольку раз в вечер, - писал позже Волконский, - вскакивал и со словами: “Довольно не могу”, - бежал к камину, садился к нему и, схватясь руками за голову, плакал, как ребенок”.

Строго придерживаясь фактов, Некрасов создал притягательный и героический образ. В начале поэмы Волконская - юная и очаровательная девушка - “царица бала”, увлекающая молодежь “голубым огнем” своих глаз. Обрушившееся на нее несчастье показало стойкость ее характера и благородство духа. Сильнейшей сценой русской поэзии и поныне остается описание встречи Волконской с мужем в руднике:

Я только теперь, в роднике роковом,

Услышав ужасные звуки,

Услышав ужасные звуки,

Увидев оковы на муже моем,

Вполне поняла его муки.

Он много страдал, и умел он страдать!

Невольно пред ним я склонилась

Колени - и, прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила!..

И тихого ангела Бог ниспослал

В подземные копи - в мгновенье

И говор, и грохот работ замолчал,

И замерло словно движенье,

Чужие, свои - со слезами в глазах,

Взволнованны, бледны, суровы -

Стояли кругом. На недвижных ногах

Не издали звука оковы,

И в воздухе поднятый молот застыл...

Все тихо - ни песни, ни речи...

Казалось, что каждый здесь с нами делил

И горечь и счастие встречи!

Святая, святая была тишина!

Какой-то высокой печали,

Какой-то торжественной думы полна.

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

  • 4 года спустя...

Анна Керн: Жизнь, слезы и любовь…

 

0_7c2e5_f285c76f_XL_thumb%25255B16%25255

Имя Анны Керн в сознании русского читателя неразрывно связано с известнейшими строками Александра Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…». За два столетия, прошедшие с момента написания этого стихотворения, литературоведы и историки успели провести множество изысканий по поводу отношений великого поэта с незаурядной женщиной. От их первой встречи в Петербурге, в аристократическом салоне Олениных, до последней, похожей на мистический миф…

 

…Существует версия, что гроб Анны Керн повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву к Тверским воротам. По другой версии, Анна Петровна незадолго до смерти из своей комнаты услышала шум, вызванный перевозкой огромного гранитного постамента для памятника Пушкину, и, узнав, в чем дело, сказала: «Ну, слава Богу, давно пора!».

clip_image001%25255B3%25255D_thumb%25255

Надо сказать, высокая нота, взятая Александром Пушкиным в стихах, ощутимо «приземляется» его нелицеприятными высказываниями о «гении чистой красоты» в письмах к друзьям, что до сих пор щекочет нервы любителям пикантных подробностей. Оставим это на совести поэта. Как бы там ни было, посвящение Пушкина Анне Керн стало чуть ли не самым популярным лирическим стихотворением в русской литературе. А сама Анна Петровна в памяти потомков осталась воплощением женственности, идеальной музой.

Но та, реальная, жизнь, которую Анна вела вне «ореола» Александра Сергеевича, была непроста и порой трагична. Сохранились воспоминания, дневники и письма Анны Керн, в которых задокументированы ее переживания и факты жизни. Большую их часть Анна Петровна написала в возрасте 70 лет в местечке Сосницы на Черниговщине: «Грудным ребенком я переехала в Лубны, где отец получил имение в 700 душ. Родительская усадьба располагалась на чрезвычайно живописном месте, на склоне горы, спускавшейся террасами к реке Суле, среди берестовых, липовых и дубовых рощ…».

clip_image002%25255B3%25255D_thumb.jpg?i

Та самая усадьба в Лубнах, на Полтавщине

Дед Анны Марк Полторацкий принадлежал к старинному украинскому казацкому роду. Уроженец сотенного местечка Сосницы, он учился в Киево-Могилянской академии. Алексей Разумовский, разыскивавший на малороссийских землях талантливых певцов для Придворного хора, пригласил Марка, обладателя прекрасного баритона, в Петербург.

Из северной столицы молодой певец вскоре был направлен в Италию для совершенствования вокального мастерства. Вернувшись в Петербург, он стал дирижером, а спустя 10 лет – управляющим Придворной певческой капеллы. За многолетнюю службу он получил чин действительного статского советника, который давал право на потомственное дворянство. У М. Полторацкого было 22 ребенка! Анна Керн родилась в семье его младшего сына Петра, подпоручика в отставке, Лубенского предводителя дворянства.

О своем отце Анна вспоминала: «Он был выше всех на голову, и его все уважали. Он своим умом и образованием обаятельно действовал на простодушных лубенцев и снискал их любовь». В лубенский круг общения Полторацких входили Новицкие, Кулябки, Кочубеи – потомки старинных родов казацкой старшины.

KernAnna_thumb%25255B7%25255D.jpg?imgmax

Памятная доска на стене гостиницы «Русь» – на месте, где стоял дом, в котором родилась Анна Керн (урожденная Полторацкая)

В Лубнах Анна Петровна прожила до замужества, учила брата и сестер, танцевала на балах, участвовала в домашних спектаклях… «и вела жизнь довольно пошлую, как и большинство провинциальных барышень. Несмотря на постоянные веселости, обеды и балы, в которых я участвовала, мне удавалось удовлетворять свои страсти к чтению, развившиеся во мне с пяти лет. В куклы никогда не играла и очень была счастлива участвовать в домашних работах».

В те годы в Лубнах был расквартирован конно-егерский полк, и многие офицеры были поклонниками юной красавицы. Но замужество Анны было решено по воле отца, человека строгого и деспотичного: ее женихом стал 52-летний генерал-майор Ермолай Федорович Керн, участник войны с Наполеоном, командир дивизии, к которой принадлежал Лубенский полк. Девушка была поражена таким решением: «От любезностей генеральских меня тошнило, я с трудом заставляла себя говорить с ним и быть учтивою… Зная желание родителей, я предвидела, что судьба моя решена родителями, и не видела возможности изменить их решение».

Венчание Анны Полторацкой с Ермолаем Керном состоялось 8 января 1817 года в Лубенском соборе. Ее отвращение к генералу после женитьбы только усилилось. В дневнике молодой женщины постоянно появлялись записи, полные то глубокой тоски, то негодования: «Его невозможно любить – мне даже не дано утешения уважать его; скажу прямо – я почти ненавижу его».

clip_image004%25255B3%25255D_thumb%25255

Ермолай Керн, прославленный генерал и постылый муж.

В 1817 году на балу в Полтаве, устроенном по случаю смотра 3-го корпуса генерала Фабиана Вильгельмовича Остен-Сакена, состоялось знакомство Анны с императором Александром I: «Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом! Он заговорил, и я была на седьмом небе и от ласковости этих речей, и от снисходительности к моим детским понятиям и взглядам!

Я возвратилась домой такая счастливая и восторженная, рассказала мужу весь разговор с царем и умоляла устроить мне возможность еще раз взглянуть на него, что он и исполнил. …По городу ходили слухи, вероятно несправедливые, что будто император спрашивал, где наша квартира, и хотел сделать визит… Потом много толковали, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву… Может быть, это сходство повлияло на расположение императора к такой неловкой и робкой тогда провинциалке!

Я не была влюблена… я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нем не было ни задней мысли о том, чтобы получить милости посредством благосклонного внимания царя, – ничего, ничего подобного… Все любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой!».

Alex_1_vzrosly_thumb%25255B2%25255D_thum

Известно, что император Александр I стал крестным отцом первой дочери Анны Керн, Екатерины.

Анна Петровна впервые приехала в Петербург в 1819 году, где была представлена своей тетке Елизавете Олениной, жене Александра Оленина, видного государственного деятеля, президента Академии художеств. (Спустя много лет именно Анна напишет стихотворную эпитафию для надгробия Оленина в Александро-Невской лавре).

В аристократическом салоне Олениных на набережной Фонтанки, дом 101, собиралась творческая элита того времени: Карл и Александр Брюлловы, Орест Кипренский, Николай Гнедич, Василий Жуковский, Николай Карамзин, Иван Крылов и др. Там и произошла ее первая встреча с Пушкиным, ставшая судьбоносной. Поэт, тогда еще не слишком известный, не произвел на Анну сильного впечатления. Об этом вечере Анна

Керн вспоминала: «За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: «Можно ли быть такой хорошенькой!». Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: «Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?».

Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. «Ну, как же ты теперь, Пушкин?» – спросил брат. «Я раздумал, – ответил поэт, – я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины...».

clip_image005%25255B3%25255D_thumb.jpg?i

Бюст Анны Керн в Риге возле бывшей церкви Петра и Павла (ныне концертный зал камерного хора «Аве сол»), 1990 год. Рядом – памятная доска Пушкину со строкой «Я помню чудное мгновенье…»

0628123b021a_thumb%25255B2%25255D_thumb.

Их следующая встреча, ставшая эпохальной для русской литературы, состоялась шесть лет спустя в селе Тригорском, близ села Михайловского – в июле 1825 года, в имении Прасковьи Осиповой, тетушки Анны. К тому моменту Анна Керн стала матерью двух дочерей: Екатерины и Анны.

В день отъезда Анны Петровны из Тригорского Пушкин передал ей экземпляр второй главы «Онегина», в который был вложен лист со стихотворением «Я помню чудное мгновенье…». Согласно дневникам Керн, когда она собиралась спрятать подарок в шкатулку, Пушкин пристально посмотрел на нее, выхватил листок со стихами и не хотел возвращать. «Насилу выпросила их опять. Что у него промелькнуло в голове, не знаю…».

49b04c5554fb_thumb%25255B2%25255D_thumb.

Сам Пушкин так писал о своих чувствах в письме, адресованном кузине Анны Керн, Анне Вульф, с которой она из Михайловского уехала в Ригу: «Каждую ночь я гуляю в своем саду и говорю себе: здесь была она... камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе подле увядшего гелиотропа. Наконец я много пишу стихов. Все это, если хотите, крепко похоже на любовь, но божусь вам, что о ней и помину нет».

Переписка между Пушкиным и Керн, завязавшаяся после встречи в Тригорском, длилась около полугода. Письма Анны к Пушкину не сохранились, а вот Анна долгие годы берегла письма «солнца русской поэзии». В дни лишений на закате своих дней Анна Петровна вынуждена была продать дорогие сердцу письма поэта за бесценок (каждое по пять рублей).

Александр Сергеевич в письмах к Анне был не только сладкоречив, но и весьма остер на язык: «Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? Очень он мне нужен – разве у хорошеньких женщин должен быть характер? Главное – это глаза, зубы, ручки и ножки... Как поживает ваш супруг? Надеюсь, у него был основательный припадок подагры через день после вашего приезда? Если бы вы знали, какое отвращение испытываю я к этому человеку! ...Умоляю вас, божественная, пишите мне, любите меня».

clip_image006%25255B4%25255D_thumb%25255

Пушкин и Анна Керн. Рисунок Надежды Рушевой

Анна Керн достаточно трезво рассуждала о чувствах поэта: «Живо воспринимая добро, Пушкин, однако, как мне кажется, не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта больше, чем истинное и глубокое чувство, им внушенное...

Причина того, что Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключалась, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени. ...Я думаю, он никого истинно не любил, кроме сестры своей да старенькой няни».

Весной 1826 года между супругами Керн произошел разрыв, приведший к разводу. Вскоре умерла их четырехлетняя дочь Анна. Анна Керн не присутствовала на похоронах, поскольку была беременна дочерью Ольгой, которая умрет в 1834 году.

В первые годы после развода Анна Керн нашла поддержку среди друзей Пушкина – поэтов Антона Дельвига, Дмитрия Веневитинова, Алексея Илличевского, литератора Александра Никитенко. Известно, что в 1827 году во время пребывания в Тригорском она посещала родителей Пушкина и успела «совершенно вскружить голову Льву Сергеевичу», брату поэта. Он даже посвятил ей стихотворение «Как можно не сойти с ума, внимая вам, на вас любуясь…».

clip_image007%25255B2%25255D_thumb%25255

Анна Керн. Рисунок Пушкина. 1829 год

В 1837—1838 годах Керн проживала в Петербурге в маленьких квартирках, с единственной оставшейся в живых дочерью Екатериной. У них часто бывал Михаил Глинка, ухаживавший за Екатериной Ермолаевной. Ей он посвятил романс «Я помню чудное мгновенье…», так пушкинские строки были обращены уже к дочери Анны Керн.

Екатерина Керн впоследствии окончила Смольный институт благородных девиц и была оставлена в нем в качестве «классной дамы». Она вышла замуж за Михаила Шокальского и стала матерью Юрия Шокальского, известного ученого-океанографа и картографа, академика, выдающегося исследователя, именем которого названы 12 географических объектов Земли.

Последняя встреча Анны Керн с Пушкиным состоялась незадолго до трагической гибели поэта – он навестил Анну, чтобы принести свои соболезнования в связи со смертью ее матери. Об этом Анна Петровна вспоминала с большой душевной благодарностью.

1 февраля 1837 года А. Керн «плакала и молилась» на отпевании поэта в полумраке Конюшенной церкви. Вскоре по просьбе родственницы из Сосниц Дарьи Полторацкой Анна стала навещать ее сына, Александра Маркова-Виноградского, который учился в I-м Петербургском кадетском корпусе и доводился Анне Петровне троюродным братом. Неожиданно между ними вспыхнуло чувство. Ей было 36, а ему – 18.

512px-___thumb%25255B2%25255D_thumb%2525

Портрет Анны Керн. 1840-е годы. Аким Арефов-Багаев

Закончив корпус в чине подпоручика, прослужив всего два года, Марков-Виноградский выходит в отставку и, когда умирает генерал Керн, женится на Анне в 1842 году. Они прожили вместе более трех десятков лет в бедности и лишениях. Даже рождение у Марковых-Виноградских сына Александра не сменило гнев отца Анны на милость: он лишил дочь всех прав наследства.

Марковы-Виноградские жили в крохотном имении Александра Васильевича в Сосницах, состоявшем из 15 душ крестьян. Этот скромный человек души не чаял в Анне: «Благодарю тебя, Господи, за то, что я женат! Без нее, моей душечки, я бы изныл, скучая. Все надоедает, кроме жены, и к ней одной я так привык, что она сделалась моей необходимостью! Какое счастье возвращаться домой! Как тепло, хорошо в ее объятьях. Нет никого лучше, чем моя жена. Семейная жизнь, освященная любовью, есть величайшее счастье – она уравновешивает все несчастья наши».

В 1855 году Александру удалось получить место в министерстве государственных имуществ, и Марковы-Виноградские переехали в Санкт-Петербург. Через десять лет Александр Васильевич по состоянию здоровья в невысоком чине коллежского асессора с маленькой пенсией оставил службу, и супруги возвратились на Черниговщину.

В те годы Анна Петровна писала сестре мужа: «Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви… может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы. …Мы, отчаявшись приобрести когда-нибудь материальное довольство, дорожим всяким моральным впечатлением и гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастьем духовным. Богачи никогда не бывают поэтами… Поэзия – богатство бедности…».

Кстати, Александр Марков-Виноградский, посетив родные земли Анны, писал: «Лубны раскинулись по холмам и террасам высокого правого берега реки Сулы, впадающей в Днепр. Они замечательны ботаническим садом и казенною аптекою, заведенною Петром I. В них, кроме грязи, в которой тонут не только собаки, но и лошади и даже иногда люди – бывают такие случаи – есть и библиотека для чтения!

Да и помимо этого Лубны достойны замечания по своему древнему живописному положению и прекрасному климату. Верно, тут в древности промышляли лубом, а может, как некоторые думают, любовью, и от того и город получил свое название». Уже в 2000-х годах в Лубнах почтили знаменитую землячку: улицу Котовского переименовали в улицу Анны Керн...


http://storyfiles.blogspot.co.il/2013/12/blog-post_6667.html

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Пушкин: Такие разные портреты

 

pa3%25255B11%25255D.jpg?imgmax=800

6 июня 1799 года — в Москве родился Александр Пушкин. Никто из нас, ныне живущих, не знает, как выглядел поэт - как известно, фотография была изобретена уже после гибели поэта. Следовательно, фотопортреты его отсутствуют, но существуют словесные и живописные. Быть может (лестная надежда) Укажет будущий невежда На мой прославленный портрет, И молвит: то-то был Поэт!”

Пушкин, «Евгений Онегин», 1823

Никто из нас, ныне живущих, не знает, как выглядел поэт. В этом смысле большой ценностью обладают дневниковые заметки его современников, неважно кого – друзей или недругов, а также собственные высказывания поэта о своей внешности. Мы по многочисленным литературным источникам собрали такой архив:

4eb766a9ecc7e28cb07b79189a6880e4%25255B1

Миниатюра написана с Пушкина еще ребенком. Наиболее вероятный автор - генерал Ксавье де Местр, добрый знакомый родителей будущего поэта.

1. «...Саша был большой увалень и дикарь, кудрявый, со смуглым личиком, не слишком приглядным, но с очень живыми глазами, из которых так искры и сыпались...» (Из воспоминаний Е.П.Янькова.)

a8dddd171048497831dd233bccd53265%25255B7

Эта гравюра была выполнена на меди художником Е.Гейтманом для первого издании "Кавказского пленника" (1822 года) с лицейского рисунка. Почему-то Пушкин выбрал для иллюстрации романтической поэмы образ себя шестнадцатилетнего.

2. «Пушкин был собою дурен, но лицо его было выразительно и одушевлено, ростом он был мал, но тонок и сложен необыкновенно крепко и соразмерно...» (Из воспоминаний брата поэта Л.С.Пушкина.) Рост Пушкина в зрелом возрасте известен точно – 166,64 см (два аршина и пять с половиной вершков).

f4ba029ec10b3ed748ae6a2fe4f37d13%25255B1

Предполагаемый автор этого акварельного портрета, выполненного около 1815 года - лицейский учитель рисования Сергей Гаврилович Чириков.

3. «Потомок негров безобразный». (Сам Пушкин. Из стихотворения «Юрьеву», 1820 г.)

4. «Кутила... вспыльчивый до бешенства... вечно рассеянный... избалованный с детства похвалой и льстецами... ничего любезного... ни привлекательного в своем обращении, в Лицее предавался распутству всех родов... непрерывная цепь вакханалий и оргий... Пушкин представлял тип самого грязного разврата... У него господствовали только две стихии – удовлетворение плотскими страстями и поэзия. В обеих он ушел далеко». (Из воспоминаний лицеиста барона М.А. Корфа.)

98809e8bbabbe75a72664a8ea32bf0df%25255B7

Константин Сомов "Портрет А.С.Пушкина". 1899

5. Князь П.А.Вяземский на записках М.А.Корфа сделал примечание: «Был он вспыльчив, легко раздражен, это правда, но когда самолюбие его не было задето, был особенно любезен и привлекателен, что доказывается многочисленными приятелями... Ничего трактирного в нем не было, а еще менее грязного разврата... В любви его преобладала вовсе не чувственность, а скорее поэтическое увлечение, что, впрочем, и отразилось в поэзии...»

image001%25255B7%25255D.jpg?imgmax=800

Петр Соколов. Портрет А. С. Пушкина 1836, акварель

6. И.И.Пущин – друг поэта: «...В нем была смесь излишней смелости и застенчивости, и то и другое невпопад, что тем самым ему вредило... Чтобы полюбить его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище. Между нами как-то это скоро и незаметно устроилось».

9ebb4e44ddfe51df307b03863acb3216%25255B1

Борис Кустодиев. "А.С.Пушкин на набережной Невы".

7. «Робость видна была во всех его движениях... он был очень неровен в обращении, то шумно весел, то грустен, то робок, дерзок, нескончаемо любезен, то томительно скучен, и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту... он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был несказанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его. Когда он решался быть любезным, то ничего не могло сравняться с блеском, остротой и увлекательностью его речи... он был невыразимо мил, когда задавал себе тему угощать и развлекать общество...» (Из воспоминаний Анны П.Керн о встрече с Пушкиным в Тригорском в июне 1825 г.)

fb091a13a8fe1f20ee681426a67541d8%25255B8

Кузьма Петров-Водкин "Пушкин в Петербурге"

8. «Наконец, надо себе представить и самую фигуру Пушкина. Ожидаемый нами величавый жрец высокого искусства был среднего роста, почти низенький человек, вертлявый, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми быстрыми глазами, с тихим приятным голосом, в черном сюртуке и черном жилете, застегнутом наглухо, в небрежно повязанном галстуке. Вместо высокопарного языка богов мы услышали простую, ясную, обыкновенную и между тем поэтическую, увлекательную речь». (Из воспоминаний историка М.П.Погодина, 12 октября 1826 г.)

2281483a1e27efc921642d0fb99e594e%25255B1

Константин Юон "Портрет А.С.Пушкина". 1945.

9. «Пушкин очень переменился наружностью. Страшные черные бакенбарды придали его лицу какое-то чертовское выражение. Впрочем, он все тот же. Так же жив и скор по-прежнему, в одну минуту переходит от веселости и смеха к задумчивости и размышлению...» (Из письма брата поэта Л.С.Пушкина к лицеисту Яковлеву, ноябрь 1826 г.)

396b5b8855ee85af1ad0b38ed92b1205%25255B1

В 1826 году - уже по возвращению из ссылки - Пушкин заказал два своих портрета Иосифу-Евстафию Вивьену, преподававшему рисование в Московском Дворцовом архитектурном училище. . Техника - итальянский карандаш.

10. «Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевали тот ум, который был в голубых, или лучше сказать в стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал его лица. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и принужденного и неограниченное самолюбие...» (Из воспоминаний А.А.Олениной, 1828 г.)

bb435648bfc2f18145f3dcc5156734e5%25255B8

Этот романтический образ поэта принадлежит кисти Ореста Кипренского. 1827 год. Заказчиком портрета был Дельвиг. Сам Пушкин комментировал в ситах этот портрет так: "Любимец моды легкокрылой, Хоть не британец, не француз, Ты вновь создал, волшебник милый, Меня, питомца чистых муз, - И я смеюся над могилой, Ушед навек от смертных уз. Себя как в зеркале я вижу, Но это зеркало мне льстит: Оно гласит, что не унижу Пристрастья важных аонид. Так Риму, Дрездену, Парижу Известен впредь мой будет вид."

11. «Это человек небольшого роста, на первый взгляд не представляющий ничего особенного. Если смотреть на его лицо начиная с подбородка, то тщетно будешь искать в нем до самых глаз выражения поэтического дара. Но глаза непременно остановят вас: в них вы увидите лучи того огня, которым согреты его стихи, полные силы и чувства». (Цензор Никитенко, ориентировочно 1827 г.)

5bfadb69832fadffd85550351dba33ff%25255B1

Это 1828 год. Гравюра - только сделанная через оттиск на камне (литогравюра) работы Густава Гиппиуса для его авторской серии "Современники" (гравюры популярных в России людей предлагались на продажу, но серия особенного коммерческого успеха не имела). Точно не известно, делал ли художник исходный рисунок с натуры или нет.

12. «Это человек, который выигрывает, когда его узнаешь». (Софи Дельвиг – жена друга поэта лицеиста Дельвига, письмо к подруге, май 1827 г.)

bb2acaee5ad2cba401e898e44680cf6c%25255B1

Иван Айвазовский и Илья Репин. "Пушкин у моря (Прощание Пушкина с Черным морем). 1887. Холст, масло. Находится в Центральном Пушкинском Музее.

13. «Великий Пушкин, малое дитя». (Дельвиг.)

f67a119df79e999ad161678dbad71a85%25255B7

Первый портрет, заказанный в 1827 году уже классику русской портретной живописи - Василию Тропинину.

14. «Как теперь вижу его живого, простого в обхождении, хохочущего, очень подвижного, даже вертлявого, с великолепными большими, чистыми, ясными глазами, в которых, казалось, отражалось все прекрасное в природе, с белыми блестящими зубами, о которых он заботился, как Байрон. Он совсем не был смугл, ни черноволос, как уверяют некоторые, а вполне был белокож, с вьющимися волосами каштанового цвета. В облике его было что-то родное африканскому типу, но не было того, что оправдывало бы его стих – потомок негров безобразный. Напротив того, черты лица у него были приятные. В одежде и во всей его наружности была заметна светская заботливость о себе...» (Из воспоминаний Юзефовича – адъютанта Раевского, увидавшего поэта на Кавказе в действующей армии в 1829 г.)

9541204082301dc4477522e26bfea657%25255B1

Считается что это последний прижизненный портрет Пушкина. Самый загадочный портрет, потому что на нем печать исхода судьбы поэта. Рисовал явно не профессионал, а любитель и видимо из близкого окружения Пушкина.

15. «В... газете объявили, что я собою неблагообразен и что портреты мои слишком льстивы. На эту личность я не ответил, хотя она глубоко тронула». (Сам Пушкин. Опровержение на критики, 1830 г.)

46dc4f9fa3baf3b5c34cba7fa96d5732%25255B1

Валентин Серов. "Пушкин в парке". 1899 г. Акварель, карандаш

16. «Могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был». (Пушкин. Из письма к жене, 1835 г.)

17. «Пушкин, писатель, разговаривает очаровательно без претензий, живо, пламенно. Нельзя быть безобразнее его – это смесь физиономии обезьяны и тигра. Он происходит от одной африканской расы, и в его цвете лица осталась еще какая-то печать и дикое во взгляде... Рядом с ней (имеется в виду жена поэта. – Авт.) его уродливость еще более поражает, но, когда он говорит, забываешь, чего ему недостает, чтобы быть красивым». (Из дневника графини Фикельмон – внучки Кутузова, в оригинале на французском языке.)

6c8890d94ffce7991be19e4d42f4ef4f1fd04c0e

А.С.Пушкин. Портрет работы К.П.Мазера. 1839

18. «Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности». (Сам Пушкин. Из письма к жене, 1836 г.)

b13ab4276f47bbce989d1a1795e6b35c3966c95b

Неизвестный художник. "Портрет Пушкина"

19. «Особенная, только ему свойственная улыбка, в которой так странно сочетались язвительная насмешка с безмерным добродушием». (Из воспоминаний молодого графа В.А.Сологуба после смерти поэта.)

7f71f0024c16f4b61d62c1a2689ccd0d%25255B1

Александр Кравчук "Портрет Пушкина"

20. «Пушкин был нехорош собою: смугловат, неправильные черты лица, но нельзя было представить себе физиономии более привлекательной, более оживленной, более говорящей и слышать более приятного, более гармоничного голоса, как будто нарочно созданного для его стихов». (Запись случайного, неизвестного человека, 1835 г.)

1831%25255B8%25255D.jpg?imgmax=800

Неизвестный художник. "Портрет Пушкина". 1831? г. Это апокрифический портрет поэта, не имеющий в чертах лица никакого сходства с Пушкиным. Покрой одежды и манера письма дают основание датировать портрет 1860-ми годами. Поэтому дату "13 июля 1813 года" можно считать фальшивой.

21. «В это время вошел желтоватый, смуглый брюнет с довольно густыми, темными бакенбардами, со смеющимися, живыми глазами... когда Пушкин улыбался своей очаровательной улыбкой, алые, широкие его губы обнаруживали ряды красивых зубов поразительной белизны». (Один провинциал, случайно встретивший Пушкина в 1836 г., за два месяца до его смерти, у А.Ф.Воейкова.)

e3c37353e8c06e86dac11ded6c43af74%25255B8

Гравюра на стали работы долго жившего в России английского художника Томаса Райта. Датируется 1837 годом. Делался ли рисунок с натуры неизвестно, но Пушкин и Райт были знакомы. Это самое продаваемое изображение поэта при жизни - цена ему была 5 рублей ассигнациями на китайской бумаге и 1 рубль серебром на веленевой. Об этом портрете И.Е. Репин подметил: "Обратите внимание(...) что в наружности Пушкина отметил англичанин. Голова общественного человека, лоб мыслителя, государственный ум."

22. «С первого взгляда наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь... Лучше всего, по-моему, передает его гравюра Уткина с портрета Кипренского. Во всех других копиях у него глаза сделаны слишком открытыми, почти выпуклыми, нос – выдающимся – это неверно. У него было небольшое лицо и прекрасная, пропорциональная лицу голова, с негустыми, кудрявыми волосами». (Из воспоминаний И.А.Гончарова, когда он студентом увидел А.С.Пушкина при посещении им Московского университета, 27 сентября 1832 г.)

FIG8%25255B11%25255D.gif?imgmax=800

Автопортреты Пушкина

23. «Какая мать могла зачать человека, чей гений так полон мощи, свободы, грации? То дикарь, то европеец, то Шекспир, то Байрон, то Ариосто и Анекреон, он всегда останется русским...» (Из письма княгини Зинаиды Н.Волконской, 29 октября 1826 г.)

Описания, как и живописный портрет, всегда субъективны. Однокашник Пушкина М.А. Корф был сыном прусского офицера, перешедшего в русское подданство. Человек набожный, педантичный, аккуратный и честолюбивый. За все время учебы в Лицее он ни разу не получил замечания за поведение.

В характеристике, данной ему лицейским начальством в 1812 году, есть такая фраза: «...осторожность и боязливость препятствуют ему быть совершенно откровенным и свободным». Очевидно, что характер и личность Пушкина – это полная противоположность личности М.А.Корфа. Юношеские фривольные шутки Пушкина, его общение с повесами гусарами навсегда отвратили молодого М.А.Корфа от поэта и его окружения.

00f07d7e37fe83da2182c3cdff4%25255B9%2525

В основе негативного описания облика поэта, данного А.А.Олениной, лежат женская гордость и каприз. В очаровательную Анет – дочь президента Академии художеств А.Н.Оленина – Пушкин был влюблен и посвятил ей изумительные строчки в письме к П.А.Вяземскому:

Она мила – скажу меж нами –

Придворных витязей гроза,

И можно с южными звездами

Сравнить, особенно стихами,

Ее черкесские глаза.

Она владеет ими смело,

Они горят огня живей;

Но, сам признайся, то ли дело

Глаза Олениной моей!

Какой задумчивый в них гений,

И сколько детской простоты,

И сколько томных выражений,

И сколько неги и мечты!..

Потупит их с улыбкой Леля –

В них скромных граций торжество;

Поднимет – ангел Рафаэля

Так созерцает божество.

А.С.Пушкин "Ее глаза".1828

5fa6f4952d5a%25255B10%25255D.jpg?imgmax=

Анна Алексеевна Оленина

Однако эти стихи привели Анет в бешенство, потому что они были, во-первых, в письме другому человеку, а во-вторых, Пушкин назвал ее в стихах «моею». Оленина не только отвергла поэта (как потом скаламбурила приятельница Пушкина Екатерина Ушакова: «Поэт остался с «оленьими рогами»), но и написала нелестный его словесный портрет.

Пушкин для нас, в отличие от Пушкина для его современников, имеет свой внешний облик – сформировавшийся за 150 лет социальный стереотип.

Мы узнаем его по удлиненным глазам, кудрям и бакенбардам, по прямому носу, выдающемуся вперед подбородку, пухлым губам и срезанному назад лбу. Таким он знаком нам с детства по хрестоматийным парадным портретам, по карандашным наброскам или по схематичным автопортретам на полях его рукописей.

Но как бы ни рисовали Пушкина художники, в сознании у каждого из нас свой Пушкин.

 

http://www.softmixer.com/2012/06/blog-post_3966.html

Ссылка на комментарий
Поделиться на других сайтах

Создайте аккаунт или авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий

Комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи

Создать аккаунт

Зарегистрировать новый аккаунт в нашем сообществе. Это несложно!

Зарегистрировать новый аккаунт

Войти

Есть аккаунт? Войти.

Войти
  • Недавно просматривали   0 пользователей

    • Ни один зарегистрированный пользователь не просматривает эту страницу.
×
×
  • Создать...